Гэвин Лайл - Изнанка неба
Кучевые облака стали выглядеть заметно внушительнее. Китсон сделал какие-то пометки на карте и убрал свои инструменты.
– Держи прежнюю высоту, – посоветовал он, – скоро нужно будет принимать решение. Мы уже семьдесят миль без связи. Не надо ничего менять, пока не сориентируемся по радиокомпасу, и тогда пойдем на снижение, удерживая прежний курс. На пятистах футах или ниже сбавишь скорость до ста двадцати узлов, хорошо?
Я кивнул. Снижение скорости означало, что мы будем резко терять и набирать высоту в вихревых потоках, и у нас будет немного больше времени рассмотреть преграду, в которую нам предстояло врезаться. Но это также значило, что ветер будет сносить нас сильнее.
– Осталось десять миль до пролива, – сказал Кен. Я предлагаю сделать правый поворот, чтобы держаться подальше от Сериго. Если мы перейдем на восемьдесят семь градусов, наш курс пройдет восточнее и как раз посредине пролива. Мы будем держаться его, пока не окажемся подальше от островов. Дальше будет проще и значительных препятствий не ожидается. О'кей?
– Дай мне на минутку карту.
Он протянул ее мне, и я изучил продолжение нашего маршрута, который был только что им нарисован. Правый поворот был простейшим решением проблемы, а это самый лучший выход, когда ты пользуешься простейшими навигационными инструментами. Замысловатая трасса грозит умножением твоих ошибок. Но любое предложение, касающееся полета в десятимильном проливе, предполагает, что мы не должны сбиваться с курса больше чем на пять миль.
– А вот и он, – тихо сказал Кен.
Я поднял голову и увидел грозовой фронт.
Он был еще далеко, в пятидесяти милях, как и выходило по нашим расчетам, но даже с этого расстояния вид его был довольно внушительным. Сплошная стена грозовых облаков достигала сорока тысяч футов, а ветры стратосферы сделали их верхнюю часть плоской как стол. Эти восьмимильные грохочущие столбы с их вихревыми потоками могут легко опрокинуть на спину стотонный авиалайнер и оторвать ему крылья.
Для четырехтонного малыша "Пьяджио" это будет равнозначно полету через мясорубку. Но мы не собирались идти напролом: нашей задачей было проскочить под ним, если там окажется хоть маленькая щель.
Кен сделал быстрые прикидки на карте.
– Эта сторона пролива шириной около пятнадцати миль.
Я продолжал всматриваться в ветровое стекло кабины. До этой минуты, несмотря на сообщение Пилоса, мне хотелось надеяться, что эта штуковина переместится на восток, рассеется и в ней появятся бреши на высоте десять тысяч футов. Мои ожидания оказались напрасными. Грозовые облака простирались до самого горизонта, плотной массой доходили до двадцати пяти тысяч футов и только потом разбивались на отдельные облака. Но даже если "Пьяджио" эта высота была по силам, то без кислорода все шло насмарку.
– До Саксоса так продолжаться не может. Там уже должна быть нормальная обстановка, – уверенно заявил Китсон и посмотрел на часы. – До него осталось миль сорок пять, через семь минут начинаем снижение. В семь пятьдесят пять.
Семь минут, чтобы уточнить наши координаты и полагаться перед снижением на нечто большее, чем маленький квадратик на карте.
Я перепробовал Афины, Лугу, Бенгази. С Пилосом мне неожиданно повезло. Часы показывали семь пятьдесят две. Сигнал был чистый, громкий, и стрелка радиокомпаса замерла как вкопанная. Станция лежала перпендикулярно нашему курсу, значит по ее сигналу можно было точно сориентироваться относительно пройденного по маршруту пути, но отклонения от курса она не давала. Для этого мне нужны были Афины или Луга. До начала снижения оставалась одна минута.
– Как ты оцениваешь наше положение? – спросил я.
Кен уперся карандашом в карту, точно на проложенный маршрут в тридцати милях не доходя Сериго.
