Дженни Вингфилд - Возвращение Сэмюэля Лейка
Калла сказала:
– Почему только рыбьи потроха? Я всю зиму зарываю на грядке объедки. К весне дождевые черви землю взрыхлят на славу – знай себе тыкай пальцем да сажай семена. Чего ради останавливаться на десятке акров?
– Потому что я не теряю надежды, что Бог даст мне приход.
Калла лишь кивнула. Она гнала от себя мысли, что Бог может дать Сэмюэлю приход, хоть и знала, что зять по-прежнему об этом мечтает.
Как только ему дадут приход, он уедет. И заберет Уиллади и детей.
– Не хочу оставлять вам землю, засаженную чем попало, чтобы пришлось перепахивать, – продолжал Сэмюэль. – Да и вряд ли найдется фермер, который возьмется после меня ухаживать за целым полем ноготков.
– Ноготкам уход не нужен. Ноготки и так не пропадут.
– Тем лучше, – обрадовался Сэмюэль.
И посадил картошку. Полряда здесь, полряда там, вперемешку с капустой и лимской фасолью. Чем теплее становилось, тем больше овощей сажал Сэмюэль. Зелень и тыквы, кукурузу и помидоры, лук и окру. И цветы, всюду цветы. Не ровными рядами, как принято сажать. Причудливой формы грядки сливались друг с другом, между ними вились тропинки, тут и там торчали колышки – подпорки для вьющихся растений. Часть земли он даже не распахал, а просто засыпал прелым сеном, дубовыми листьями и сосновыми иглами. Проезжие фермеры, видя, как Сэмюэль заваливает отличную почву всякой гнилью, не сомневались, что он умом тронулся. В жизни они не видывали ничего похожего на это поле, а Сэмюэль, глядя на свои труды, думал: неплохое начало.
На второй неделе марта, в понедельник утром, в лавку заглянул Кэлвин Фарлоу (он хоть и не был фермером, зато мнил себя знатоком любого дела) и сказал Калле, что ему неспокойно за Сэмюэля.
Калла ответила:
– Не за Сэмюэля тебе неспокойно, а за Уиллади. Езжай-ка домой и беспокойся о Донне.
Донна – жена Кэлвина. Всем известно, что он не уделяет ей внимания.
– Донне и так живется неплохо, – заверил Кэлвин. – Я ей купил новый «шеви».
«Новый» – значит, тот, которого у нее раньше не было. Кэлвин любил покупать подержанные автомобили и доводить до ума. У Донны что ни день новая машина, вот только на всех табличка «продается».
– И у Сэмюэля все отлично, – сказала Калла. Кэлвина Фарлоу она всегда недолюбливала.
– А со стороны кажется, будто он спятил. Что он такое затеял?
– Придет время – увидишь, – отвечала Калла.
Не один Кэлвин заглядывал в лавку с расспросами. В тот же день зашел Рас Белинджер справиться о Блэйде.
– И мне, и его матери, – уверял он с горечью, – тяжело далась разлука с сыном. Но раз уж ему у вас больше нравится, так тому и быть. Главное, здесь о нем заботятся.
Калла сказала, что забота о Блэйде им не в тягость. Рас тут же ответил, что не вынес бы, если б его родная кровь стала кому-то обузой, что на самом деле Блэйд – сущее наказание.
– Все шло к тому, что мы не смогли бы дальше удерживать его дома. Он от вас еще не убегал?
– Нет, – покачала головой Калла. – Ему, видно, у нас хорошо.
Рас смиренно кивнул: жаль, мол, что так вышло, да ничего не поделаешь, судьба. А перед уходом сказал:
– Можете ему не говорить, что я приходил.
«Не беспокоится, не скажу», – подумала про себя Калла.
В голове не укладывается, для чего Рас Белинджер явился в лавку спустя долгие месяцы и притворялся, будто беспокоится о сыне. Другое дело, если бы пришла мать, плакала, умоляла мальчика вернуться домой. Или просто взяла его и увела. Когда дети Каллы были еще малы, она бы никого из них даже ночевать к чужим не пустила без спросу. Но опять же, она не осталась бы с человеком, который причинил вред ее ребенку. Если бы Джон Мозес выбил кому-то из ее детей глаз кнутом, наутро он очнулся бы в лучшем из миров.
Когда Рас уехал, Калла задумалась, что означал его приход. Хочет восстановить свою репутацию? Наверняка по этой же причине он помог Милларду и Скотти довезти Тоя до больницы. С тех пор Калла была с ним радушна. Как и вся семья. Все были благодарны ему за Тоя, и никто не задумывался о подоплеке его поступков.
Теперь же Калла задумалась.
– Не знаю, зачем он приходил, – сказала Уиллади в тот же вечер, когда узнала от матери новость. – Но я ему не доверяю. Стоит о нем забыть, он тут же напоминает о себе.
Они только что уложили детей и сидели в гостиной. Уиллади переставляла на другую сторону потертый воротник на рубашке Сэмюэля. Она как раз отпорола его и выдергивала обрезки ниток.
– За Расом нужен глаз да глаз, – предупредила Калла. – Что-то мы расслабились.
Дети стали убегать далеко от дома. Дальше ручья, разумеется, не уходили, но зачастую за ними никто не присматривал, особенно когда они катались верхом на Леди. А катались они, едва сходили со школьного автобуса и до темноты.
Уиллади расправила воротник, целой стороной кверху, и стала прикалывать булавками.
– Я стараюсь никому не желать зла, мама, но не понимаю, как таких земля носит.
– Если он тронет мальчика, недолго земля его будет носить.
Уиллади многозначительно глянула на мать. В устах Каллы Мозес это страшная угроза.
Калла добавила:
– И я не шучу.
В тот же вечер Рас Белинджер посиживал на крыльце со свежей пластинкой жевательного табаку за щекой и с довольной ухмылкой.
В лавке у Каллы Мозес он не задавал вопросов, ему не нужны были ответы. Нет уж. Его посещения службы, и загадочное появление на Рождество с подарками для Блэйда, и сегодняшний приход в лавку имели ту же цель, что и его обращение с Джеральдиной. Ему просто нравилось мучить людей.
А все нужные ответы он узнал, наблюдая – когда не наблюдали за ним.
Скрипнула дверь. Вышла Джеральдина, присела рядом. Точнее, не совсем рядом, а чуть поодаль, чтобы он не мог дотянуться. Рас знал, пришла она лишь потому, что ей не с кем перемолвиться словом, дети не в счет. Просто чтобы ее позлить, он ущипнул ее за талию. Джеральдина вздрогнула и замерла.
– Не любишь, когда щиплют за бока?
Джеральдина отстранилась.
– Не надо.
– Ну и ладно, раз тебе противны мои ласки, не буду. Скажи спасибо, что тебя, толстуху, хоть кто-то ласкает. – Рас снова ущипнул ее. – Совсем жиром заплыла.
Джеральдина поджала губы, обреченно вздохнула. Рас потрепал ее по спине, как хозяин собаку, и весело улыбнулся.
– Я заходил узнать, как там твой сынок. – Так он называл теперь Блэйда, когда говорил о нем с женой. «Твой сынок». Ублюдок одноглазый.
Джеральдина отвернулась, пряча глаза, как всегда, когда он заводил речь о Блэйде. Рас не понимал, то ли она тоскует о сыне, то ли просто рада, что мальчик у Мозесов, и не хочет, чтобы Рас понял по ее лицу. Может, ей кажется, что ребенку там безопаснее, чем дома. Рас чуть не прыснул при этой мысли.
