Дуглас Престон - Кодекс
43
Храм был погребен в сплетении лиан. Фронтальная колоннада на пестрящих пятнами зеленого мха квадратных опорах из известняка поддерживала сохранившуюся часть каменной крыши. Хаузер стоял перед зданием и разглядывал странные письмена на колоннах: необычные лица, животных, линии и точки. Они напомнили ему о кодексе.
— Оставайтесь здесь, — приказал он своим людям и прорубил дыру в растительной завесе. Внутри оказалось темно, и он повел лучом фонаря. Никаких змей и ягуаров, только скопище пауков в дальнем углу да порскнула из-под ног мышь. Сухо и незаметно для посторонних глаз. Подходящее место, чтобы разместить штаб.
Хаузер углубился в храм. В дальнем конце он обнаружил еще одну линию квадратных опор, которые образовывали разрушенный выход в сумрачный задний двор. Он миновал и их. Во дворе валялось несколько сильно попорченных временем, сыростью и дождями статуй. Огромные корни деревьев, словно анаконды, проросли сквозь камни, раздвинули стены и крышу, став частью поддерживавшей все сооружение конструкции. В противоположной стороне двора обнаружился еще один проход, который вел в камеру, где находилась статуя — лежащий на спине с чашей в руках человек.
Хаузер возвратился к солдатам. Двое держали пленного индейского вождя — согбенного старика, почти голого, если не считать набедренной повязки и перекинутого через плечо и завязанного на поясе кожаного лоскута. Его тело было сплошь в морщинах. Хаузер подумал, что он впервые видит такого старого человека, хотя понимал, что индейцу, должно быть, не больше шестидесяти. В джунглях стареют быстро.
Он поманил к себе teniente:
— Мы остановимся здесь. Прикажи солдатам расчистить помещение для моей койки и стола. — Хаузер кивнул на старика. — Его прикуешь в маленькой камере за двором и приставишь охрану.
Солдаты затащили индейца в храм, а Хаузер сел на каменный блок, достал из кармана рубашки пенал с новой сигарой, отвинтил крышку и вытряхнул сигару. Сама сигара была упакована в бумагу из кедрового дерева. Он понюхал упаковку, разорвал, потер на ладони и вдохнул утонченный аромат. А затем начал свой любимый ритуал раскуривания.
Выпустив клуб дыма, Хаузер взглянул на стоявшую перед ним пирамиду. Она совершенно не напоминала те, что он видел в Чичен-Ице и Копане. Но, как все пирамиды майя, производила впечатление. В таких пирамидах часто встречались захоронения важных персон. Хаузер не сомневался, что старина Макс похоронил себя в одной из гробниц, которую сам же до этого обобрал. В таком случае, чтобы вместить все наследие старика, гробница должна быть просторной.
Убегавшую вверх лестницу разорвали корни дерева, выдавив со своих мест много каменных блоков и сбросив их к подножию. Наверху располагалась небольшая камера с четырьмя входами, которую поддерживали четыре квадратные каменные опоры. В ней находился небольшой каменный алтарь, на котором майя приносили в жертву врагов. Хаузер выпустил дым. Красочное зрелище. Жрец разрубал грудную кость, вскрывал грудную клетку, вырезал трепещущее сердце и с победным кличем поднимал над головой, а тело сбрасывал с лестницы. Там его ждали самые знатные члены племени и рубили тесаками в крошево.
Варвары, да и только.
Хаузер курил с удовольствием. Даже погребенный в растительности, Белый город производил впечатление. Макс тут оттяпал самую малость. Оставалось еще много чем поживиться. Скажем, обыкновенный камень с вырезанной на нем головой ягуара мог потянуть на целую штуку. Надо принять меры, чтобы об этом месте никто не узнал.
В лучшие годы Белый город должен был поражать пышностью. Хаузер мысленно представил картину: сияющие белизной новые храмы, игры в мяч (в которых проигравшие расставались с головами), ревущие толпы зрителей, облаченные в золото, перья и нефрит процессии жрецов. Что произошло потом? Теперь потомки тех гордых людей ютятся в хижинах, а их верховный жрец ходит в лохмотьях. Удивительно, как меняется мир.
Хаузер затянулся. Он признавал, что не все шло по его плану. Впрочем, не важно. Многолетний опыт подсказывал, что любая операция — это упражнение в импровизации. Те, кто считает, что способны завершить операцию по плану от а до я, и слепо следует букве, жестоко ошибаются и обычно погибают. Импровизация была сильной стороной Хаузера. А людям, как он знал, присуща непредсказуемость.
Взять хотя бы этого Филиппа. Явился к нему в Нью-Йорке петух петухом: дорогой костюм, манерничанье, деланный выговор человека из высших классов. Кто бы мог подумать, что он способен на побег? Скорее всего доходит теперь в джунглях — парень и без того тащился из последних сил, — но тем не менее Хаузер испытывал тревогу. И находился под впечатлением его поступка. Все-таки что-то от Макса передалось его беспутному отпрыску. Макс. Каким же он оказался идиотом!
Но теперь самое главное — разобраться в приоритетах. Прежде всего кодекс, а все остальное — позже. И Белый город тоже. В последнее время Хаузер с интересом следил, как грабили город Кью. Белый город и будет его городом Кыо.
Он посмотрел на тлеющий кончик и поднял сигару вертикально, чтобы дым щекотал ноздри. Сигары скрашивали путешествие через джунгли, делали его даже приятным.
Подошел лейтенант:
— Готово, сэр.
Хаузер последовал за гондурасцем в разрушенный храм. Солдаты приводили в порядок первое помещение: сгребали экскременты животных, сжигали сорняки, прыскали на землю водой, чтобы прибить пыль, и устилали ее срезанными листьями папоротника. Хаузер нырнул в узкий каменный проход, прошел через внутренний двор мимо поваленных статуй и оказался в задней камере. Сморщенный старик был прикован к одной из каменных опор. Хаузер посветил на него фонарем. Старый хрен, да и только, но индеец выдержал его взгляд, и на его лице не отразилось ни капли страха. Хаузеру это не понравилось. Он вспомнил Окотала. Эти индейцы совсем такие же, как вьетконговцы.
— Спасибо, teniente, — поблагодарил он гондурасца.
— Кто будет переводить? Он не понимает по-испански.
— Как-нибудь разберусь.
Лейтенант удалился. Хаузер посмотрел на индейца, и тот опять не опустил глаз. В его взгляде не было ни покорности, ни страха, ни злости.
Американец присел на край алтаря, осторожно снял пепел с потухшей сигары и снова раскурил.
— Меня зовут Марк, — начал он с улыбкой. Чувствовалось, что задача предстоит не из легких. — Вот какое дело, вождь: я хочу знать, где ты и твои люди похоронили Макса Бродбента. Скажешь, и не будет никаких проблем. Мы сходим в гробницу, возьмем то, что нам нужно, и уйдем с миром. Не скажешь — с тобой и с твоим народом случится очень нехорошее. А захоронение я так и так обнаружу и разграблю.