– С точностью до двух миль, – отозвался он. – Точнее сказать не могу.
Он не мог быть уверен, для этого не было никаких оснований. Последний раз мы сориентировались полчаса назад и с тех пор преодолели более ста миль. Пятипроцентная ошибка составила бы пять миль, а это и было максимально допустимым отклонением от курса.
– Там внизу видимость будет ужасной, – заметил я. Как только мы окажемся под фронтом, я буду вести по приборам, а ты окажешься вперед смотрящим.
Китсон молча кивнул.
– Оставь свою карту и смотри в оба.
– Тебя что-то беспокоит? – в его взгляде читалось любопытство.
– Мы не знаем своего точного местонахождения. Высота над морем будет мизерной, а оно здесь кишит этими островками. Да, меня что-то беспокоит.
Его это даже позабавило, а я потянулся к выключателю радиоальтиметра.
– С какой стороны не поглядишь, это просто жуткий полет. В любом из предыдущих я бы давно повернул назад и вопил о помощи по радио.
Я, правда, и сейчас мог это сделать. Стоило только взять микрофон и сделать запрос. Кто-нибудь мог меня услышать: самолет, корабль, да кто угодно. Все, что мне нужно было для этого сделать, это взять микрофон и назвать себя.
– Нет. Это не совсем так, – покачал головой Кен.
И он был прав. Это не кусалось того полета в Куч десятилетней давности. Да этот полет был особенным: ни радиосвязи, ни возможности повернуть назад, ни обойти. А теперь я сидел в одной кабине с тем же человеком.
Часы показали семь пятьдесят пять. Я посмотрел вперед. Стена облачности отстояла от нас меньше чем на двадцать миль. И мне нужно было проскочить под ней. У каждого есть свобода выбора, я выбрал то, что находилось по другую сторону грозы и было для меня очень важно.
– Пристегни ремни, сказал я. – Мы начинаем снижение.
Кен нарисовал на карте еще один маленький квадратик и рядом с ним указал время.
31
Мы нырнули сквозь сужающиеся каньоны между кучевыми облаками, уворачиваясь от турбулентных потоков в их центре. Пятнадцать градусов вправо – полет пятнадцать секунд, тридцать влево – еще пятнадцать секунд, пятнадцать вправо и ложимся на прежний курс. Солнце скрылось в облаках над нами, а тучи становились с каждой секундой темнее и плотнее держались друг к другу. Я поддерживал скорость в сто восемьдесят узлов с полностью открытыми задвижками дросселя и снижался со скоростью две тысячи футов в минуту. Радио передатчик был настроен на волну Афин, но метания стрелки радиокомпаса, не оставляли надежд на какой-либо результат. Кен встал и отправился наводить порядок на кухне. Шла подготовка к суровой встрече с действительностью. Море под нами было серо-стального цвета с белыми бурунами волн. На высоте пять тысяч футов мы уже не смогли увернуться от встречи с облаком и врезались в самую его середину. Пока еще это было обычное кучевое облако, и белая пелена заслонила ветровое стекло и стекла кабины. Я выровнял самолет и постарался сконцентрировать все свое внимание на приборах. Тучи смыкались вокруг нас сплошной стеной. На мгновение эта белая пелена показалась мне неподвижной полоской голливудского тумана, и тут мы попали в вертикальный поток воздуха. "Пьяджио" буквально встал на дыбы и прежде, чем мне удалось что-нибудь предпринять, завис в воздухе и нырнул вниз. Потом я выровнял его, но тут же все опять повторилось снова. Не было никакого смысла пытаться удержать плавное снижение: я мог только несколько сгладить рывки самолета и надеяться, что в среднем мы продолжаем снижаться и даже, вероятно, остаемся на курсе. Стрелка компаса дико металась из стороны в сторону. Неожиданно она успокоилась. Это меня поначалу даже испугало: мне показалось, что оборвался кабель питания. Но тут мы снова выскочили на открытое место.
