Дуглас Престон - Кодекс
Он мог держать ее самостоятельно и выглядел намного лучше.
— Повернитесь, — попросил он Сэлли. — Хочу проверить, у вас наверняка за спиной растут крылья.
Девушка покраснела.
Филипп глотнул раз-другой. А дон Альфонсо тем временем поймал в реке с полдюжины рыб и жарил их на вертелах над, огнем. Над поляной распространился аромат еды.
— Странно, у меня вовсе нет аппетита, — проговорил Филипп.
— Ничего странного, — ответил Том, — после того, как ты столько голодал.
Дон Альфонсо подал рыбу на листьях. Сначала все ели молча. Наконец Филипп произнес:
— Так вот к чему мы пришли. Воссоединение семьи в джунглях Гондураса. — Он оглянулся, и у него заискрились глаза. — «У».
Последовала недолгая пауза, и Вернон ответил:
— «П».
— «Ы», — сказал Том.
— «Р», — добавил Филипп.
— Черт возьми! — выругался Вернон. — Проклятый мягкий знак!
— Тебе мыть посуду! — воскликнул Филипп. Том повернулся к Сэлли.
— Это у нас была такая игра, — застенчиво улыбнулся он.
— Теперь я вижу, что вы в самом деле братья.
— Вроде того, — хмыкнул Вернон. — Хотя Филипп — та еще задница.
— Бедняга Вернон! — хохотнул Филипп. — Вечно ему выпадало торчать на кухне.
— Рад, что тебе лучше, — сказал Том.
— Намного… — Брат повернул к нему осунувшееся лицо.
— Ну, раз так, может, расскажешь, что с тобой произошло? Филипп посерьезнел, с него слетела вся игривость.
— Это история в духе «Сердца тьмы», приправленная полковником Куртцем[36]. Вы уверены, что хотите ее слушать?
— Да, — решительно ответил Том. — Хотим.
42
Филипп тщательно набил трубку из фирменной табачной коробки «Данхилл» и раскурил. Его движения казались выверенно неторопливыми.
— Слава Богу, единственное, что у меня не отобрали, — это табак и трубку.
Он выпустил клуб дыма, прикрыл веки и собрался с мыслями.
Том воспользовался паузой и вгляделся в лицо брата. Теперь, когда грязь была смыта, он узнал утонченные аристократические черты. Борода придавала выражению некоторую беспутность, и Филипп стал удивительно походить на отца. Но лицо преобразилось. С братом случилось нечто настолько ужасное, что изменилась его внешность.
Филипп несколько раз затянулся и открыл глаза.
— После того как мы расстались, я полетел в Нью-Йорк и встретился со старинным компаньоном отца Марком Аврелием Хаузером, — начал он. — Решил, что он лучше, чем кто-либо другой, способен проникнуть в мысли отца и догадаться, куда тот отправился. Я выяснил, что Хаузер занимается частным сыском. Он оказался довольно упитанным, напомаженным мужчиной. Пару раз быстро кому-то брякнул и уже знал, что наш отец в Гондурасе. Я подумал, что он знает свое дело, и нанял его. Мы полетели в Гондурас, он организовал экспедицию и нанял двенадцать солдат и четыре лодки. Платил за все моими деньгами — вынудил меня продать маленькую замечательную акварель Пауля Клее, которую подарил мне отец…
— О, Филипп, как ты мог? — возмутился Вернон. Филипп устало закрыл глаза, и Вернон замолчал. Немного помедлив, брат продолжил:
— Итак, мы оказались в Брусе и погрузились в каноэ, чтобы приятно прокатиться вверх по реке. В какой-то захолустной заводи раздобыли проводника и стали пробираться через Меамбарское болото. И тут Хаузер себя показал. Оказывается, этот доморощенный фашист все заранее рассчитал: скормил проводника пираньям, меня посадил, как собаку, на цепь и устроил засаду, чтобы перестрелять вас.
Голос Филиппа дрогнул, и, чтобы успокоиться, он пососал мундштук своей трубки, при этом его рука заметно тряслась.
— Заковав меня в кандалы, Хаузер оставил в Лагуне-Негра пятерых местных рядовых караулить вас, а сам со мной и остальными солдатами поднялся по Макатури до самых водопадов. Мне не забыть момента, когда возвратились те, которых он посадил в засаду. Вернулись только трое, причем у одного из бедра торчала стрела длиной три фута. Я слышал каждое слово Хаузера. Он был вне себя. Увел раненого и застрелил в упор. А солдаты сообщили, что тоже уничтожили двоих, и я не сомневался, что один из вас или даже вы оба мертвы. Должен сказать, братишки, когда я вас увидел, то решил, что оказался в аду, а вы — комитет по встрече. — Филипп сухо рассмеялся. — Лодки мы оставили у водопадов и дальше пошли по отцовскому следу пешком. Хаузер, если захочет, выследит в джунглях даже мышь. Меня он берег на всякий случай — в качестве разменной монеты, если пришлось бы заключать сделку с вами. По дороге встретили горных индейцев. Нескольких он убил, а остальных преследовал до самой деревни. Напал на деревню и каким-то образом сумел захватить вождя. Ничего этого я не наблюдал, поскольку, словно каторжник, сидел на цепи. Но видел результат. — Филипп поежился. — Взяв в заложники индейского вождя, Хаузер повел нас в горы к Белому городу.
— Он знает, где находится Белый город?
— Выведал у пленника. Но он понятия не имеет, где спрятана гробница отца. Эту тайну хранят вождь и несколько старейшин.
— Как тебе удалось бежать? — спросил Том. Филипп закрыл глаза.
— После того как вождь попал в плен, индейцы поднялись на войну и по дороге к Белому городу напали на Хаузера. Даже с таким мощным вооружением его отряду пришлось жарко. И, чтобы не отвлекать людей на охрану вождя, с меня сняли наручники и надели на него. А я в разгар боя сумел улизнуть. Блуждал десять дней, питался одними насекомыми и ящерицами и добрался до этого места. Три дня назад вышел к реке. Переправиться не было возможности. Я настолько оголодал, что дальше не мог идти. Сел под деревом и стал ждать конца.
— Ты сидел под этим деревом три дня?
— Три? Четыре? Бог знает сколько… В голове все спуталось.
— Господи, Филипп, как ужасно!
— Наоборот, подействовало очень освежающе. У меня не осталось никаких забот. Ни о чем. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько свободным, как под тем деревом. Пару-тройку раз мне даже казалось, что я счастлив.
Костер начал угасать. Том подбросил дров и вернул огонь к жизни.
— Ты видел Белый город? — спросил Вернон.
— Я убежал до того, как они туда попали.
— Как далеко отсюда Серро-Асуль?
— Десять миль до подножия и еще десять или двенадцать до самого города.
Наступило молчание. Дрова потрескивали и шипели. На дальнем дереве заунывно распевала птица. Филипп закрыл глаза и полным сарказма голосом пробормотал:
— Дорогой наш папаша, что за славное наследство ты оставил своим обожаемым сыновьям!
43
Храм был погребен в сплетении лиан. Фронтальная колоннада на пестрящих пятнами зеленого мха квадратных опорах из известняка поддерживала сохранившуюся часть каменной крыши. Хаузер стоял перед зданием и разглядывал странные письмена на колоннах: необычные лица, животных, линии и точки. Они напомнили ему о кодексе.
