Густав Эмар - Масорка
Отъехав шагов пятьдесят, карета остановилась около другой кареты, очевидно, поджидавшей эту — из нее вышел дон Луис Бельграно, а дон Мигель, простясь со своей кузиной, уступил ему место подле доны Эрмосы. Обменявшись шепотом несколькими словами, молодые люди крепко пожали друг другу руку, после чего дон Мигель сел в карету дона Луиса и поехал домой.
Экипаж доньи Эрмосы крупной рысью направился по дороге к набережной. Старый Педро был за кучера, а за выездного — верный слуга дона Луиса. Донья Эрмоса беседовала со своим спутником о последних происшествиях бала, карета почти поравнялась с часовней Санта-Люсия и въезжала на Широкую улицу, когда неожиданно ее настигли три хинета38, спустившиеся вскачь с ближайшего холма. Намерения их не вызывали сомнения: двое из них мчались по обе стороны кареты и затем так внезапно и быстро преградили дорогу лошадям, что старый Педро едва успел сдержать их. В этот момент третий подскакал к дверце кареты и заговорил слащавым, немного дрожащим от быстрой скачки голосом:
— Мы — люди мирные, сеньора, и хотя я знаю, что вы находитесь под надежной охраной сеньора дель Кампо, всеже эта дорога такая глухая и безлюдная, что я поспешил вслед за вами, чтобы иметь честь предложить вам мои услуги в качестве конвоира.
Карета была стояла, солдаты преграждали лошадям дорогу.
Старый Педро старался нагнуться, как можно ниже со своих высоких козел, чтобы точнее прицелиться в одного из всадников, в висок которого он собирался всадить несколько унций олова то же самое делал и лакей, стоя на запятках.
У дона Луиса не было при себе никакого оружия, кроме изящного стилета, спрятанного в трости.
Донья Эрмоса и дон Луис не сразу узнали голос того человека, который только что говорил с ними, но женщины обладают удивительной способностью инстинктивно угадывать, и, едва незнакомец докончил свою фразу, донья Эрмоса, склонясь к самому уху дона Луиса, шепнула ему едва слышно:
— Это Мариньо.
— Мариньо! — воскликнул дон Луис.
— Да, какой-то помешанный!
— Нет, негодяй, — сказал дон Луис, возвышая голос. — Дама эта находится под надежной охраной, и я прошу вас удалиться и ваших товарищей то же.
— Я говорил не с вами, сеньор дель Кампо!
— Здесь нет никого, кого бы звали этим именем, здесь только…
— Молчите, ради Бога!.. — зажала ему рот рукой донья Эрмоса. — Сеньор, — продолжала она обращаясь к Мариньо, — я очень благодарна вам за вашу любезность, но повторяю вам слова этого кабальеро: я под надежной охраной и в услугах ваших сейчас не нуждаюсь, а потому умоляю вас удалитесь и прикажите удалиться солдатам.
— Это уже лишнее! Слово «прошу» было в вежливой форме произнесено два раза! — сказал дон Луис, протягивая руку к одной из дверец кареты чтобы открыть ее.
Донья Эрмоса энергичным движением остановила его.
— Мне кажется, этот сеньор не привык встречаться с кабальеро! — сказал Мариньо.
— Да, с кабальеро, которые по ночам останавливают кареты на больших дорогах и могут быть приняты за воров и грабителей. Педро, вперед! — крикнул дон Луис таким резким, повелительным голосом, что те два солдата, которые преграждали дорогу, даже не попытались задержать карету.
Педро хлестнул лошадей и погнал их вскачь, что есть духу.
Мариньо, так как это, действительно, был он, пришпорил коня и, следуя за каретой карьером, успел на прощание сказать донье Эрмосе следующие слова:
— Знайте, сеньора, что я не имел никаких дурных намерений по отношению к вам, но со мной обошлись неслыханным образом, а такие люди, как я, никогда не забывают своих обид.
Проговорив эту фразу, в которой таилась страшная угроза, Мариньо раскланялся, повернул своего коня и в сопровождении своих подчиненных вернулся обратно в город.
Пять минут спустя карета остановилась у ворот дачи доньи Эрмосы, молодая женщина вышла из экипажа и под руку с доном Луисом вошла в свою гостиную.
Она была очень бледна и, несмотря на все усилия скрыть овладевшее ею волнение, дрожала всем телом.
— Боже мой! Дорогая Эрмоса, — воскликнул дон Луис, заметив ее бледность и волнение, — что с вами? Вы больны?
— Нет, дон Луис, — отвечала она с грустной улыбкой, — я не больна, я боюсь…
— Боитесь? Чего?
— Этого человека.
— Этого мерзавца Мариньо?
— Да, его, я чувствую, что он принесет мне несчастье!..
Напрасно дон Луис старался разогнать эти мысли, успокоить и обнадежить взволнованное воображение молодой женщины, — это не удалось ему, и, простившись с ней, он удалился к себе, задумчивый и невеселый.
ГЛАВА XXII. В Монтевидео
Более девятисот судов мерно покачивались на своих якорях на рейде в Монтевидео, подобно громадному пальмовому лесу во время бури. Была одна из последних ночей июля, ночь лунная, но не тихая: волны вздымались высоко и с глухим ревом разбивались о берег.
В семь часов вечера на горизонте показалась маленькая белая точка, напоминавшая серебристую морскую чайку южных морей: гонимые ветрами с берегов Патагонии, они летают над водой до тех пор, покуда не найдут надежного пристанища где-нибудь на мачтах кораблей или на крутых скалах.
Маленькое, едва приметное судно смело вверяло себя высоко вздымавшихся волн бурной реки, которая в дни непогоды ужасней самого океана, и быстро приближалось к порту.
С военных судов не замедлили признать в маленьком судне китобойную лодку из Буэнос-Айреса, одну из тех утлых на вид лодочек, которые со времени французской блокады занимались преимущественно контрабандой.
В маленькой лодочке находились четверо мужчин: двое из них на средней скамье, очевидно, были матросы, третий, сидевший у руля в тяжелом плаще и клеенчатой шляпе, был владелец судна, четвертый, сидевший на корме, опершись на левый борт лодки, укутанный в длинный резиновый плащ, в шляпе с двойным козырьком, был, как надо полагать, пассажир.
Владелец судна не спускал глаз с паруса, а пассажир был, казалось, погружен в глубокую задумчивость.
— Далеко мы еще от пристани, Дуглас? — вдруг спросил он, поглядывая на свои карманные часы, на которых было уже половина десятого.
— Нет, сеньор, — отвечал хозяин судна, с сильным английским акцентом, — мы скоро пристанем вон там, справа от того укрепления.
— Как оно называется?
— Форт Сан-Хосе.
— Что же, там есть мол?
— Нет, сеньор, но там есть хорошая пристань, называемая Эль-Бано-де-Лос-Падрес, где пристают катера всех военных судов, и там мы высадимся, не замочив даже ног, хотя теперь вода очень высока.
На самом деле, несколько минут спустя дон Мигель сошел на берег в указанном месте и, стряхнув капли воды со своего плаща, последовал за владельцем судна, который, отдав какие-то приказания своим людям, сказал ему:
