Эрл Гарднер - Девственница-бродяга
– Он не желает сидеть, мистер Мейсон. Шагает по приемной туда-сюда, как тигр. Требует, чтобы вы немедленно его приняли.
– Продержите его пару минут, – ответил Мейсон. – Из принципа. Потом пусть войдет.
Когда Джон Эдисон вошел в кабинет, он был не похож на самого себя. Пропала важная осанка, с первого взгляда указывающая на его значительное и прочное положение в обществе – ссутулившись, он вошел в кабинет Мейсона. Эдисон был коренастым, широкоплечим человеком, который тщательно следил за своей одеждой. Владелец крупного универмага, он прекрасно о знал, как вести себя, принимая людей, но явно чувствовал себя не в своей тарелке, сам придя на прием.
Мейсон вышел из-за стола и протянул ему руку:
– Здравствуйте, мистер Эдисон.
– Мейсон, я, кажется, влип в неприятную историю! – сказал Эдисон, энергично пожимая руку адвокату.
– Присаживайтесь, – предложил Мейсон. – Я слушаю вас.
Эдисон многозначительно посмотрел на Деллу Стрит.
– Это моя секретарша, мисс Стрит, – представил ее Мейсон. – Она присутствует при всех моих переговорах, делает записи и ведет все дела. Ей можно полностью доверять.
– Теперь я никому не хочу доверять, – проворчал Эдисон. – Я уже поплатился за свою доверчивость.
Мейсон улыбнулся и сел за стол, ожидая, что последует дальше. Эдисон молчал. Делла Стрит сидела, положив карандаш на открытую страницу блокнота. Наконец он решил уступить и согласился с присутствием секретаря:
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Черт побери, каждый ведет дела, как ему нравится.
– Так в чем же дело? – спросил Мейсон.
– Меня шантажируют, мистер Мейсон.
– Кто и каким образом?
– Человек, о котором я раньше ничего не слышал. Некий мистер Дункас. Джордж В.Дункас.
– Джордж В., вы говорите? – улыбнулся Мейсон. – Я так полагаю, что его мать назвала мистера Джорджа Дункаса – Джорджем Вашингтоном, надеясь, что с этим именем он сможет стать еще одним национальным вождем. Но он предпочел заниматься шантажом.
– Нет, – сказал Эдисон, – его, насколько мне известно, зовут Джордж Виттли Дункас. Таким именем он подписался под заметкой в газете. Эту заметку я принес специально для вас.
Пальцы Эдисона дрожали, когда он доставал бумажник и извлекал из него вырезку.
– Понятно, – заметил Мейсон, прочитав статью. – Здесь полно плохо замаскированных намеков. Вот хотя бы: «Кто та молодая женщина, что бродила ночью с другом семьи? Знает ли ее муженек о той консультации, которую она получила у адвоката?» – Мейсон оторвал взгляд от заметки и сказал: Обычная бульварная стряпня. Нельзя понять, что это – правда или нет. Эта молодая женщина может быть лишь плодом воображения Джорджа В. Дункаса, имени-то ее он не называет. Так что, собственно, этот Дункас хочет от вас?
– С самим Дункасом я не говорил. Я говорил с человеком, который представился как Эрик Хэнсел. Он сказал, что он репортер и поставляет Дункасу факты. Так вот теперь он раскопал какие-то факты против меня!
– Они хорошо все продумали, – заметил Мейсон, – никаких обвинений против Дункаса выдвинуть нельзя, а свое сотрудничество с Хэнселом он может просто отрицать.
– Да, возможно и так, – заметно нервничая, сказал Эдисон. – Но мне наплевать на их технику. Главное – это чистейшей воды шантаж, связанный с той историей с Вероникой.
– Расскажите подробнее, – попросил Мейсон.
Эдисон нервно поерзал на стуле, усаживаясь поудобнее.
– Черт возьми, я даже не знаю с чего начать.
– Начните с вашего знакомства с девушкой, – посоветовал Мейсон.
– Да? – Эдисон был явно удивлен. – Но почему?
– Потому что всегда лучше всего начинать с начала.
– Почему вы решили, что она причастна?
Мейсон лишь улыбнулся в ответ.
– Хорошо, – согласился, наконец, Эдисон. – Можно начать и с этого. Это было в прошлый вторник, примерно, часов в девять вечера. Я ехал домой из пригорода. Когда я увидел ее, она стояла на обочине автострады с небольшой дорожной сумкой в руках. Она не голосовала, но было видно, что она хочет, чтобы ее подвезли.
– И вы остановились?
– Сначала нет. Обычно я не подвожу незнакомых. Я проехал мимо, но тут увидел, какая она юная и хорошенькая, и я решил, что не могу оставить ее в таком месте, где какой-нибудь сомнительный тип может подобрать ее и воспользоваться моментом... Потому я затормозил и подъехал к ней задним ходом.
– Она оценила ваш поступок?
– Да, начала благодарить, – заявил Эдисон.
– Что было дальше? – спросил Мейсон.
– Когда сажаешь в машину такую молодую и красивую девушку, обязательно завязывается разговор и...
– Не отвлекайтесь на мелочи, – попросил Мейсон.
– Сперва девушка была несколько скованной. Но потом это прошло. Я сказал, что я ей в отцы гожусь...
– Это точно, – заметил Мейсон.
– Что?
– Ничего, продолжайте.
– Вскоре она прониклась ко мне доверием и рассказала свою историю. У нее очень добрая мама, она ее очень любит. Но девушка просто устала от скуки маленького городка, где она жила. Ей казалось, что она никогда не вырвется из рутины провинциальной жизни.
– О чем еще она говорила? – спросил Мейсон.
– Ее отец умер. Мать содержит небольшой ресторанчик в Индиане, скорее закусочную. До Индианаполиса от них было не менее пятидесяти миль, так что всякие там кинотеатры и дискотеки далеко. Она говорила, что накрывала столы, мыла посуду, в общем, помогала матери. Такая монотонная жизнь ее ужасно удручала. Все интересные парни покинули это место, перебрались в крупные города, где больше возможностей, а у оставшихся не было ни воображения, ни души, ни страстей.
– Вероника, несомненно, произвела на вас глубокое впечатление?
– С чего вы это решили, мистер Мейсон? – обиделся Эдисон.
– Потому что вы запомнили ее слова: «Ни души, ни страстей».
Эдисон промолчал.
– Сколько ей лет? – спросил Мейсон.
– Восемнадцать.
– Это точно?
– Откуда мне знать? Я только предполагаю.
– Вы, может, видели ее водительские права.
– Нет. Черт возьми, Мейсон, я не могу так запросто определить возраст женщины. Ей могло быть от шестнадцати до двадцати пяти.
– Хорошо, – согласился Мейсон. – И что было потом?
– Она призналась мне, что решила выйти в мир... Решила сама найти свое место, устроиться на работу и стать независимой. А уже устроившись, написать письмо матери и все в нем рассказать.
– Она не упоминала имени своей матери?
– Она не так уж и много успела мне рассказать. Понимаете, мы ехали недолго, около двадцати миль, я больше думал о том, как ей помочь, чтобы она не пропала в большом городе.
– Она что, просила о помощи?