Тот самый сантехник 7 (СИ) - Мазур Степан Александрович

— Хватит, — сказал Антон и начал раскладывать карты одну за другой.

Первой выпала семёрка, затем дама. А когда к этим десяти очкам в общей сумме Шмыга вдруг вскрыл туза, отлетела душа от тела.

Хруща. И Шмыга враз стал Ивановым Антоном Сергеевичем.

Хрущ выронил карты, осунулся и постарел ещё на пять лет. Он поднялся из-за стола и уже не обращал никакого внимания на то, как подскочил Антон, схватив всю пачку сигарет.

Пляшет с ней и танцует. Никто уже и не скажет, что зафаршмачил. Откупится. У того, кто имеет миллионы, всегда чистая репутация. Так уж повелось, что её можно обнулять снова и снова. И даже блатной мир ничего не может с этим поделать. Все кушать хотят, могут и будут. Всё продаётся. Ум, честь и совесть в том числе.

А его персональный мир в этот момент рухнул.

«Не фартануло», — подумал Хрущ и с трудом взобрался на второй ярус кровати.

Лёг и затих. Сколько в таком состоянии Хрущ пролежал, он не знал. Но очнулся только от того, что звонил телефон.

«Забыл выключить», — некстати подумал «честный вор», что было ещё одним оксюмороном, и достав телефон из подкассетника, ответил:

— Да?

— Алё, Хрущ?

— Я.

— Ну так слушай, Хрущ. Миллион я тебе занял?

— Занял… выходит, — сглотнул скорее снова Хрунычев, чем Хрущ.

— А теперь о возврате поговорим.

— По…поговорим, — ответил он и глубоко задумался.

Мало того, что квартиры лишился, так ещё и два миллиона долга сверху.

«А где взять?» — пронеслось в голове.

Тут он приподнялся на лежанке, посмотрел на стол, где больше не было сигарет. И вдруг понял, что за пределами этой камеры для него принципиально ничего не изменилось. Там он по-прежнему владеет квартирой и Шмыга для прочих всё ещё петух. И по сути в камере нет никого, что мог бы на это повлиять. А значит, квартиру он может продать ещё до того, как её себе в актив занесёт какая-то шваль.

Он уже написал короткое сообщение Моне, с просьбой помочь посодействовать в продаже квартиры. Прекрасно понимал, что эта переписка будет длительной.

Но Моня за него перед братвой костьми встанет, чтобы свой кусок урвать. А ему на выходе достанется хотя бы однушка, которая через десятки лет и будет стоить те самые пять миллионов, если не больше. Так ничего и не потеряет. А может, приобретёт даже. Платить то за проживание все это время не нужно. Государство само обеспечивает пропитанием и крышу даёт над головой. А что ещё нужно одинокому старику, кроме того, как робко намекнуть заинтересованному лицу, что Антон в его камере лишний?

Хрунычев уже разработал план, но тут к его кровати подошёл Алагаморов. Прищурившись и ощерив зубы по-акульи, он достал из кармана свои сигареты и на всю камеру заявил:

— Что-то мне тоже захотелось поиграть. Кон ведь ещё не закончен, как я понял? Об окончании игры я не слышал. Так что, Антон, прошу к столу. Ты, Хрущ, тоже подтягивайся. Есть у меня дом в Жёлтом золоте. Стоит двадцать пять миллионов. Так что сигарет на всех хватит. Всем заинтересованным лицам выдам ссуду. Под расписку.

Глядя на новый интерес далеко не бедной персоны, Хрущ вдруг понял, что отыграть назад уже не получится. Зато можно с помощью одной колоды навсегда попасть в рабство к человеку со странной улыбкой.

Причём, всей камерой. И что-то подсказывало Хрущу, что проигрывать старейшина Алагаморов не любит.

Глава 24

Оба на!

Настоящее время.

Боря присел в гостиной Князевых с чашкой ароматного чая в одной руке и планом дома в другой.

Казалось бы, Артём Иванович учёл всё: свет, на который можно подключить целый заводик без перепадов в напряжении, тепло, которое даже если резко бросить жилище, будет держаться в утеплённых стенах, собственная артезианская вода с персональными фильтрами, «чтобы не зависеть от Шаца» и водоотведение в септик системы «слил и забыл».

