Василий Ефименко - Ветер богов
«Значит, верно писали в «Нихон симбун», — вспомнил Эдано статьи из газеты для военнопленных. — Выходит и вправду есть люди, которым ненавистна оккупация».
За время, проведенное в Майдзуру, Эдано, сам не замечая того, пал духом. Раньше он надеялся, что на родине многое изменилось, что его соотечественники, испытав ужасы войны, трагедию Хиросимы, полны гнева. А те, кто вверг страну в войну, стыдятся глядеть в глаза людям. Но речь вице-министра, допросы в комиссии, вагон «для иностранцев» и надписи на дверях «только для иностранцев» — всё это легло тяжелым грузом на душу.
Даже рассказ проводника о забастовке не повлиял на его настроение: «Ну попробовали бастовать, а дальше что?..»
Но, увидав надпись на неприступной высоте, Этано ободрился. Ведь, чтобы сделать это, надо было рисковать жизнью. А разве будут люди рисковать жизнью ради того, во что они не верят?
5
Кобэ оглушил Эдано. Только заборы вокруг пустырей и развалин домов свидетельствовали о том, что каких-нибудь четыре года назад в ночном небе над городом кружили американские самолеты, сбрасывая смертоносный груз. Заборы увешаны крикливыми рекламными плакатами. «Лучший подарок в мире — жемчуг Микимото», «Лучшее в Японии — пиво Кирин», «Автомобиль «ниссан» — модно и патриотично».
По улицам бесконечной вереницей мчались широкозадые, сверкающие лаком и никелем американские лимузины.
В том же потоке двигались старые, облезлые японские автомашины довоенного выпуска — некоторые с горбам газогенератора. Попадались и окрашенные в защитный цвет кургузые «джипы» с американцами в военной форме…
И тут же, почти рядом, на ступеньках лестницы, у заколоченного подъезда дома расположилась группка людей в белых халатах и потрепанных солдатских шапках.
Они выставили напоказ свои протезы и костыли. Некоторые держат в руках музыкальные инструменты: флейту, гитару, рожок, барабан. А безрукие составили хор. Они поют под музыку грустную народную песню. Время от времени один из инвалидов берет рупор и, обращаясь к прохожим, просит пожертвовать на пропитание.
И ещё больше, чем в Майдзуру, вывесок, надписей, транспарантов на английском языке. Они о чем-то напоминают, кричат, уговаривают. Но уговаривают других, тех, кто сейчас распоряжается на его родине. Вот прошла их целая группа — военные моряки. В потоке прохожих вокруг них образовалось свободное пространство, которое не позволяет им раствориться в толпе. Группа моряков является здесь инородным телом, не способным вступить в контакт с горожанами Кобэ. Один из моряков завернул в ресторанчик с крикливой вывеской «Биг Билл», и остальные потянулись за ним: открытая дверь мигом всосала их, как вакуумный насос. А на тротуаре уже не оказалось свободного места, мимо двери ресторана потек однородный, оплошной поток прохожих.
Внезапно Эдано остановился. Навстречу шла японка, одетая ярко, по-европейски, с канной белесо-рыжеватых волос на голове. «Крашеная», — догадался Эдано, оглядываясь вслед европеизированной красавице. «Са…» — удивленно втянул он в себя воздух и, потеряв всякое желание идти дальше, вернулся на вокзал.
Глава вторая
Здание станции было прежним, таким знакомым. Война пощадила этот небольшой деревянный павильон. Толкаясь и извиняясь, Эдано вышел на платформу, хотя знал — никто встречать его не будет: о дне приезда он родным не сообщал.
Знакомые места вызвали воспоминания. Здесь он впервые увидел паровоз и вагоны, когда его, ещё маленького, дед привел сюда. Отсюда он поехал в Кобэ вместе с Иссумбоси, отсюда они отправились на войну.
Четыре года он не был здесь. Неужели за эти годы тут ничего не изменилось, всё осталось прежним? Он посмотрел вокруг внимательнее. Нет, здесь тоже появилось кое-что новое. Не только надписи по-английски. Вон та, широкая бетонированная площадка у подъездных путей. На ней холмом возвышались какие-то грузы, покрытые желтым брезентом. Их охранял американский солдат с черным коротким автоматом. Янки был молод, светловолос и явно томился. У вокзала стояла американская военная автомашина.
Тут же он заметил покрытую гудроном дорогу, которая смыкалась с грузовой площадкой. Дорога была, очевидно, построена недавно и выделялась, как новый лаковый пояс на старой одежде. Огибая пристанционные постройки, она змеилась в направлении Итамуры. Но Эдано не свернул на неё. Он пошел старым, давно знакомым путем.
Сдерживая нетерпение, Эдано шел неторопливо, как мужчина, возвращающийся домой после трудной работы. В километре от станции, когда он вышел на полевую дорожку, которая узким ручейком обтекала участки обработанной земли, в небе, снижаясь, с ревом пронеслось звено самолетов с белыми звездами на крыльях.
«Истребители, — определил Ичиро. — Дьявол их здесь носит». Солнце перевалило на вторую половину своего пути. Зной усилился. С полей поднимались такие знакомые душновато-терпкие запахи, что у Эдано запершило в горле и пересохли губы. «Отвык от родного солнца», — подумал он.
Дорога описала полупетлю, словно сделала вежливый полупоклон холму, на который взбегала, и с вершины его Эдано увидел до боли знакомую картину.
Вот она, родная Итамура! Как метко её назвали — «Дощатая деревня». Сколоченные из досок, укрытые крышами из соломы и тростника дама лепились один около другого, подобно икре лягушки. Заливные рисовые поля делали это сравнение ещё более оправданным. В мареве испарений, поднимавшихся над деревней и окрестностями, силуэты домов казались чуть расплывчатыми, словно Эдано видел перед собой мираж.
Вон неподалеку от деревни на возвышенности усадьба Тарады. Она видна лучше, яснее, словно подчеркивает своё превосходство лад деревенскими домишками. Испарения с полей меньше укутывают её своей пеленой.
Эдано остановился и, опустив к ногам мешок, поклонился родным местам. Потом глубоко вздохнул, снова вскинул мешок на плечо и, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, двинулся дальше.
И снова, как четыре года назад, первым его встретил дед. Короткими и быстрыми шажками, почти бегом, бросился старик навстречу внуку.
— Ичиро! Внучек! — воскликнул он. — Что же ты не дал телеграммы! А? Что же ты?!..
Эдано, взволнованный и растроганный, обнял деда за сухонькие плечи, но тот, отстранившись, продолжал возбужденно:
— Ты стал совсем как твой отец, когда он от нас уехал. Ну, молодец. Хвала богам! А Намико дома нет, работает у Тарады. Вот ведь как!
Старик топтался на месте, загораживая дорогу Ичиро, потом, обернувшись к дому, крикнул:
