Александр Дюма - Ожерелье королевы
Шарни протянул было руку, чтобы Филипп подал свою, но в эту самую минуту барабан возвестил о появлении королевы.
– Идет королева, – медленно произнес Филипп, не отвечая на дружеский жест Шарни.
Королева приблизилась. Можно было видеть, что она улыбается разным людям, берет или приказывает брать прошения. Она еще издали заметила Шарни.
Внезапно ее отвлек от этого сладостного, но опасного созерцания шум шагов и звук какого-то чужого голоса.
Шаги заскрипели слева по плитам пола. Взволнованный и вместе с тем строгий голос произнес:
– Ваше величество!..
– Ах, это вы, господин де Таверне! – придя в себя, воскликнула она. – Так это вы? Вы хотите о чем-то попросить меня? Говорите же!
– Я прошу ваше величество дать мне на досуге десятиминутную аудиенцию, – сказал Филипп, суровая бледность лица которого не уменьшилась.
– Сию минуту, – сказала королева, бросая беглый взгляд на Шарни: она невольно испугалась, увидев его столь близко от его старого противника. – Следуйте за мной.
Четверть часа спустя Филиппа ввели в библиотеку, где ее величество королева принимала по воскресеньям.
– А! Господин де Таверне! Входите! – приветливо заговорила она. – Успокойте меня поскорее, господин де Таверне, и скажите, что вы пришли не затем, чтобы сообщить мне о каком-нибудь несчастье.
– Я имею честь заверить ваше величество, что на сей раз я приношу вам добрую весть.
– Ах, так это весть! – сказала королева.
– Сегодня последний отпрыск той семьи, которой вы, ваше величество, изъявили благоволение, исчезнет, чтобы больше не возвращаться к французскому двору, – печально проговорил Филипп.
– Вы уезжаете? – вскричала она.
– Да, ваше величество.
– Странно! – задумчиво прошептала она и не прибавила более ни слова.
Филипп по-прежнему стоял как мраморная статуя, ожидая жеста, которым королева его отпустит.
– А куда вы отправляетесь? – внезапно выйдя из задумчивости, спросила королева.
– Я отправляюсь, чтобы присоединиться к господину де Лаперузу, – отвечал Филипп.
– Господин де Лаперуз сейчас на Новой Земле… Все, что я знаю, – продолжала она, – это то, что я любила Андре, а она меня покинула. Что я дорожила вами и что вы тоже меня покидаете. Это для меня унизительно, что такие прекрасные люди, – я не шучу, – оставляют мой дом! Быть может, здесь есть кто-то, кто вам неприятен? Ведь вы обидчивы, – прибавила она, устремляя свой светлый взгляд на Филиппа.
– Никто мне не неприятен.
– Вы знаете, что только сегодня возвратился господин де Шарни, – продолжала она. – Я говорю: сегодня! И сегодня же вы просите у меня отставки?
Филипп даже не побледнел, а побелел. Жестоко уязвленный, жестоко поверженный, он встал на ноги, чтобы, в свою очередь, безжалостно поразить королеву.
– Это правда, – заговорил он, – я только сегодня узнал о возвращении господина де Шарни, но он вернулся гораздо раньше, чем вы думаете, ваше величество, – я видел его около двух часов ночи у дверей парка, прилегающего к купальням Аполлона.
Королева тоже побледнела и с восхищением, смешанным с ужасом, подумала об идеальной учтивости этого дворянина, который не терял ее и в гневе.
– Хорошо, – упавшим голосом прошептала она, – поезжайте. Я вас больше не задерживаю.
Филипп поклонился в последний раз и вышел медленными шагами. Сраженная королева упала в кресло и сказала:
– Франция! Страна благородных сердец!
Глава 14.
РЕВНОСТЬ КАРДИНАЛА
Кардинал, однако, увидел, что три ночи прошли одна за другой совсем не так, как те, которые без конца воскресали в его памяти.
Ни от кого никаких известий, никакой надежды на встречу! За полдня он десять раз посылал за графиней де ла Мотт к ней на дом и десять раз в Версаль.
Десятый курьер, наконец, привез к нему Жанну, которая следила там за Шарни и королевой и в душе с удовлетворением отметила нетерпение кардинала, коему в скором времени она будет обязана успехом своего предприятия.
При виде ее кардинал взорвался.
– Как? – заговорил он. – Вы так спокойны? Как? Вы знаете, какие мучения я терплю, и вы, вы, называющая себя моим другом, допускаете, чтобы эти мучения продолжались до самой смерти?
– Ваше высокопреосвященство! Будьте любезны, запаситесь терпением, – отвечала Жанна. – То, что я делала в Версале, вдали от вас, куда полезнее, чем то, что делали здесь вы, поджидая меня.
