Василий Гавриленко - Теплая Птица
– Эй!
Доски скрипнули под ударом кулака.
Я отворил дверь и вышел из сортира.
– Руки за спину, – приказал конвоир.
Я повиновался.
3. Воспоминание о Паше
Сначала я не видел лиц людей, сидящих передо мной, – только три темные фигуры за длинным столом. Затем под потолком, моргнув, вспыхнула лампочка, осветив неширокое квадратное помещение без окон, большую часть которого занимал стол. Два мужчины и женщина смотрели на меня. Прежде я никого из них не видел.
За спинами членов трибунала – знакомый зеленый плакат «Будущее зависит от тебя». Вот сейчас, – как никогда – не зависит.
– Конунг Ахмат, прошу вас, сделайте шаг вперед, – сказала женщина. Голос у нее был мягкий, лицо широкое, доброе.
Я замешкался. Конвоир подтолкнул меня в спину.
Очутившись посреди комнаты под перекрестным огнем взглядов, я ощутил, как зашевелился в душе холодный страх.
За спиной хлопнула дверь: конвоир удалился.
– Начнем, пожалуй? – обратился к женщине один из мужчин с длинным, как у лошади, лицом и высовывающимися из-под верхней губы черными пеньками зубов.
Женщина кивнула.
Второй мужчина поднялся. Это был широкоплечий бритоголовый бугай. Черная кожанка, заскорузлая и грязная, плотно облегала могучий торс.
– Ты конунг Ахмат? – спросил он.
– Полагаю, что я.
– Отвечай «да» или «нет», – рявкнул лошадиное лицо.
– Да.
– Ты принял на себя команду отрядом?
– Да.
– И вернулся на Базу без него?
– Да.
Бугай удовлетворенно кивнул и опустился на стул. Лошадиное лицо застрочил что-то в блокноте. Женщина участливо смотрела на меня.
– Ну, расскажи нам, как это произошло.
Вспомнилось наивное любопытство конунга Сергея – тогда я ушел от ответа, но едва ли такое возможно сейчас.
– Это произошло в Твери.
Лошадиное лицо прекратил скрипеть ручкой по бумаге и поднял голову.
Я коротко рассказал этим людям о путешествии моего отряда в Тверь, о Поляне, о ЧП. Они слушали не перебивая. На лицах не отражалось ровным счетом ничего. Но когда я упомянул о питерах, брови бугая полезли на лоб, лошадиное лицо крякнул, а женщина переспросила, словно не расслышав:
– Питеры? В Твери?
– Так точно.
– Продолжай! – нетерпеливо перебил бугай.
– Мой отряд столкнулся с одним отрядом питеров – отрядом конунга Кляйнберга, но думаю, в Твери могли находиться и другие. Мы угодили в западню, и Кляйнберг предложил разрешить ситуацию с помощью поединка. От нас вызвался Зубов…
– Хороший выбор, – вставил лошадиное лицо.
– Питеры же выставили мутанта…
– Что?! – бугай вскочил. – Это не по правилам.
– Я сказал Кляйнбергу ровно то же. Но он…
Я развел руками.
Члены трибунала смотрели с явным сочувствием.
– Итак, – женщина кашлянула, отпив из кружки. – Итак, твой боец, разумеется, проиграл – что дальше?
Не знаю, что на меня нашло, но я рассказал им правду. Рассказал, как жутко слышать за спиной ровное дыхание бегущего мутанта, как бьется и трепещет за ребрами Теплая Птица, когда он приближается к тебе в тупике – без единой эмоции на лице, напоминающем выдернутое из груди сердце.
Я умолк, чувствуя, – больше не могу: так свежо еще воспоминанье.
На лицах мужчин отразилось все. Мне не нужно быть ими, чтобы понять – они только что, вместе со мной, находились там, в Твери, в заснеженном тупичке, глядели в красноватые глаза мутанта.
– Впечатляюще, – проговорил лошадиное лицо. – Но как ты спасся от Паши?
Этот вопрос застал меня врасплох. Помедлив, я ответил:
– Паша почему-то развернулся и ушел, словно услышал зов.
– Зов?
– Да, именно.
Члены трибунала некоторое время молча разглядывали меня, затем лошадиное лицо сказал:
– Впрочем, мотивировки мутантов еще не до конца изучены…
– Я, если честно, ни разу эту тварь не видел, – признался бугай.
Женщина бросила на него строгий взгляд.
– Не превращайте трибунал в балаган.
– Не буду.
Бугай прикрыл рот широкой ладонью.
– Ваш рассказ, конунг, – женщина повернулась ко мне, – представляет определенный интерес. Столкновение с питерами, это, безусловно, прецедент.
– Который, – подал голос лошадиное лицо, – безусловно, выходит за рамки нашей компетенции.
– Не думаю.
