Алистер Маклин - Ночи нет конца. Остров Медвежий
— Не знаю, — неохотно ответил я. — Ничего не могу сказать.
— Не принимайте близко к сердцу, док. Вы тут ни при чем. — Юноша махнул в сторону белой пустыни. — Уж очень плохо оборудован ваш лазарет.
— Что верно, то верно, — печально улыбнулся я и указал головой в сторону больного. — Наклонитесь, послушайте, как он дышит. Скоро ему конец.
Окажись на его месте кто–то другой, я бы сказал, что часа через два. Но с Малером обстоит иначе. У него есть воля к жизни, он мужествен, словом, это человек… Но через двенадцать часов он умрет.
— А много ли осталось жить мне, доктор Мейсон? Я повернулся и удивленно посмотрел на Марию Легард. Голос ее превратился в едва слышный, хриплый шепот. Старая актриса попыталась улыбнуться, но вместо улыбки у нее получилась жалкая гримаса. Было видно, что ей совсем не весело.
— Господи, вы пришли в себя! — Сняв с нее перчатки, я принялся растирать ее ледяные, исхудавшие руки. — Вот и чудно. Как себя чувствуете, мисс Легард?
— А как я должна чувствовать себя? — произнесла она с вымученным задором. — Не надо мне зубы заговаривать, Питер. Так сколько?
— Вам предстоит еще тысяча спектаклей в старом «Аделфи». — Освещенный фонарем, воткнутым в снег, я подался вперед, чтобы старая актриса не увидела выражения моего лица. — Если серьезно, то, поскольку вы пришли в себя, это добрый признак.
— Однажды я исполняла роль королевы, которая пришла в себя, чтобы произнести перед смертью несколько драматических слов. А вот мне сейчас никакие драматические слова на ум почему–то не приходят. — Я напрягал слух, чтобы услышать, что она шепчет. — Вы ужасный врун, Питер. Есть ли у нас хоть какая–то надежда?
— Разумеется, — солгал я, лишь бы не касаться опасной темы. — Доберемся до побережья, там нас заметят с самолета или судна. А это произойдет во второй половине дня завтра. Вернее, сегодня. Осталось идти каких–то двадцать миль!
— Двадцать миль! — вырвалось у Зейгеро. — Что, ветродуй уже кончился? спросил он и, дурачась, приложил сложенную лодочкой ладонь к уху, словно не слыша завывания пурги.
— Скоро кончится, мистер Зейгеро, — заверил его Джекстроу. — Эти «уиллиуау» быстро выдыхаются. На сей раз пурга продолжается дольше обыкновенного, но уже заметно поутихла. А завтра наступит ясная морозная погода.
— Морозец не помешает, — одобрительно произнес юноша. И, повернувшись в мою сторону, добавил:
— Старая дама снова отключилась, док.
— Да. — Я перестал растирать Марии Легард руки и надел на них рукавицы.
— Давайте взглянем на ваши лапки, мистер Зейгеро, не возражаете?
— Для вас я Джонни, док. Теперь я чист, не забыли? — Он протянул мне свои ручищи. — Хорош видок, а?
Видок был отнюдь не хорош. Насмотрелся я на обмороженные руки, побывав в Корее и других горячих точках, но такое зрелище видел впервые. Руки юноши были в белых и желтых пятнах, словно неживые. Вместо кожного покрова — одни волдыри. Во многих местах ткань омертвела.
— Куда–то подевал свои рукавицы, — стал оправдываться Зейгеро. Вернее, потерял еще миль пять назад. Сразу и не почувствовал. Наверное, оттого, что руки окоченели.
— А сейчас что–то чувствуете? Вот здесь и вот здесь. — Я прикоснулся к участкам, где еще не было нарушено кровообращение, и он кивнул.
— Без рук останусь, док? Их ампутируют?
— Нет. — Я решительно мотнул головой, решив не сообщать бедняге, что часть пальцев у него омертвела.
— А я смогу когда–нибудь выйти на ринг? — И снова небрежный, полунасмешливый тон.
— Трудно сказать. Никогда не знаешь наперед…
— Так смогу я выйти на ринг?
— Нет, не сможете.
После продолжительного молчания юноша спокойно спросил:
— Вы уверены, док? Абсолютно уверены?
— Абсолютно уверен, Джонни. Ни один член врачебной комиссии не допустит тебя к состязаниям по боксу. Иначе он попадет в черный список.
— Ну, тогда все ясно. Фабрика пластмассовых изделий в Трентоне, что в штате Нью–Джерси, приобрела себе нового работника. Да и то сказать, занятия боксом слишком много отнимают сил. — Ни сожаления, ни безысходности не прозвучало в голосе юноши. У него, как и у меня, были другие, более неотложные проблемы. Он стал вглядываться во мрак, потом повернулся к нам с Джекстроу. — А что это творится с вашей ищейкой, Джекстроу?
— Не знаю. Надо будет выяснить, в чем дело. — Во время нашего разговора Балто уже дважды оставлял нас, исчезая в снежной мгле, но через несколько минут возвращался. Видно, что–то его тревожило. — Скоро вернусь.
Джекстроу поднялся и следом за лайкой скрылся за белой пеленой. Вскоре он появился вновь.
— Пойдемте посмотрим, что я увидел, доктор Мей–сон.
В сотне ярдов от нас, недалеко от края ледниковой долины, при свете фонаря, включенного эскимосом, я заметил черное пятно, а в нескольких футах от него — пятно поменьше и почти бесцветное.
— Масло из коробки передач или фильтра, предположил Джекстроу и, направив луч фонаря в сторону, прибавил:
— А там видны следы от гусениц.
— Следы свежие? — поинтересовался я. Это можно было предположить по тому, что их не успела замести поземка.
— Пожалуй. Остановка была длительной, доктор Мейсон. Посмотрите на величину пятна.
— Произошла поломка? — спросил я, хотя сам так не думал.
— Пургу пережидали. Корадзини, должно быть, не видел дороги. — Если бы у этой парочки сломался двигатель, им бы ни за что не удалось завести его вновь.
Я знал, что Джекстроу прав. Ни Смоллвуд, ни Корадзини не произвели на меня впечатления хороших механиков. Это было действительно так, они не притворялись.
— Может, они все еще находились здесь, когда мы сделали остановку? Черт побери, надо было нам пройти еще сотню ярдов.
— Потерянного не вернешь, доктор Мейсон. Я уверен, тогда они были еще здесь.
— Почему же мы не услышали шум двигателя?
— В такую–то пургу!
— Джекстроу! — позвал я, надеясь на чудо. — Джекстроу, ты спал там, в укрытии?
— Нет.
— Долго продолжался привал?
— Полчаса, а то и меньше.
— Выходит, они недавно находились здесь. Господи, да они не далее, чем в миле от нас. Пурга стихает, температура падает. Мы окоченеем, если будем прохлаждаться. Возможно, трещины задержат вездеход…
Не закончив фразы, я бросился назад, скользя и падая. Рядом со мной, следом за Балто, бежал Джекстроу. Зейгеро успел подняться и ждал, когда мы вернемся. Елена тоже была на ногах. Схватив ее за руки, я воскликнул:
— Елена! С вами все в порядке! Как себя чувствуете?
— Лучше, гораздо лучше. — Судя по голосу, чувствовала она себя неважно.
