Луи Буссенар - Французы на Северном полюсе
Больной агонизировал. Но неожиданно к нему вернулся дар речи. Может быть, помогла порция водки, которую дал ему доктор.
— Прощайте, капитан!.. И вы, матросы, прощайте!.. Я не увижу вашей славы, не смогу вам помочь!.. Но я сделал все, что мог!.. Верно?
— Да, мой друг! — ответил капитан. Голос д’Амбрие дрогнул. В глазах блеснули слезы. — Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. И век буду тебе благодарен.
— Спасибо, капитан!.. Работая для вас, я работал для Франции! Товарищи мои, простите, если кого обидел! Я умираю верным флагу Франции, как истинный сын Эльзаса… Я до конца боролся против тех… тех, кто его украл, мой Эльзас!.. Капитан, позвольте мне последний раз взглянуть на мой дорогой флаг!.. А ты, Артур… спой «Старый Эльзас»! И я умру счастливым.
Больной в изнеможении упал на постель, но когда увидел трехцветный флаг Франции, освещенный солнцем, силы будто вновь вернулись к нему. Он не мог оторвать взгляда от флага, символа родины, и в глазах его можно было прочесть безграничную любовь и глубокую грусть. Грусть перед вечной разлукой.
Форен с трудом сдерживал слезы.
Полог палатки был откинут, и на матросов падали яркие солнечные лучи, отраженные ослепительно белым снегом.
— Пой, друг! — Фриц умоляюще смотрел на парижанина. — Бог милостив, он простит меня! Я любил мою родину!.. Я пролил за нее кровь!.. Пой же про Эльзас…
Превозмогая волнение и судорожно глотая слезы, Летящее Перо запел:
Скажи, где родина твоя?
Германия иль Франция?..
Голос кочегара звучал все громче, ледяная пустыня, казалось, ожила.
Это старый честный Эльзас!..
Фриц стал задыхаться, на лбу выступил пот, глаза наполнились слезами.
Скажи, где родина твоя?
Германия иль Франция?
Это страна, где есть горы и долины,
Где на холмах и в деревнях
Растут вместе с колосьями
Ненависть твоих врагов
И горячая живая любовь
Твоих благородных сынов, о Франция!
С огромным трудом больной приподнялся, поддерживаемый капитаном и Артуром, и так, сидя, продолжал слушать. Зазвучал последний куплет:
…Воскликну, гнева не тая
Вот, немцы, родина моя!
Пускай в тисках вы сжали нас,
Но верен Франции Эльзас.
— Прощайте! — не отрывая взгляда от флага, крикнул механик, приподнявшись, и упал замертво на свое ложе.
— Это конец! — воскликнул капитан, не сдерживая больше катившихся по лицу слез.
— Бедный Фриц! — прошептал Летящее Перо и зарыдал.
Все обнажили головы. Охваченный скорбью, д’Амбрие взял флаг и покрыл им тело усопшего.
Запасы продовольствия подходили к концу, и надо было скорее отправляться в поход, но капитан решил повременить еще день.
Он должен проводить в последний путь своего матроса, а потом пойдет туда, где его ждут опасности, куда зовет судьба.
Доктор, как это положено по закону, засвидетельствовал смерть Фрица Германа. Покойного обрядили в форму французского матроса, прикрепив к ней медаль, военную награду, затем положили посреди палатки, осветив всеми имевшимися светильниками, а через шесть часов завернули в парусину.
Место для могилы выбрал капитан. Загроможденное большими льдинами, оно находилось в двухстах — трехстах метрах от палатки.
Среди льдин вырубили глубокую яму и вернулись к покойному, чтобы совершить похоронный обряд.
Двое вызвались везти сани, на которые положили укрытое флагом тело. Было раннее утро, когда команда во главе с капитаном пошла за гробом в печальном молчании.
По обычаю моряков, заупокойную молитву прочел капитан. Тело опустили в могилу, засыпали осколками льда, а сверху навалили ледяные глыбы, чтобы ее не разрыли медведи и волки.
Сверху поставили крест, сколоченный из двух обломков мачт, с вырезанной на нем надписью:
ФРИЦ ГЕРМАН,
француз из Эльзаса
26 апреля 1888 г.
— Прощай, Фриц Герман! — глухим голосом проговорил д’Амбрие. — Покойся в мире!.. Ты честно жил, безропотно страдал и умер как настоящий моряк. Да упокоит Господь твою душу!
Печальные вернулись французы в палатку, и каждый поклялся в душе не допускать больше неосторожности, за которую их товарищ поплатился жизнью. Тем более что среди членов экипажа было еще трое больных.
Ник, правда, уже пошел на поправку после того, как напился свежей тюленьей крови. Но где взять ее снова, чтобы окончательно выздороветь?
Неизвестно, удастся ли Угиуку снова поймать тюленя.
Капитан долго беседовал с Бершу, доктором и Геником, занявшим место заболевшего Вассера.
Состояние команды, неподвижность льдины, бесконечные препятствия на оставшемся отрезке пути заставили д’Амбрие изменить первоначальное решение ни под каким видом не расставаться с матросами.
Он возьмет с собой четырех человек и полдюжины собак, погрузит на сани плоскодонку, захватит провизии на двадцать пять дней, два спальных мешка, немного медикаментов, секстант, нивелир[106], хронометр, подзорную трубу, оружие, боеприпасы, лопаты и кирки — словом, лишь то, без чего нельзя обойтись.
Тогда людям не придется впрягаться в сани, только помогать собакам по мере необходимости.
Чтобы никого не обидеть, решено было тянуть жребий, кому идти с капитаном.
Самыми выносливыми, как ни странно, оказались южане: провансалец Дюма с басками Жаном Иттуриа и Мишелем Элембери, а также Артур Форен.
Дело это было добровольное, и любой из них мог под каким-нибудь благовидным предлогом отказаться.
Этого не случилось. Напротив, все четверо выразили бурную радость, воскликнув:
— Да здравствует капитан! — будто на долю им выпала великая слава, а не новые страдания.
Свои обязанности повара Дюма передал на время Курапье, и тот сразу занялся приготовлением еды. Но прощальный обед оказался на редкость невкусным.
Итак, на следующий день, 27 апреля, маленький отряд должен был выступить в поход.
ГЛАВА 8
Последние распоряжения. — Разлука. — Тяжелое путешествие. — Бесполезное великолепие. — Кривая линия. — Силовые упражнения. — Под снегом. — Вдали появился какой-то предмет. — Полярный знак под 89° северной широты. — Тревожные мысли. — Немецкий документ. — Следы английской экспедиции капитана Нэрса. — Запись лейтенанта Маркема. — Ледоход в Палеокристаллическом море. — Внезапное потепление.
