Карл Май - Из Багдада в Стамбул
Но хаддедины не собирались отпускать меня так быстро. Халеф выложил мне кучу аргументов в пользу того, что должен сопровождать меня в Дамаск. Мне нечего было возразить, но хотелось хоть немного продлить его семейное счастье, и поэтому мое пребывание затянулось… Шли неделя за неделей, надвигался неблагоприятный сезон, и я решил сниматься.
Мы отъехали. Большая часть племени провожала нас до Евфрата, на левом берегу которого мы попрощались – Халеф ненадолго, а я навсегда. Снабженные всем необходимым, мы переправились через реку и вскоре потеряли всех из виду. Неделю спустя разглядели прямо перед собой вершины Хаурана, но до этого произошла встреча, заметно повлиявшая на все дальнейшие события.
Однажды утром мы завидели невдалеке четверых всадников на верблюдах – они ехали в том же направлении, что и мы. Это было как раз кстати – нам нужны были проводники, поскольку местным бедуинам доверять не приходилось, и поэтому мы поднажали, чтобы их догнать. Завидев нас, они пустили «кораблей пустыни» галопом, но мы ехали быстрее. Поняв это, они стали съезжать с маршрута, стараясь пропустить нас. Это были старик с тремя молодыми, рослыми спутниками, выглядели они не очень-то боевито, но руки у всех лежали на оружии, скорее всего, из чувства самоуважения.
– Салам! – приветствовал я их, останавливая коня. – Оружие вам не пригодится, мы не разбойники.
– Кто вы? – спросил старший.
– Мы трое франков из полуденной страны, а это мой слуга, миролюбивый араб.
Тут лицо старика прояснилось, и он спросил на ломаном французском, пытаясь выяснить поточнее мою национальную принадлежность:
– Из какой же вы страны, господин?
– Из Германии.
– А, – наивно сказал он, – это очень мирная страна, в которой жители читают только книги и пьют кофе. Для чего вы приехали? Наверное, по купеческой части?
– Нет. Я путешествую по странам, чтобы потом писать книги, которые читают за кофе. Я еду из Багдада в Дамаск.
– Но вместо пера вы возите с собой оружие…
– С пером трудно противостоять бедуинам, которые то и дело заступают мне дорогу.
– Это правда, – согласился мужчина, до сих пор представлявший себе писателя не иначе как с огромным пером за ухом, грифельной доской и чернильницей. – Сейчас племя анаре потянулось к Хаурану, и надо быть начеку. Давайте держаться вместе!
– С удовольствием. Вы тоже направляетесь в Дамаск?
– Да, я там живу. Я торговец и каждый год со своим небольшим караваном совершаю походы к южным арабам. Вот из такой-то поездки я сейчас и возвращаюсь.
– Мы пойдем по восточным отрогам или будем держаться левее, ближе к дороге на Мекку?
– А как лучше?
– Последнее предпочтительнее.
– Я тоже так думаю. Вы когда-нибудь уже были здесь?
– Нет.
– Тогда я поведу вас. Вперед!
От былой робости торговца не осталось и следа. Проявился его общительный, дельный характер, и я узнал, что у него с собой немалая сумма, полученная за реализованные товары. Вернее, арабы заплатили ему натурой, а он все снова продал.
– Со Стамбулом у меня тоже прочные связи, – заявил он. – Вам туда тоже нужно?
– Да.
– О, тогда вы могли бы передать письмо моему брату, за что я бы был вам весьма признателен!
– С удовольствием. Могу ли я навестить вас в Дамаске, чтобы забрать письмо?
– Конечно, заезжайте. Брат мой Мафлей тоже купец с обширными связями. Он может быть вам полезен.
– Мафлей? Мда. Где-то я слышал это имя.
– Где же?
– Дайте подумать… Да, вспомнил. Я встречал в Египте сына одного стамбульского купца, его звали Исла бен Мафлей.
– В самом деле? Ну и дела! Исла – мой племянник.
– Если это тот самый Исла…
– Опишите мне его.
– Лучше я вам сообщу такой факт – он снова нашел там, на Ниле, девушку, ограбленную собственными родителями.
– Совпадает! А как ее звали?
– Зеница.
– Все сходится! Где вы его встретили? В Каире?
– Нет, в одном поместье на Ниле. Вы знаете, что там было?
– Да. Позднее мы встретились по делам в Дамаске и он рассказал мне обо всем. Он ни за что бы не встретился со своей суженой, если бы не Кара бен Немей, эфенди из… Ах, этот эфенди писал произведения, которые читают… Как ваше имя, господин?
– В Египте и на Востоке меня зовут не иначе как Кара бен Немей.
– Хамдулиллах! Quel miracle![24] Это, значит, вы?
– Спросите моего слугу, хаджи Халефа, который помогал освобождать Зеницу.
– В таком случае, господин, разрешите еще раз пожать вашу руку! В Дамаске непременно поселитесь в моем доме – и вы, и ваши люди. Мой дом и все, что в нем, – ваше!
Он сердечно пожал руки Халефу и его людям. Они не могли взять в толк, по какому случаю их обнимают, а Халефу я перевел наш разговор на французском.
– Ты можешь что-нибудь вспомнить об Исле бен Мафлее, хаджи Халеф Омар?
– Да, – ответил он. – Это был юноша, невесту которого мы забирали из дома Абрахим-Мамура.
– Этот человек – дядя Ислы.
– Слава Аллаху! Теперь мне есть, кому рассказать все. Хорошие поступки должны жить вечно.
– Так расскажи! – попросил дамаскец.
И маленький хаджи пустился в цветистые воспоминания. Конечно, я был в них знаменитейшим хаким-баши всей земли, сам Халеф – храбрейшим из героев планеты, Исла – лучший юноша Стамбула, а Зеница – красивейшая гурия рая. Абрахим-Мамура изобразили страшнейшим из дьяволов, и, в конце концов, мы совершили подвиг, молва о котором до сих пор жива по всему Востоку. А когда я решил вернуть Халефа на землю, он решительно заявил:
– Сиди, ты ничего не понимаешь. Мне лучше знать, ведь я был тогда твоим агой с плеткой из бегемотовой кожи и заботился о тебе.
Зная, что Халефа переделать невозможно, я смирился с его россказнями, тогда же как дяде Ислы сие повествование пришлось весьма по душе. Халеф заметно вырос в его глазах, и дальнейшие события показали, что этот факт не остался для хаджи без последствий. Мы без особых сложностей добрались до караванного пути и вошли через Небесные ворота в пригород Мейдан, в котором формировался в тот момент большой караван паломников в Мекку.
Внутри Дамаск совсем другой, нежели представляешь, находясь снаружи. Городу не хватает вовсе не построек, а самих улиц, вернее, благоустроенных улиц, покрытых нормальными мостовыми, а глиняные домишки без окон, небрежно залепленные глиной, выглядят ужасно.
Здесь правят тризну, как во всех больших восточных городах, грифы и огромные полудикие собаки – санитары многочисленных помоек. Ужасное состояние водоемов становится причиной множества заболеваний, превративших город Омейядов в какой-то адский сгусток эпидемий.
Христианский квартал расположен на востоке города и начинается у ворот Томаса, у исходной точки маршрута пальмирского каравана. Он такой же красивый, как и остальные части города, и здесь много развалин, за которыми мусульмане не считают своим долгом ухаживать. Возле монастыря лазаристов стоит здание, в котором в 1869 году останавливался кронпринц Пруссии.
