Дмитрий Чевычелов - Остров на карте не обозначен
— Нет, господин оберштурмфюрер! — ответил за Борщенко Шакун. — Он и меня останавливал, да я по глупости не послушался.
— Постой, постой, — вдруг вспомнил Хенке. — Ты, Брагин, говорил мне, что среди моряков с тобой было трое своих, власовцев. Живы они еще?
— Павел, докладывай! — заторопил Шакун, переводя вопрос Хенке.
— Так точно, господин оберштурмфюрер, пока еще живы! — отрапортовал Борщенко. — Затаились. Они мне докладывают, что там делается.
— Ага… Это хорошо. А если забрать их сюда? Пусть послужат в охране.
— Павел, докладывай! — снова заторопил Шакун. — Плохо только, что не останется там моих глаз.
Борщенко коротко подумал и решил:
— Одного там надо оставить, господин оберштурмфюрер! А двух можно взять. Только их нельзя наряжать в охрану к русским. Их там сразу прикончат. А к западникам — вполне можно.
— Именно к западникам и нужно, — согласился Хенке. — А как их фамилии?
— Силантьев и Пархомов, господин оберштурмфюрер!
Хенке вытащил книжку и записал.
— Явишься сейчас в комендатуру! Я выдам распоряжение, а ты немедленно отправляйся в лагерь и выведи их из бараков. А завтра утром, к десяти, приведи ко мне!
— Слушаюсь, господин оберштурмфюрер!
— А они тоже говорят только по-русски?
— Они знают немецкий, господин оберштурмфюрер!
— Видишь, Брагин, они понимали, что немецкий язык им будет нужен. А ты — никак. Приказываю тебе учиться!
— Слушаюсь, господин оберштурмфюрер! Разрешите поставить их койки рядом с моей. Они мне помогут.
— Хорошо!
Хенке тут же распорядился приготовить койки.
— Пойдешь за ними один! Там тебе переводчик не нужен! — приказал он.
— Разрешите мне пойти с ним, господин оберштурмфюрер! — попросил Шакун, бывший переводчиком в разговоре Хенке с Борщенко.
— Ты что, не слышал разве моего приказа?! — прикрикнул на него Хенке. — Оттуда тебя живого не выпустят! Понял?
Через десять минут Борщенко получил в комендатуре необходимую бумажку и зашагал в лагерь, к «славянскому» сектору, обдумывая неожиданную возможность расширить свои силы в рядах врагов.
Когда Борщенко пришел в ущелье, было уже поздно. Измученные трудом люди укладывались спать. В восьмом бараке он разыскал Смурова, и тот, обеспокоенный, сразу же провел его в кладовую.
— Что случилось? По какому поводу так открыто?
Борщенко рассказал, что случилось.
— Теперь у нас есть возможность усилить связь с западными товарищами, — заключил он. — Разыскивай ребят. Надо с ними потолковать.
Смуров вышел, и через несколько минут пришел Матвеев с Силантьевым и Пархомовым.
Борщенко объяснил, что от них требуется.
— А ну их к черту! — заругался Пархомов. — Андрей! Ну как у тебя хватило нахальства втягивать Кирилла Пархомова в такое грязное дело?! Нет, Пархомов не согласен!
— Да ты что, товарищ Пархомов, называешь грязным делом?! — сурово напустился на него Матвеев. — Такая работа связана с постоянной смертельной опасностью и чаще всего заканчивается гибелью наших товарищей. А ты — «грязное дело»!
Пархомов слушал смущенно, опустив голову.
— Я, товарищ Матвеев, потомственный сибиряк! У меня вся семья коммунистическая. Отец, братья… Да они, если узнают, что я носил форму врага и служил им, хоть и не взаправду, не подадут мне руки! На другое — что хотите — готов! Но на это — нет! Кирилл Пархомов не согласен!
— Замолчи, Кирилл! — прикрикнул вдруг Борщенко. — А как же я, твой друг и коммунист, хожу в этой самой форме? Я служу не врагам, а всем нам, нашему делу!…
— Ты, Андрей, можешь. Ты выдержишь! — другим тоном заговорил Пархомов. — А я сразу же сорвусь, как пить дать, сорвусь! Не выдержу и заеду в ухо настоящему охраннику. А то и прострочу его из автомата! Вот и провалю всех. И тебя — в первую очередь!… Нет, Андрюха, я не гожусь. Не годен для таких штук Кирилл Пархомов! Не годен.
Матвеев вопросительно посмотрел на Борщенко.
— А не завалит он тебя, товарищ Борщенко, на самом деле? С таким настроением посылать его туда, пожалуй, действительно опасно.
Пархомов обиженно поднял голову.
— Это меня, Кирилла Пархомова, надо опасаться? Ты хватил через край, товарищ Матвеев! Конечно, я перед тобой один раз провинился. Но сейчас ты меня под самую печень подковырнул!
Борщенко улыбнулся.
— А ты, Кирилл, не городи чепухи. Не ломайся. Ты, товарищ Матвеев, меньше его слушай. Он меня никогда не подведет! Ои хитрый! Он любого гестаповца вокруг пальца обведет. Не придуривайся, Кирилл, и не отнимай понапрасну время.
— Ну и черт! — восхитился Пархомов. — Ведь уговорил! Ладно, Андрюха! За тобой я пойду хоть в самое пекло! Записывай, что Пархомов согласен. Давай инструкцию!
— А я справлюсь, Андрей Васильевич, как вы думаете? — спросил Силантьев.
— Если Кирилл хитрый, то ты, товарищ Силантьев, смелый. А смелость и хитрость будут там как раз на месте. Собирайтесь оба быстрее. Сейчас вас проинструктирует товарищ Смуров. Наматывайте на ус все крепко. Понятно? А. со мной вы успеете поговорить по дороге.
Через полчаса Борщенко шагал к Центру в сопровождении Пархомова и Силантьева — своих новых помощников в трудном и опасном деле.
Так еще двое коммунистов вступили на дорогу, требующую нечеловеческой выдержки, находчивости и бесстрашия, а в первую очередь — самоотверженности до конца.
Глава тринадцатая
НАЧАЛОСЬ…
1
Второй день стоят у причала транспортные суда «Берлин» и «Одер». Круглые сутки заключенные — «славяне» и «западники» — выгружают доставленные на судах мешки, бочки и ящики с продуктами, строительные материалы.
Обычно для развлечения эсэсовцев корабли доставляли на остров длиннущие кинофильмы, героями которых были вездесущие гестаповцы. Казармы эсэсовцев снабжались свежими газетами и журналами, где властвовал тот же герой — вооруженный с головы до ног ариец, неудержимо покоряющий все новые и новые «жизненные пространства» для «Великой Германии».
На этот раз привезенные газеты и журналы заметно отличались от тех, которые были доставлены три месяца назад. О победах на Восточном фронте сообщалось довольно скупо. Но зато обстоятельно объяснялась военная целесообразность «выпрямления» Восточного фронта, что потребовало глубокого отхода немецких армий на запад.
Но, кроме этих газет, с кораблями прибыли живые люди. А в их передаче события на Востоке выглядели настолько мрачно, что говорить о них можно было только верным приятелям, и то с оглядкой.
Особенно нетерпеливо ожидал прихода судов Густав Рейнер — капитан подводной лодки, базирующейся на острове.
