Марио Эскобар - Секрет ассасинов
Он миновал проход, подошел к решетчатой двери и жестом приказал открыть ее. В камере находились негр, рыжеволосая женщина, еще какой-то иностранец и Джамиля. Это была несомненно она, но не совсем на себя похожая. На ее постаревшем лице чудесным образом восстановились признаки молодости, хотя она и выглядела больной и изнуренной.
— Джамиля! — воскликнул султан, раскрывая объятия. Он думал над тем, чтобы подвергнуть ее пыткам, избить плетьми и даже убить ее, но, увидев, внезапно понял, почему последние месяцы чувствовал себя таким одиноким и подавленным.
Принцесса посмотрела на него с чувством сострадания. Султана она не любила, но научилась подпускать его к себе. Он всегда относился к ней хорошо — ласково и с уважением. Он смог понять ее страхи и в отношениях с ней проявлял много терпения и сдержанности.
Джамиля сделала навстречу султану несколько шагов и обняла его. По лицу султана катились слезы.
— Любовь моя, Джамиля.
— Извини меня за то, что я покинула тебя. Я больше не могла жить в твоей позолоченной тюрьме. Я отдала тебе лучшие годы своей жизни, но мне хотелось снова стать молодой и испытать, что это значит — быть свободной, — ответила на его приветствие Джамиля, опустив голову.
— Мне не за что тебя прощать, — проговорил султан, взял ее за подбородок и внимательно посмотрел ей в глаза. — Что с тобой произошло? Ты кажешься значительно моложе. Это драгоценный камень? «Сердце Амона»?
Женщина несколько секунд молчала. Нужно, чтобы султан помог ей и ее друзьям, а значит, она просто обязана быть с ним откровенной.
— Да, это был рубин. Легенды о нем оказались правдивыми. Этот камень на самом деле имеет чудодейственную силу. Достаточно было одного прикосновения к нему, как я помолодела, но теперь он не у меня.
— А у кого?
— У людей, называющих себя ассасинами.
— Ассасинами? — удивился султан.
— Да.
— До меня доходили слухи о них, но я не знал, что они есть и в Турции.
— Они повсюду. Мы знаем, что камень у них и что они собираются провести с ним какой-то обряд. Похоже, именно они спровоцировали преследование армян и планируют использовать их в жутком ритуале жертвоприношения.
Султан смотрел на женщину с недоверием. Он сам только что подписал приговор армянам. Ассасины не имели к этому никакого отношения.
— Они имеют сторонников в армии, в полиции — повсюду, — уточнила Джамиля, заметив недоверчивый взгляд своего мужа.
— Султан, она говорит правду, — добавил Линкольн, делая шаг вперед.
Двое солдат набросились на него, схватив за руки. Султан сделал знак рукой, и солдаты сразу же отпустили негра.
— Мы не знаем, что они замышляют на самом деле, но их намерение — убивать. Кажется, они ожидают второго пришествия своего религиозного предводителя, тайного имама.
— Это древнее поверье шиитов, — сказал султан. — Но это лишь древнее поверье и ничего более.
— Это более чем поверье, — вступил в разговор Никос. — Неужели вы не видите силы рубина? Посмотрите, что он сделал с Джамилей. Но сейчас ее жизнь находится в опасности. Если мы не вернем «Сердце Амона» в ближайшее время, она умрет.
Султан посмотрел на принцессу. Ее болезненный вид и чрезмерная бледность, свидетельствовали о том, что эти люди говорят правду.
— Хорошо, следуйте за мной, — приказал султан, выходя из камеры. — Пора остановить этих сумасшедших.
77
Мустафа Кемаль вышел из машины и направился в один из городских переулков. Униформы на нем не было. Он посмотрел на одну сторону переулка, потом — на другую, прошел в старый сырой портал и поднялся по сухой деревянной лестнице, прислушиваясь к поскрипыванию ступенек. Он постучал в дверь, которая тотчас же открылась. Дальше его путь лежал по неосвещенному коридору до большой комнаты, выходившей окнами на полутемный внутренний дворик.
— Дорогой генерал, нам следует проявлять благоразумие, — прозвучал голос из темноты.
— Как скажете, — сухо ответил Мустафа.
— Я ничего не скажу вам нового, но информирую, что султан уже подписал приказ о «концентрации» армян в восточной зоне.
— Я это знаю.
— Но чего вы не знаете, так это того, что, если планы генерала Энвера осуществятся, Турция превратится в мусульманское государство. Улемы и проповедники все возьмут под свой контроль, а населению навяжут шариат.
— Я правоверный мусульманин, — ответил Мустафа.
— Я в этом не сомневаюсь, генерал, но если эта война нас чему-то и научила, так это тому, что путь, которым мы шли последние сто лет, не принес империи процветания. Вам хорошо известно, как отразилась на нас возрастающая потеря наших европейских территорий? Раньше Анатолия была лишь приложением к Оттоманской империи, а Стамбул фасадом цивилизованного мира. Теперь же Стамбул превратился в фасад отсталости и варварства. Мы не можем позволить кучке умалишенных погубить нашу решимость вернуть турецкие владения в Европе.
— И что же могу сделать я?
— Сейчас планируется убийство султана. Мы понимаем, что он — фигура чисто символическая, однако после этого они намерены объявить кияму. Фанатики из уммы объединятся, что будет означать конец нашей культуры. Западные державы раздавят нас. Они объединятся в новом крестовом походе против нас. Вы должны остановить массовую резню и предотвратить убийство султана, — сказал голос.
— Брат наставник, ложа поддерживает вас на все сто процентов?
— Да, мы хотим, чтобы геноцид прекратился уже сейчас. Если это удастся, мы сделаем вас президентом Турции.
78
Машина подвезла их ко дворцу султана. В городе царил хаос. Ни у кого не вызывали удивления никому не подконтрольные группы, нападавшие на коммерческие предприятия армян, или арест неосторожного бедолаги, осмелившегося выйти на улицу в самое неподходящее время. Автомобиль въехал в сад, огороженный решетчатым забором, и остановился у парадного входа. Линкольн и его товарищи вышли из машины и последовали за султаном в его кабинет, а потом слушали, как он звонит кому-то по телефону.
— Я вам приказал остановиться… что? Это недопустимо! — воскликнул султан и с треском повесил трубку.
Султан посмотрел на товарищей широко раскрытыми глазами и пожал плечами. На его лице застыло выражение человека, который проиграл схватку в самом начале и теперь озабочен этим обстоятельством.
— Так что? Ты не можешь больше ничего сделать, сердечко мое? — спросила Джамиля, которая всегда верила в авторитет султана.
