Василий Ефименко - Ветер богов
— Сэттян, Сэттян![31] Где же ты, негодник?!.. Встречай скорее отца!
Ичиро ласково отодвинул деда в сторону. В дверях появился трехлетний мальчуган и, нерешительно перешагнув через порог, медленно двинулся к ним. Эдано, не отрывая взгляда, смотрел на маленького человечка, своего сына. Тот остановился на некотором расстоянии от них, почтительно поклонился и чуть слышно проговорил:
— Здравствуйте, отец!
Эдано, подхватив его на руки, прижал к груди, жадно всматриваясь в лицо мальчугана.
— Пойдем домой, внучек, — подтолкнул Эдано дед, — негоже, чтобы на нас глазели, да и я расчувствовался, как женщина. Пойдем!
Не спуская сынишку с рук, Ичиро шагнул в дверь родного дома…
Когда первые, самые сумбурные минуты встречи прошли, Эдано, не сдерживая счастливой улыбки, сел на свое постоянное место. Сынишка продолжал сидеть у него на руках, уплетая русские конфеты.
— А где же Тами? — вспомнил Эдано старую служанку.
— Э-э… — сокрушенно покачал головой дед, — умерла наша Тамитян в прошлом году. Мы не стали тебе писать об этом, чтобы не огорчать. Всё тебя хотела дождаться.
— Очень жаль, — опечалился Ичиро, — она мне как мать была.
— Да уж это правда, — согласился дед. — Девчонкой служить в нашем доме стала… Я постарше её, и я, — дед гордо выпрямился, — первый из Эдано, у кого есть сыновья, внуки и правнук. В деревне никого такого нет! — самодовольно закончил он.
— Но, дедушка, — усмехнулся Ичиро, — в этом есть кое-какие заслуги и сыновей, и внука.
— Да, да, — задребезжал мелким смешком дед, — ты, внучек, весь в меня. Не растерялся. Такую жену, как Намико, каждому пожелать можно. Да что же это я, — спохватился он, — пойду пошлю за ней соседского мальчишку.
Оставшись наедине с сыном, Ичиро поставил его на ноги. Мальчишка не был похож на того толстенького, кривоногого карапуза, каким он представлял его себе в лагере военнопленных. Худенький, чистенький, с аккуратно подстриженной челкой, мальчик спокойно смотрел на отца черными глазенками.
«Глаза, как у Намико, — подумал Эдано, — а брови мои, и нос. И ростом в меня будет…»
— Что смотришь? — спросил, входя в комнату, дед. — Парень — настоящий Эдано!
Ичиро с улыбкой взглянул на него. Старик ещё больше усох, ссутулился, на его лице не осталось ни одного ровного места — морщины стали ещё глубже и гуще. Но выглядел он, пожалуй, бодрее и живее, чем четыре года назад, когда Ичиро приезжал на побывку с повязкой камикадзе на голове.
— Ты, наверное, голоден, внучек?
— Нет, не очень.
— Э-з… сейчас будем есть. Только Намико обождем. Она мне не простит, если сама тебя не накормит. Хорошая у тебя жена, — снова не удержался дед, словно это он сосватал невестку. — Хозяйка, работящая, послушная, такого сына тебе родила.
— Ладно, хватит расхваливать, дедушка, — улыбнулся внук. — Я же сам выбрал Намико и бросать её не собираюсь.
— Темная ночь тебе её выбрала, да повезло. Знаю, знаю, что вы давно с ней сдружились, ведь соседями были. Жаль отца и мать Намико. И всё война. Сколько парней не вернулось. Почти в каждом доме есть утраты. Хвала богам: они не потребовали жертв от дома Эдано. А ты ведь камикадзе был… Э-э… — снова всполошился старик, — обожди минутку, я же тут припас к твоему приезду, и, пока невестка придет, мы…
Он ушел на кухню и вскоре торжественно принес двухлитровую оплетенную бутылку сакэ.
— Довоенное, «Дочь счастья». Ну-ка, Сэттян, где наши сакадзуки?
Мальчишка проворно юркнул в дверь и через минуту бережно принес две чашечки.
— А себе? — шутливо спросил его дед. — Капельку можно и ему. Такой день. Только конфет больше не давай.
Ичиро вспомнил о подарках и стал развязывать мешок.
— Тут у меня, дедушка, покрепче сакэ есть кое-что. Русская водка.
— Вот как? — потер руки старик. — Забыл уже, какая она. А подарки не доставай. Обождем Намико, — снова вспомнил он о невестке.
Молча, торжественно дед налил всем сакэ и улыбнулся, когда правнук мужественно выпил, стараясь не морщиться. Ичиро снова взял сынишку на руки. Мальчуган совсем освоился, об отце он много слышал от матери. Теперь пусть только кто его обидит…
— Ну, вот она, Намико! На крыльях летит! — воскликнул дед, кивая на окно.
Ичиро резко повернулся. По пыльной улице действительно словно летела Намико. Она подбежала к воротам и остановилась, прижав руки к груди, чтобы отдышаться. Потом тщательно вытерла лицо, поправила волосы и уже медленно, волнуясь и робея, двинулась к дому.
Ичиро встал, ожидая жену, хотя дед неодобрительно посмотрел на внука — мужчина должен быть сдержанным в своих чувствах.
Молодая женщина, переступив через порог, упала на колени в почтительном глубоком поклоне.
— Здравствуйте, Эдано-сан. Поздравляю вас с благополучным прибытием! — тихо проговорила она и подняла на мужа полные радостных слез глаза.
Муж шагнул к ней, поднял за плечи, с силой прижал к груди. Намико, робко прильнув к нему, плакала. Ичиро посмотрел и глаза жены и тоже тихо сказал:
— Здравствуй, любимая!
— Э-э, — заворчал дед, — ты у русских научился таким нежностям? Избалуешь мне невестку. Давай мам есть, Намико. Мы, трое Эдано, голодны, как три бродячих самурая. И мы опорожним сегодня эту бутыль. Верно, Сэттян? — обратился он к правнуку.
Смущенная женщина бросилась на кухню.
Когда низенький столик был накрыт и заставлен незамысловатыми яствами, Ичиро усадил Намико рядом с собой. «Я так хочу, и так будет всегда!» — сказал он деду.
Долго длился рассказ о пути бывшего камикадзе к родному дому. Дед то крякал, то стукал кулаком по собственному колену, то бормотал: «Я помолюсь за благополучие Савады-сана. Подумать только, русские дали свою кровь. Ах, мерзавцы, свои хотели убить… Неужели вместе с русскими лечили?»
Намико, чуть приоткрыв рот, старалась не проронить ни слова. Она то в волнении стискивала руки, то поправляла на себе одежду. И не сводила сияющих глаз с мужа, её мужа, который перенес столько страданий, преодолел тысячи препятствий, мужа, которого она уже похоронила.
И вот он сидит рядом с ней — живой, сильный, крепкий.
Один Сэцуо не обращал внимания на рассказ отца. Прижавшись к матери, он старательно складывал конфетные бумажки.
Ичиро заново переживал всё, что испытал за четыре года. Лишь о немногом он умолчал: о мимолетной любви к Ацуко. Он вспоминал о ней всегда с нежностью и благодарностью, но это касается только его одного. Не оказал Ичиро и о том, как он и Савада утопили сына Тарады. Зачейм волновать Намико? Ничто не должно омрачать их встречу.
