Юрий Гулин - Пять из шести
– Александр Васильевич Колчак, – прокомментировал увиденное Максимов.
– Он самый, – одобрительно кивнул Старх. – Портрет адмирала Колчака. Писан с фотографии неизвестным китайским художником в Харбине осенью 1920 года.
– Можно? – протянул руку Максимов.
Старх, молча, передал ему холст. Майор быстро осмотрел портрет и удовлетворенно улыбнулся.
– Холст сдвоенный, – объявил он таким тоном, будто только что сам сделал это открытие, – между половинками карман до недавнего времени заделанный, а в нем… – Майор двумя пальцами подцепил что-то внутри холста и вытащил на свет. – А в нем, видимо, карта!
Максимов встал и понес сложенный лист к столу. Старх убрал дипломат, Геннадий положил лист на стол и развернул.
– Точно, карта, – не совсем, однако, уверенно произнес майор. – Вернее, ее ксерокопия. – Он вопросительно посмотрел на Старха.
Меж тем все потянулись к столу, даже Лена со своим заметно округлившимся животом.
– Дело в том, – пояснил Старх, – что оригинал карты оказался весьма ценной вещью.
– Юля нам объяснила, – продолжила за мужем Катя, – что это работа очень известного в Китае мастера. Вернее известными его работы стали совсем недавно. Мастер уже много лет покоился в земле, когда вдруг обнаружилось, что он был, чуть ли не гением. И теперь любая его работа стоит огромных денег.
– Так что Юля Гущина враз обогатилась, – вновь перехватил слово Старх, – и в благодарность презентовала нам и ксерокопию карты и сам портрет, который художественной ценности не имеет, и дневник своего предка капитана Гущина.
Сообщение о дневнике на некоторое время отвлекло внимание от карты. Все смотрели на Старха, который уже извлекал из дипломата тетрадь в кожаном переплете.
– Занимательное, я вам скажу чтиво, – потряс дневником Старх, – однако к нашему делу большей частью отношение не имеющее. Потому я тут карандашиком нужные места отметил, их я вам сейчас и зачту.
Старх раскрыл тетрадь и стал перелистывать пожелтевшие от времени страницы.
– Вот, например, любопытная запись. – И он зачитал, водя пальцем по строчкам: – "… Сюда не дотянутся алчные руки союзников, достояние России останется в русской земле. С собой взяли три пуда на расходы…" Или вот: "… Карту узкоглазый нарисовал отменную. Теперь без креста и портсигара сам черт не найдет дорогу к закладке…" И последнее: "… Решили так: если не мы, то пусть наши потомки, но не ранее 10.10. 2010. Почему так – не знаю. Вяземский что-то объяснял, но я так ничего и не понял…"
– И это все? – разочарованно спросил Максимов. – Может вы что-то пропустили?
Старх, молча, протянул ему дневник. Геннадий принял тетрадь, но читать не стал, а обратился к карте.
– Вы уже разобрались, что вся эта аллегория может означать? – спросил он у Страха.
– Ну, как-то так… – уклонился от прямого ответа Вяземский. – Карта, очевидно, сориентирована по сторонам света. Вот эта медуза с хвостом – Байкал.
– А что, похоже, – кивнул Максимов. – Щупальца – реки, которые впадают в озеро, а хвост – Ангара.
Женщины рассматривали карту, молча, внимая умным речам мужчин.
– Драконы, – продолжил Старх, – видимо, хребты.
– А цифры? – спросил Максимов. – Их тут не пересчитать.
Вяземский пожал плечами.
– Одна из них, скорее всего, указывает на клад. Но какая?
– Да… – протянул Максимов. – Без портсигара не понять. Что там на нем, и где его искать?
– Что на портсигаре узнаем, когда его найдем, – сказал Старх. – А искать его надо в Даурии.
– Почему именно в Даурии? – удивился Максимов.
– А потому, Гена, что "харбинская" история еще не закончена. Юля поведала нам одну притчу, которая передается в их семье из поколения в поколение. Якобы через полгода после гибели капитана Вяземского пришел к его жене один человек – русский казак, который поведал о том, что есаул Егоров погиб от руки одного из приспешников атамана Семенова – чего-то они там не поделили. Умирая, Егоров попросил того казака отыскать в Харбине капитана Гущина и поведать ему о том, что портсигар теперь в руках убийцы Егорова. А произошли все эти страсти, стало быть, в Даурии.
– А фамилию убийцы тот казак назвал? – спросил Максимов.
– Назвал. Тимофеев.
– Хорошо! Я постараюсь узнать как можно больше об этом Тимофееве, а вы, – Геннадий обвел собрание глазами, – готовьтесь в дорогу!
– Как я вам, ребята, завидую! – вздохнула Лена. – Если бы не сын, – она ласково погладила живот рукой, – махнула бы и я с вами!
Майор Максимов внутренне перекрестился. Вовремя обрюхатил генерал жену. Если за Свету грозят голову снять, то за Лену и кое-что более ценное оторвут не задумываясь!
* * *
– Это ты в точку попал! – дослушав доклад, хохотнул Сологуб. – За свою Лену Еременко бы тебе точно яйца оторвал! – Потом, не обращая внимания на хмурое лицо Максимова, спросил: – И что там Тимофеев?
– Был такой. Состоял при Семенове палачом. Предан был атаману как собака. Их и повесили-то рядышком.
– Справедливо. Любишь атамана, люби и рядышком висеть, – подвел черту под судьбой Тимофеева Сологуб. – А про портсигар что-нибудь выяснил?
– В описи вещей, изъятых у Тимофеева при аресте, портсигар не числится.
– Ишь ты, – удивился Сологуб. – Опись, значит, сохранилась? Какого только мусора в архиве не держат… Да… обрубился, значит, кончик?
– Не совсем… – загадочно улыбнулся Максимов.
– Ты вот что, Гена, – рассердился Сологуб, – кончай мне тут туман напускать. Обойдемся без мхатовских пауз.
– Нашлась ниточка, Михаил Иванович, – зачастил майор. – Отыскал я в Москве одного ветерана из наших, который при аресте Тимофеева присутствовал. Так он божится…
– Окстись, Гена, – прервал майора Сологуб. – Как такой может божиться?
– Я хотел сказать: утверждает, – поправился Максимов.
– Другой коленкор, – кивнул Сологуб. – Хотя, учитывая его возраст, это слово тоже не очень-то катит. Ну, да за неимением гербовой… Продолжай!
– Так вот, видел он этот портсигар! Массивный, серебряный с двуглавым орлом на передней крышке и какими-то письменами на задней. Сам он его не брал, но кто мог это сделать припомнил. Писарь, что опись составлял.
– Логично, – одобрил Сологуб. – Украл и в опись не внес. Очень даже логично! Фамилию твой ветеран не вспомнил?
– Не вспомнил, но я ее сам нашел. Заглотин фамилия того писаря.
– Подходящая фамилия. Точно он портсигар тиснул. Не мог с такой фамилией не тиснуть! Где обитает, выяснил?
– Не точно, но, скорее всего, в аду. В рай его бы вряд ли пустили.
– Помер, значит, – подытожил Сологуб. – А до того где обитал?
– Вы не поверите, Михаил Иванович, но в той самой станице, что в Даурии, откуда и Егоров и Тимофеев родом, и где Тимофеев Егорова порешил.
