Хайнц Конзалик - Человек-землетрясение
Замок Баррайсов был ярко освещен. Боб, остановивший машину перед большими воротами, посмотрел поверх каменного забора. Сегодня не было ни одной комнаты, которая не сияла бы в ночи, промытой дождями и не желавшей отступать перед утром, чей черед давно подошел.
Кто-то, очевидно, услышал скрип тормозов, или же за шторами в первом салоне – музыкальной комнате – был выставлен пост, сигнализирующий обо всем происходящем снаружи… Во всяком случае, дверь открылась еще до того, как Боб преодолел прыжком пару ступенек. Во всем британском блеске, полный достоинства, появился Джеймс, дворецкий дяди Тео. За ним мелькнуло чужое лицо – криминальная полиция.
– А, славный Эгон! – воскликнул Боб и кивнул Джеймсу, задев в очередной раз больное место. – И господин, которого я не знаю. Наверняка ученик Шерлока Холмса, Джерри Коттона, Манникса, агент 007, или кто ваш учитель?
– Вас ожидают, – деревянным голосом произнес Джеймс. – В библиотеке. Все господа в сборе.
– Где Рената? – Боб отдал ему свой плащ. С большим достоинством Джеймс передал его полицейскому. Боб внутренне ухмыльнулся: «Никаких следов крови, мой дорогой. Напрасно будешь искать. Я осмотрел через лупу каждый миллиметр».
– Фрейлейн Рената уже в судебно-медицинском институте. Джеймс проговорил это, как будто объявлял оперную звезду.
Боб Баррайс остановился в огромном роскошном холле.
– Где мама?
– В своей комнате. Госпожа лишилась чувств. У госпожи сейчас профессор доктор Нуссеман.
– Славный, верный Нуссеман. – Боб повернулся к полицейскому: – Он прекрасно кормится мамиными болезнями. Пять таких пациентов – и он принадлежит к самым высокооплачиваемым врачам Европы. Итак, в библиотеке.
Дворецкий Джеймс открыл высокую двустворчатую дверь. Библиотека, обычно с приглушенным светом, не отвлекающим от работы, была на этот раз ярко освещена. С удивлением Боб заметил, что кресла в дальнем углу – кабинете для курения – были обтянуты зеленой кожей. В благородном полумраке это никогда не бросалось в глаза.
Вокруг большого стола у камина в стиле ренессанс сидели несколько господ. Когда вошел Боб, они сразу встали. Остались сидеть лишь дядя Теодор и доктор Дорлах. У дяди Хаферкампа это было естественно, у Дорлаха – явная вольность. Боб враждебно посмотрел на него. «Ты считаешь, что тебе что-то известно, – подумал он. – При этом ты ничего не знаешь, абсолютно ничего. Тебе никогда не удастся положить на обе лопатки Боба Баррайса. Тебе – нет…»
Он словно натолкнулся на стену, когда его неожиданно остановил вопрос:
– На какой машине вы ездите?
– Сейчас – на БМВ из парка Баррайсов, – не задумываясь ответил Боб. – Вы первый прокурор?
– Да. Петер Цуховский.
– Не буду кривить душой и говорить, что мне очень приятно. Повод для нашего знакомства слишком грустный.
В дверь постучали. Сотрудник криминальной полиции объявил от двери:
– Машина имеет шины фирмы Пирелли.
– Спасибо. – Прокурор Цуховский сложил руки за спиной. – С самого начала – совпадение: на последней машине на мосту были шины фирмы Пирелли.
8
Простым упоминанием о шинах Пирелли вывести из равновесия Боба Баррайса было невозможно. Однако он удивленно поднял брови: разве доктор Дорлах не говорил о том, что дождь стер все следы? Как можно по смытым отпечаткам так точно установить марку шин? Здесь что-то не сходилось. Может, ему расставили ловушку? Или они блефовали? Если так, то он был плохим игроком в покер, этот прокурор доктор Петер Цуховский. И вообще, что это за имя – Петер Цуховский? Так в Рурской области звали одного футболиста. Как может человек, которого зовут так же, стать прокурором? Никакого вкуса у этого парня. Боб насмешливо улыбнулся:
– А-а! Нашли машину, которую искали?
– Я не хотел бы принимать преждевременных решений. – Прокурор Цуховский стремился быть объективным. Субъективно ему этот отлакированный, смазливый, как девушка, молодой человек на первый взгляд был несимпатичен. Типичный миллионерский сынок: избалованный, страшно ловкий, когда речь идет о том, чтобы избежать любой работы, фразер с барскими замашками, высокомерный, как правило, развитый односторонне, а в остальном – глупый и дерзкий, сексуальный атлет, ведущий себя с какой-то скользкой вежливостью, которая есть не что иное, как брошенное в лицо собеседнику оскорбление.
Но все это в счет не идет. Нужно опираться только на доказательства, а не на неприязнь. А эмоции лишь тормозят уголовное расследование и могут увести его в ложном направлении; хотя есть криминалисты, которые доверяют только своему безошибочному чутью, как они говорят – интуиции. Одним из них был теперь уже легендарный «толстый Геннат», шеф берлинской комиссии по расследованию убийств 30-х годов.
Прокурор Цуховский внимательно посмотрел на Боба Баррайса.
– На вашей машине шины марки Пирелли, не так ли?
– Возможно. Я не знаю. БМВ – из автопарка Баррайсов, я не интересуюсь, как правило, маркой шин, садясь в машину, – с издевкой ответил Боб. – Возможно, полиция сможет установить, сколько машин в Западной Германии ездят на шинах Пирелли! Одна из них – с гарантией – будет машиной с эстакады. Я читал, что криминальная полиция обязана своими успехами кропотливой работе, поиском камешков мозаики, И вообще я в восторге от ваших следопытов – на улице идет дождь…
Боб метнул взгляд в сторону доктора Дорлаха, но адвокат не смотрел на него.
«Может, дядя Теодор заплатил тебе, чтобы ты стер меня в порошок? – подумал Боб. – Какое гнусное общество, все продажные! Одна Марион другая, она действительно Любит меня, и, черт меня подери, я тоже люблю ее. Это первое чудо, с которым я столкнулся, да еще в себе самом. Достаточный довод, чтобы стать счастливым и сильным сейчас. Одним необходимы гашиш, кокаин и ЛСД, чтобы держаться на плаву… А мне нужна Марион, теперь я это твердо знаю. Мое прибежище, мой стеклянный, фиолетовый мир, – это не дурман, а белое гладкое тело Марион, источающее в возбуждении легкий апельсиновый аромат».
– Машина, которая в момент падения фрейлейн Петерс стояла на мосту, уезжая, заехала на траву, и там остался четкий след. К несчастью для преступника.
– К счастью для меня! – Боб прямо и требовательно посмотрел на доктора, Дорлаха. – Найдется у кого-нибудь сигарета? – Дорлах протянул ему свой портсигар. – Спасибо. Я был в Эссене, господа. – Баррайс зажег сигарету, руки его при этом были абсолютно спокойны, доктор Цуховский это точно проследил. – И почему преступник? Я думаю, Ренаточка сама спорхнула?
– Мой племянник не имеет представления о пиетете, – вставил дядя Теодор. Это были его первые слова, произнесенные после прихода Боба. – Кроме того, у каждого человека своя манера выражаться.
