Кэмпбелл Блэк - Искатели потерянного ковчега. Индиана Джонс и последний крестовый поход
Он замолчал. Инди стоял, затаив дыхание, и почти физически ощущал, как течет время. Наконец Донован снова заговорил.
— Второй предмет погребен вместе с его братом-крестоносцем. Специалист, который работал с нами все эти годы, уверен, что гробница находится где-то в Венеции.
— А как насчет третьего брата, того, что остался в пустыне? О нем что-нибудь говорится в манускрипте?
— Третий брат стал хранителем Грааля. — Донован осторожно закрыл книгу. — Как видите, доктор Джонс, мы почти у цели. Двухтысячелетний поиск близок к концу. Только один шаг отделяет нас от разгадки тайны.
Инди улыбнулся.
— Чаще всего именно в этот момент исчезает почва под ногами.
Сквозь сжатые губы Донован глубоко втянул в себя воздух и резко выдохнул, давая понять, что он и сам не свободен от сомнений.
— Возможно, вы ближе к истине, чем думаете.
— Как так?
— Возникли непредвиденные обстоятельства. Исчез руководитель, направляющий наши поиски, и с ним все документы. Мы получили телеграмму от его коллеги. Доктор Шнайдер понятия не имеет, где он и что с ним случилось.
Донован поглядел на манускрипт, затем поднял на Инди невидящий взгляд, словно, вопреки законам физики, пытался проследить вдали судьбу исчезнувшего коллеги.
— Я хочу, чтобы вы взялись за это дело, доктор Джонс. Найдите человека, и вы найдете Грааль. Может ли быть более благородная задача?
Инди поднял вверх обе руки и, издав короткий неуверенный смешок, покачал головой. Благородная задача — одно дело, а идиотизм — совсем другое. И потом, как насчет обязанностей в университете? Нельзя же просто улизнуть, никому ничего не сказав, тем более, что он и так несколько припозднился с возвращением из своей последней насыщенной событиями поездки.
— Боюсь, вы обратились не к тому Джонсу, мистер Донован. Почему бы вам не связаться с моим отцом? Я уверен, что табличка его заинтересует, и он сможет оказать вам помощь.
— Нисколько не сомневаюсь. Но дело в том, что человек, который исчез, и есть ваш отец.
Глава седьмая
ДНЕВНИК ДОКТОРА ГЕНРИ ДЖОНСА
«Форд» Инди на бешеной скорости несся по затененному деревьями бульвару. На поворотах машину заносило, и один раз Инди чуть не сбил пешехода, рискнувшего выйти на проезжую часть.
— Инди, ради Бога, потише. Пощади мое больное сердце, — взмолился Броди, сидевший рядом.
Через квартал Инди резко нажал на тормоза. Машина остановилась у обочины. Он посмотрел через ветровое стекло на дом, полускрытый зеленой изгородью и разросшимися деревьями.
Это был двухэтажный особняк со множеством окон и живописным двориком. В таком доме могло бы жить какое-нибудь счастливое семейство с кучей ребятишек. Они прогуливали бы в садике своих четвероногих любимцев, а по воскресеньям жарили шашлык. В общем, обычная семья, которой у Инди никогда не было.
Особняк совсем не походил на дом, в котором когда-то Инди жил с отцом, но как ни странно, он вызывал в нем те же чувства — неустроенности, тревоги. А ведь он почти два года здесь не появлялся.
Но что бы там ни было между ним и отцом, сейчас это значения не имело.
Он выскочил из «форда» и уже был на полпути к дому, когда его догнал Броди. Старик тяжело дышал, его лоб прорезали морщины.
— Мы с твоим отцом старинные друзья. Ты рос на моих глазах, и я видел, как вы с отцом все больше отдаляетесь друг от друга. — Он поднялся на крыльцо вслед за Инди. — Но никогда прежде ты так не беспокоился о нем.
Инди подошел к входной двери.
— Отец — теоретик, книжный червь. Пойми, подвиги на поле брани не его стезя, Маркус. Вот я и волнуюсь…
Заметив, что дверь приоткрыта, Инди умолк на полуслове. Они с Броди переглянулись. Инди весь подобрался и осторожно приблизился к входу, готовый к любым неожиданностям. Он легонько толкнул дверь, скрипнув, она'отворилась. В лицо им ударил холодный воздух, какой бывает в нежилых помещениях.
— Папа?
— Генри? — крикнул Броди, войдя вслед за Инди.
Их голоса гулко разносились по дому. Беспокойство Инди росло. Он снова позвал отца, быстро пересек холл, заглядывая по пути в пустые комнаты, которые совсем не изменились с тех пор, как они с отцом перебрались сюда из Юты, когда ему шел шестнадцатый год. Мебель, правда, была получше, вещей стало побольше, но воздух остался таким же безжизненным и безрадостным, как и в прежнем доме, где умерла мать.
В тишине громко тикали часы, гудел холодильник. Неестественное спокойствие комнат раздражало. Что могло случиться, подумал Инди, отдергивая занавес, отделяющий холл от гостиной.
Челюсть у него отвисла. «Боже мой!» — прошептал Броди.
Сказать, что в комнате был беспорядок, значило сильно преуменьшить то, что предстало перед удивленным взором Инди — все было перевернуто вверх дном. Ящики вынуты из стола и свалены кучей на полу, полки н гг стене первозданно чисты, диванные подушки вспороты и разбросаны по комнате, кругом валяются книги, письма, конверты…
Довольно долго Инди стоял не двигаясь, переводя взгляд с одного предмета на другой и пытаясь понять причину разгрома. Наконец он наклонился и поднял с пола альбом с фотографиями. Несколько карточек выпали и валялись рядом. Он подобрал их и взглянул на ту, что лежала сверху. На ней был изображен мальчик, стоя-щий рядом с серьезного вида мужчиной, чья борода только начала седеть. Оба, и мужчина и мальчик, держались очень скованно, явно чувствуя себя неуютно. Казалось, они были бы рады оказаться где угодно в другом месте, лишь бы не стоять вместе перед камерой. И так было всегда, с горечью подумал Инди, даже в то время. Никогда они не могли найти общего языка, и теперь нахлынувшие воспоминания заставили сердце сжаться.
Эта фотография была сделана на следующий год после смерти матери. Отец был в глубокой депрессии весь год. Инди знал, что все его мысли были о женщине, которая сумела перекинуть мостик между отцом и сыном. Когда она умерла, мостик исчез. Отец никогда не говорил о ней. Если Инди упоминал мать или что-то к ней относящееся, он лишь бросал на сына ледяной взгляд и старался сменить тему или отсылал его по делам.
А потом началось это постоянное унижение. По сто раз на дню ему повторяли, что никогда он не сможет стать таким же, как отец. Ни выдержки у него нет, ни решительности, ни ума. Конечно, он любознательный мальчик, ну и что с того? От его любознательности одни неприятности.
С годами возмущение и чувство обиды росли. И однажды qh сказал отцу, что еще покажет, на что способен. Он станет археологом, и даже получше некоторых. Его решимость стать таким же знающим, казалось, росла пропорционально упрямству отца и его уверенности, что ничего путного из сына не выйдет.