– Но в конце-то концов.., любит она меня хоть немного?
– Дело обстоит куда проще, ваше высокопреосвященство, – отвечала Жанна, указывая кардиналу на стол и на все, необходимое для писания. – Садитесь сюда и спросите ее сами.
Он в самом деле написал; он написал письмо такое пылкое, безумное, полное упреков и компрометирующих уверений, что, когда он кончил письмо, Жанна, следившая за его мыслью до самого конца, до его подписи, сказала себе:
«Сейчас он написал то, что я не осмелилась бы продиктовать ему».
Она взяла запечатанную записку, позволила его высокопреосвященству поцеловать себя в глаза и к вечеру вернулась домой.
Дома, раздевшись и освежившись, она погрузилась в раздумье.
Еще два шага, и она достигнет цели.
Письмо кардинала отняло у него всякую возможность обвинить графиню де ла Мотт в тот день, когда она вынудит его уплатить за ожерелье.
А если допустить, что кардинал и королева увидятся, чтобы поговорить об этом друг с другом, то разве осмелились бы они погубить графиню де ла Мотт – обладательницу столь скандальной тайны?
Королева не стала бы поднимать шум и поверила бы в ненависть кардинала; кардинал поверил бы в кокетство королевы; если бы и состоялся спор при закрытых дверях, то графиня де ла Мотт, которая оказалась бы под подозрением, но не более, воспользовалась бы этим предлогом, чтобы покинуть родину, с кругленькой суммой в полтора миллиона.
Но одного письма было недостаточно, чтобы организовать всю эту систему защиты. У кардинала превосходный слог. И он напишет, вероятно, еще семь или восемь раз.
Ну, а королева? Кто знает – уж не кует ли она вместе с де Шарни оружие против Жанны де ла Мотт?
Такое великое множество опасностей и уловок вели, в худшем случае, к побегу, и Жанна заранее строила лестницу.
Во-первых, срок платежа и разоблачение, к которому прибегнут ювелиры. Королева обратится прямо к де Роану.
Каким же образом?
Через посредство Жанны, это неизбежно. Жанна предупредит кардинала и предложит ему заплатить. В случае отказа – угроза опубликования писем; он заплатит.
Деньги заплачены – опасность миновала. Что же касается огласки, то тут остается решить вопрос всей интриги. Об этом беспокоиться нечего. Полтора миллиона – слишком низкая цена чести королевы и князя Церкви. Жанна рассчитывала, что, вне всякого сомнения, получит три миллиона, если захочет.
А почему Жанна была так уверена в решении вопроса всей, интриги?
Дело в том, что кардинал был убежден, что три ночи подряд виделся с королевой в версальских боскетах, и никакие силы в мире не могли бы доказать ему, что он заблуждался. Дело в том, что существовало единственное доказательство этой мошеннической проделки, доказательство живое, неопровержимое, и вот это-то доказательство Жанне необходимо было заставить исчезнуть с поля боя.
Дойдя в своих размышлениях до этого пункта, она подошла к окну и увидела, что на балконе стоит Олива, снедаемая тревогой и любопытством.
«Мы обе…», – подумала Жанна, приветствуя свою сообщницу.
Графиня сделала Оливе условный знак, чтобы вечером та спустилась.
Наступил вечер, и Олива спустилась. Жанна поджидала ее у дверей.
Они поднялись по улице Сен-Клод до пустынного бульвара и сели в экипаж.
Олива начала с того, что осыпала Жанну поцелуями, – та возвратила их ей с лихвой.
– Ох, как я скучала! – воскликнула Олива. – Я вас искала, я вас призывала!
– Я никак не могла прийти к вам, дружок: я подверглась бы сама и подвергла бы вас слишком большой опасности.
– Как так? – спросила удивленная Николь.
– Вы же знаете: я ведь говорила вам о том офицере – у него не все дома, но он очень мил; он влюблен в королеву, на которую вы немного похожи.
– Да, я знаю.
– Я имела слабость предложить вам невинное развлечение: позабавиться и подурачить бедного малого, заставив его поверить в каприз королевы.
– Увы! – вздохнула Олива.
– Я не стану напоминать вам о двух наших первых ночных прогулках в Версальском парке в обществе этого бедного малого.
Олива снова вздохнула.
– Подождите: это еще не беда… Вы дали ему розу, вы допустили, чтобы к вам обращались: «Ваше величество», вы дали ему целовать руки – это ведь только шалости. Но… Милая Олива! Это как будто еще не все.
– Как?.. – покраснев, пролепетала Олива. – В каком смысле.., не все?
– Состоялось третье свидание, – отвечала Жанна.
– Да, – нерешительно произнесла Олива, – вы это знаете: ведь вы там были.
![Ветхий Завет - [Книга пророка Варуха]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)