Лошадиное лицо воззрился на женщину с нескрываемым удивлением. Та и бровью не повела:
– Согласна, в компетенцию трибунала не входит обсуждение столкновения с питерами – здесь решение принимает исключительно Лорд-мэр. Однако, вынести вердикт в соответствии с Уставом Наказаний, исходя из анализа стратегических действий конунга, мы можем. И даже обязаны.
– Но…
– У вас есть возражения?
Лошадиное лицо осекся и покачал головой.
– Конвоир, – крикнула женщина. – Выведите!
Я маялся перед запертой дверью, из-за которой глухо доносились голоса. Что они там обсуждают? Что вообще здесь можно обсуждать? Отряд москвитов столкнулся с отрядом питеров на своей законной территории, был атакован и истреблен. А они упражняются в чесании языков. Как жаль, что отца Никодима нет на Второй Базе!
– Жим-жим?
– Что?
– Спрашиваю – дрожат поджилки? – ухмыльнулся конвоир.
– А, это. Да, дрожат, – признался я. – Жим-жим.
– Впускай! – донеслось из-за двери.
Я вошел в комнату. Что-то в ней изменилось. Лошадиное лицо ковырял длинным желтым ногтем крышку стола; бугай разглядывал кружащихся вокруг лампочки мух. Лишь женщина открыто и прямо смотрела на меня: в ее лице отчетливо читалось сознание исполненного долга.
– Конунг Ахмат, – произнесла она, поднявшись со стула, – трибунал Московской резервации, взвесив все за и против, опираясь на Устав Наказаний, властью, данной ему Лорд-мэром.
– Слава Лорд-мэру, – глухо отозвались лошадиное лицо и бугай.
– Вынес приговор, являющийся безусловным воплощением судебного принципа Московской резервации – «Будущее зависит от тебя». Конунг Ахмат, вы приговорены к казни через повешенье.
– Что?
– Приговор должен быть приведен в исполнение публично в назидание тем, кто недобросовестно исполняет свои обязанности.
– Что ты такое лепечешь? – процедил я. – А вы, – окинул взглядом остальных членов трибунала, – вы чего молчите? Это не суд, а позор!
Лицо женщины, до этого мягкое, сделалось жестким.
– Это не суд и не судилище, бывший конунг, это трибунал Московской резервации. Тебе ясно?
– Заткнись, бл. дь, – заорал я, уже не сдерживая переполнивший меня страх. – Ты была в Твери, сука? Была? Ты видела Пашу?
– Конвоир!
Ударом в челюсть я сшиб с ног вбежавшего в дверь стрелка.
– Мне нужно поговорить с отцом Никодимом, слышите?
Бугай вскочил из-за стола.
– Не надо, конунг.
– Где отец Никодим?
Бугай кинулся на меня, придавив к стене так, что затрещали ребра. В помещение вбежали два стрелка. Один принялся хлопать по щекам лежащего на полу конвоира, другой стал помогать бугаю.
– Когда ты вступал в должность конунга, – перекрывая шум, крикнула женщина, – ты должен был подумать о возможных последствиях.
– Сука, – прохрипел я.
– Заткни пасть.
Бугай коротко боднул меня в висок. Чернота заполнила сознание.
4. Рассвет недалек
Я очнулся во тьме. И не было желания выяснять, что это за тьма.
По крайней мере, не холодно. Значит, меня не бросили в сырой каземат.
Мозг настойчиво подсовывал картинки только что (а может, уже давно) прошедшего заседания трибунала. Толстые, похожие на червей, губы женщины, зачитывающей: «Вы приговорены к казни через повешенье». Не эти ли самые губы зачитывали приговор Христо и Букашке? Помнится, Марина рассказывала про Бога, про загробный мир, про ад и рай… Неужели и вправду что-то существует там, за гранью? И я смогу снова встретиться с Христо и сказать ему, что он ошибся во мне? Причем, не только во мне, но и в Серебристой Рыбке?
Или есть только этот мир, мир снега, мир жестокости, мир смерти; он реален, он – не иллюзия, и уже поэтому его не хочется покидать.
Я сел.
В окошко под потолком заглянула луна, осветив привычную обстановку: кровать, стол, печка. Я дома, на своей квартире.
Поднявшись с кровати, ступая босиком по холодному полу (куда подевались гриндера?), дошел до двери. Толкнул. Скрипнув, дверь отворилась. Дьявол! Да они что, издеваются?
Я шагнул на крыльцо. Жгучий мороз пронзил пятки. Тропинка извивалась от моей квартиры в сторону бараков, как бы приглашая: иди. Пошел бы, если б был обут…
Но почему я босиком?
Вернувшись в помещение, тщательно обыскал каждый закоулок. Ботинок не было.
Несмотря на странность положения, я не смог сдержать смех. Надо же, какие умники! Оставили дверь открытой, но, чтобы узник не сбежал, изъяли у него ботинки. Верный расчет – босиком по снегу далеко не убежишь.