Это, не считая достойной шумоизоляция и отделки. Как внутри, так и снаружи, не беря в расчёт лучших эко-материалов и не вырывающего глаза дизайна, но при этом с наличием кричащей о роскоши мебели и предметах антикварного значения.

Князев скупал на аукционах всё от ваз до картин. Ровно до того момента, когда ему было до этого дело. И вглядываясь в планировку дома на схеме Боря понял, что никто в доме печку не топил. Дрова лежат стопочкой лишь у камина, но это что называется «для души». А вот батареи и в начале февраля горячие. Причём платёжки за свет не заоблачные. Но откуда такое чудо, если учитывать, что к посёлку не подведён газ?

Разгадка была в подвале. Батарейное отопление держал в строю сменный газовый баллон. Он разогревал газовый котёл, что как бойлер гонял горячую воду по батареям. Система устроена так, что достаточно включить вентиль, чтобы по батареям пошло тепло. При этом в доме ни одного электрического конвектора на батареях, как в доме у того же Битина.

«А Князь молодец. Голова!» — прикинул внутренний голос: «Всё лучше, чем ящик для угла на улице заводить и поленницу дров под навес пихать. И то и другое вскоре будет намного дороже газа».

Высчитывая квадратные метры, Глобальный никак не мог поверить, что в особняке может быть так много тишины. Зина суетилась в подвале и прикидывала, что можно сделать с автомобилями в гараже, попросив подождать в прихожей.

А Кира искала так нужные ей семейные вещи для упаковки в большой чемодан на колёсиках. Какой-то семейный артефакт затерялся. То ли где-то на чердаке, то ли вовсе на крыше. Но что более поразило, она вообще не шла на диалог!

Вот и получилось, что придя в гости, ему тут же намекнули, что он не гость, а риелтор. В связи с чем и вручили распечатки документов в руки и указали на кухню, где самому можно было сделать чая. А сами удалились по делам.

«Служанок больше нет, как и друзей», — констатировал внутренний голос, пока хозяин немного сожалел о Габриэлле и Ниннэль: «Люди всё-таки не один десяток лет тут проработали, а от них избавились, как от мусора, депортировав на родину».

Сделав чая, сантехник остался один в просторной гостиной. Это как минимум означало, что той ниточки, что связывала их с недотрогой, больше нет. Сгорела, истлела или порвалась — уже не гадать. Кира другая, Зина другая. Дом другой. Они уезжают и будут жить в «бостонском браке», как обе выразились.

Но в этом нет ничего извращённого. Боря даже проверил в интернете, чтобы убедиться, что обе не стали уж слишком близки. А попутно узнал, что это историческое название долгосрочного совместного проживания двух женщин. С девятнадцатого по двадцатый век в таком союзе жили женщины, стремящиеся к финансовой независимости и карьерному росту.

«Бостонский брак» не был напрямую связан с каким-либо видом романтических отношений. Хотя лесбиянки в то время и прикрывали им свои связи, порицаемые в приличном обществе.

Двадцать первый же век привёл к тому, что мир разделился на три части. Одни уже не видели ничего плохого, чтобы развивать отношения с партнёром своего пола с привлечение биологического материала другого пола, другие были не прочь забить таких камнями на площади прилюдно или сжечь на костре тайком в лесу. А абсолютному большинству было уже всё равно кто и как живёт, лишь бы их не трогали в попытке выжить в этом безумном, стремительном потоке того, что и называлось жизнью. Только раньше это было рекой, а сейчас — сливом. Однако, Боря подспудно надеялся, что Зина с Кирой всё ещё любят мужчин.

Тишина давила на сознание. И переворачивая листики, риелтор-самоучка прикидывал так и этак. Дом в отличном состоянии, дорогой, с богатой обстановкой. Самый дорогой в посёлке Жёлтое золото. В меблированном состоянии, если оставят «как есть», его легко можно было выставить за пятьдесят миллионов с символическим торгом. Его процент посредника с продажи тем больше, чем за большую стоимость продаст. В любом случае речь о миллионах.

Но кто купит?

Да, Князь построил просторный, прочный, блочный дом на триста пять квадратов. В нём спокойно могла жить семья на двадцать человек. Но наполнить его топотом детских ног своего клана старый бандит так и не смог. Ведь та же Кира в детстве ходила сугубо по коврам, коврикам в доме или по ковру из травы на улице, а ещё чаще её служанки на руках носили и пылинку сдували, пока не вовсе не развилась фобия к прикосновениям.