Хайнц Конзалик - Человек-землетрясение
– Хорошо, детка. – Он закрыл глаза от неимоверной усталости, дрожь все еще не унималась. Нервы были накалены. Он несколько раз глубоко вздохнул, как будто воздух был единственным средством потушить их. И на самом деле он стал спокойнее, ум начал проясняться. Боб осознал, что может снова трезво мыслить.
Марион вышла из душевой обнаженная, вся как будто пронизанная солнцем, с высоко подвязанными волосами и капельками воды на гладкой коже. Ее босые ноги шлепали по полу, и он вспомнил их первую ночь. Тогда Марион тоже вышла обнаженной из душа, и он удивился, что ее вид не вызывает в нем легкого отвращения, которое он всегда подавлял в себе, когда женщины демонстрировали себя перед ним, беззастенчиво, с единственной целью высосать из него все, словно огромные злые пауки с бархатной кожей, отдающие разложением.
– Почему ты не позвонил, дорогой?
Она наклонилась над ним, он поймал руками ее груди, обхватил их, поцеловал ее в губы и начал ласкать холодное после душа тело.
– Ты принимала холодный душ? – он привлек ее к себе, погрузил лицо во впадину ее живота и обвил руками ее бедра. Какой покой, какая защищенность, какой аромат… О, это пьянящее чувство удовлетворенности!
– Я была страшно измотана, дорогой. В два часа я сказала Франку: «Я не могу больше. Пусть Лиля постоит за стойкой, а я пойду домой. Наверное, я заболеваю гриппом». Как будто я предчувствовала…
– Что?
– Что ты вдруг придешь ко мне.
– Я уже давно здесь.
– Обманщик!
– Весь вечер. – Он притянул ее к кушетке, она легла в его объятья, прижалась к нему и блаженно потянулась, когда его рука коснулась ее груди.
– Так ужасно, что ты одет, – прошептала она. – Ты так далеко, когда между нами материя. – Она приподняла голову и посмотрела на него. – Откуда ты приехал?
– Ты должна оказать мне одну услугу, Марион.
– Любую, дорогой.
– Ты меня любишь?
– Так же, как ты меня.
– Это неописуемо. Я потухшая звезда, которая от тебя, от солнца, получает новую жизнь.
– Наоборот, Боб. До знакомства с тобой я не знала, что такое жизнь. Не знала, что такое счастье, любовь, ожидание, страсть, мечты, радость, страх…
– Почему страх?
– Настоящий страх, заставляющий дрожать и сжиматься сердце, страх, что наша любовь умрет.
– Она не может умереть. – Он обхватил ее левую грудь, она заполнила всю его ладонь и начала согреваться. Сосок затвердел и выступил вперед, настоящая антенна чувств. Марион вздохнула и подобрала ноги, ее длинные ляжки блестели, освещенные торшером. В завитках черного бугорка еще переливались капли воды. – Когда ты пришла домой из бара?
– Полчаса назад, наверное.
– Я был уже здесь. Лежал в постели и спал. Раздетый…
– Нет. Я…
– Я лежал в постели, Марион. Если тебя кто-нибудь спросит… Я спал очень крепко, наверняка уже несколько часов…
Она снова подняла голову, грудь в его руке при этом задвигалась:
– Что… что случилось, Боб? Что-то произошло? Кто-то придет и будет меня спрашивать?
– Возможно…
– Скажи, где ты был до этого… – Она попыталась выпрямиться, но Боб удержал ее. Со вздохом она расслабилась. Он гладил ее тело, задержав руку на бугорке. – Откуда ты приехал?
– Случилось что-то ужасное, – сказал он тихим, глухим голосом. – Ты любишь меня, Марион?
– Бесконечно.
– Тогда не спрашивай. Ради всего святого, не спрашивай. Помни только, что я лежал в постели и крепко спал.
– Это тебе бы помогло?
– Это могло бы меня спасти.
– Тогда ты уже был у меня, когда я уходила на работу. – Она положила свою ладонь на его руку, как бы скрепив клятву на своем теле. – Эта ужасная материя, – шепнула Марион. – У меня от нее кожа чешется…
Их любовь была короткой. Когда Марион, желая сделать приятное Бобу, вновь изобразила из себя мертвую, он вскрикнул, выпрыгнул из кровати и отскочил к стене.
– Нет! – вскрикнул он. – Нет! Нет! Двигайся! Нельзя быть мертвой, лежать и гнить… Ты должна жить, именно ты, только ты, всегда только ты… Я люблю тебя, ты единственная, кого я люблю, с тобой я человек, а не чудовище… Марион, заклинаю тебя, двигайся!
Тогда она вскочила, снова затащила его в постель, обвила ногами его бедра и начала беситься и царапаться, она стонала и хохотала, целовалась и кусалась – словом, вела себя как сумасшедшая. И он смеялся вместе с ней, зарываясь в ее горячее, извивающееся, скачущее и стонущее тело, целовал ее в капельки пота и купался в потоке черных волос.
Короткое опьянение. После выкуренной сигареты они вытянули свои пышущие жаром тела и смотрели в потолок с причудливыми, фантастическими тенями.
– Ты сейчас снова уедешь?
– Нет, я останусь.
– До завтра?
– До послезавтра, может быть на неделю, я не знаю…
– Это было бы слишком прекрасно, дорогой. – Она повернулась к нему, забралась наполовину на него и поцеловала его в глаза. – Что мы за люди с тобой?
– Я не знаю.
– Мы нормальные?
– Наверняка нет.
– Когда все это кончится?
– Что?
– Это между нами.
– Никогда.
– Никогда не бывает. Все когда-то кончается. Ты великий Боб Баррайс, а я жалкая барменша. В глазах твоего мира я просто грязная проститутка. Скажи, разве я проститутка?
– Нет.
– Но я сплю с тобой! Когда ты бываешь извращенным, и я становлюсь извращенной. Разве это не распутство?
– Ах, Марион, кто это может понять? Почему мы обсуждаем это? Я люблю тебя. – Он запустил обе руки в ее волосы. – Который час?
– Почти четыре часа утра.
Он высвободился из-под ее обнаженного тела и выскользнул из кровати.
– Я должен позвонить.
– Сейчас?
– Да, сейчас.
– Кому же?
– Скоро услышишь. – Он поднял трубку, набрал номер – это был номер виллы Баррайсов во Вреденхаузене – и подождал. Быстрее, чем он мог предположить, трубку снял садовник. Боб Баррайс чувствовал, как его сердце бьется о ребра.
Они ее уже опознали, разумеется, опознали. Ведь у нее с собой была сумочка, она должна была остаться на мосту. Рената Петерс, служащая Баррайсов. На протяжении почти двадцати лет, уже почти живой инвентарь виллы. И вдруг эта милая фрейлейн сиганула ночью без всякой причины с моста на автобан и сразу погибла. Загадка! Пойди разберись в человеческой душе. Что это было? Депрессия? Неисполнившиеся надежды? Паника перед старением? Прорыв из одиночества в другой мир? Начало климакса, когда женщины зачастую склонны к неконтролируемым поступкам?
– Это Баррайс! – произнес Боб.
– А, молодой господин… – Голос садовника звучал взволнованно.
– Я только хотел предупредить, где я, на случай, если меня потеряют дома. Если я кому-то понадоблюсь…
– Молодой господин, побудьте, пожалуйста, у телефона. Рядом со мной стоит господин доктор Дорлах, он хочет с вами поговорить.
