Алексей Сережкин - Ученик
Он вглядывался в ее глаза и пытался понять, что в них написано. Он не узнавал этого выражения, оно было ему незнакомо и непонятно, оно пугало его. В ее глазах плавал огонь, что-то мерцало и переливалось в глубине и посверкивало зелеными всполохами.
Он никогда не видел ничего подобного и мысль о том, что все это из-за глупых очков, благодаря которым он так хорошо видит, заставила его вдруг закусить губу. Он не шевелился и всматривался в нее, открывая все новые и новые упущенные им ранее черточки, продолжая удивляться и недоумевать этому молчанию и странно застывшему выражению на ее лице. Ему казалось, что если он шевельнется, это волшебное наваждение закончится, что-то сломается в застывшем вокруг мире и она, презрительно улыбнувшись, снисходительно отведет глаза в сторону и продолжит весело смеяться словам подруг, запрокидывая голову.
От этой мысли он вздрогнул и опять понял, что затаил дыхание, что он не дышит и готов не дышать еще долго-долго, лишь бы это продолжалось, лишь бы не увидеть скуки на ее лице, пренебрежительной усмешки, когда, взмахнув непослушно растрепавшимися прядями волос, она фыркнет и отвернется, забыв навсегда о его существовании.
И мир раскололся вокруг него.
Олеся еле слышно охнула, прижав руку к губам.
Не замечая никого вокруг себя, неловко толкнув стоящую рядом одноклассницу, не обращая внимания на лужи и то, что ее туфли заливает водой, она бросилась к нему. Она не смотрела под ноги, будто боясь потерять его взгляд и бежала вся в брызгах, разлетающихся от ее ног.
И бросилась ему на шею, уткнувшись головой в грудь так, что он не видел ее лица. Она обхватила его всего, и руками и ногами, и повисла на нем всей своей тяжестью.
Это было настолько неожиданно, что он, в нерешительности поймав ее и обняв руками, чуть не упал и не выпустил ее, но сохранил равновесие и сам, не соображая что он делает, плотно прижал ее к себе.
Она ревела и что-то невнятно бормотала неслышно для него, прижимаясь к нему все сильней и сильней.
Полностью дезориентированный, ожидавший чего угодно, только не этого, он увидел, как не менее ошарашенные зрители смотрят на них, выпучив глаза. Он увидел, как на их лицах мелькают какие-то искры понимания чего-то непонятного и недоступного ему.
Подруги, которых он задел утром, стали вновь перешептываться, не отрывая взглядов от него, долговязый, неловко шагнув назад, хлюпнул в луже и, выругавшись, вдруг плотно закрыл рот, будто испугавшись чего-то.
Олеся всхлипывала у него на груди и все глубже и глубже зарывалась волосам в его грудь, он не видел ее лица и только ощущал ее движения. Она стискивала его, будто боясь чего-то, но потом чуть-чуть ослабила свои руки и подняла голову.
— Ну и где ты был так долго, — прошептала она еле слышно и вдруг, к его замешательству, поцеловала его, и он ощутил ее влажную щеку на своей.
Он попытался освободиться.
— Олеся… — он сделал паузу. — Я тут… — и осекся. Он не знал что сказать и поэтому брякнул первое, что пришло ему на ум. Он опять взглянул на застывшую в нерешительности троицу и сказал: — Мне нужно восемь секунд. — Окинув их взглядом еще раз, он поправился: — Даже шесть. — Он не узнавал своего голоса и не соображал, что он говорит. Они оба дрожали.
— Не отпущу, — сказала Олеся решительно. — Не отпущу и все и вдруг горячо зашептала прямо ему в ухо:
— Хватит. Хватит что-то доказывать. Ты уже все всем доказал. Мне доказал. Не нужно. — И повернувшись к ошалелым десятиклассникам сказала столь знакомым ему спокойным и выразительным голосом с нотками пренебрежения:
— Я бы на вашем месте мальчики свалила бы отсюда. И побыстрей.
Он Ахмета одним ударом свалил, если слышали эту историю. Я его пока еще держу, но надолго меня не хватит, имейте в виду. И вообще сомневаюсь, что его кто-то может удержать. Вам точно проверять не советую, ребята.
И, опять повернувшись к нему, она вдруг смело и решительно поцеловала его прямо в губы. Он ощутил солоноватый вкус ее слез на губах, и все поплыло вокруг.
Он видел, как искра понимания в глазах долговязого и его дружков сменилась уверенностью, как они, не обращая внимания на лужи, стали неловко отступать назад, стараясь не поворачиваться к нему спиной, но не осознавал этого.
Мир опять склеился вокруг него, но это был какой-то другой, неизвестный и неведомый мир, в котором ему только предстояло научиться жить.
— А…а что потом было? Ну, когда Ахмет… — Он не знал, как сформулировать вопрос и смутился.
Она наконец-то поставила ноги прямо в лужу, продолжая прижиматься к нему.
— А ничего не было. Сначала хотели смыться, двое так и сделали, только хруст прошел по кустам, — она пренебрежительно хмыкнула, вспоминая.
— Остальные нашли силы вернуться за вожаком. — Она произнесла это слово — «вожак» с пренебрежительной издевкой. Поволокли его, идти-то он не мог. Тебя обошли сторонкой, больше их и не видела.
Она опять подняла голову и глядя ему в глаза, уткнулась подбородком ему в грудь.
Она была так близко, что он ощутил, что очки мешают ему и снял их. Ее лицо оказалось ее ближе, то ли очки перестали искажать окружающее, то ли она опять приблизилась к нему.
— А почему ты мне сразу ничего не рассказала? — спросил он удивленно.
— Да потому что ты дурак! — почти выкрикнула она и поцеловала его еще раз, от чего у него опять закружилось в голове.
Когда она отпустила его, он сам чуть не упал, но она вновь была рядом, гордо размахивая его грязным выуженным из лужи портфелем.
— А можно я опять его понесу? — спросила она с вызовом и, не дожидаясь ответа, тихо и с надеждой добавила — А ты можешь мой взять. Ладно?
Он улыбнулся и обнял ее, бережно и осторожно, обнял девушку впервые в жизни.
— Конечно. Хоть два портфеля. Хоть тебя с двумя портфелями, как захочешь.
Она счастливо улыбнулась и ярко зеленые искорки блеснули в ее глазах.
— А тебе понравилась моя картинка? Ты ее нашел?
Он молча кивнул. И подумал, что слезы не всегда бывают от боли и отчаяния.
— Слушай, — она резко повернулась к нему и требовательно спросила, — а правду про тебя говорят, что ты пятьдесят раз умеешь подтягиваться?
— Нет, конечно, улыбнулся он. — Какие там пятьдесят, ты что. Придумывают глупости, а ты веришь. Это вообще невозможно, я думаю.
Она посмотрела на него еще более внимательно и в сомнении покачала головой.
— А ведь ты еще и врун. Невозможно ему. Для тебя что-то есть невозможное? Так я тебе и поверила, — и, дразнясь, высунула язык.
Эпилог
Солнце палило и жаркое марево окутывало город, плавя асфальт, заставляя задыхаться все живое.
