Карл Май - Из Багдада в Стамбул
Процессия исчезла слева. Мы скакали, как могли быстро.
– Вон, эль-бюдж[19], сверху!
– Падает или кружит?
– Кружит.
– Скачи так, чтобы мы оказались как раз под ним. Он замечает или дерущихся людей, или готовую жертву.
Десять минут прошли в тишине. Несмотря на слабость, я подготовил ружье. Расстояние не смутило бы меня, если бы не мое состояние… При этом я заметил, насколько я ослабел – тяжелая двустволка, которую я когда-то легко удерживал одной рукой, казалась мне сегодня многокилограммовой гирей.
– Сиди, смотри, лежат тела! – крикнул Халеф, протягивая руку.
– Скорее туда!
Мы подъехали, и жуткая картина, открывшаяся нам, навсегда запечатлелась в моей памяти. На земле, в отдалении, распростерлись пять тел. В страшном волнении я спрыгнул с коня и наклонился над первым. Кровь стучала молоточками в ушах и руки дрожали, когда я отворачивал воротник накидки с лица трупа. Это был Садык, немой, который сбежал от нас в горах Курдистана.
Я побежал дальше. Следующей была Хальва, верная старая служанка, убитая одной пулей в висок.
Одновременно Халеф вскрикнул:
– Вай! Это же жена перса!
Я подскочил. Да, это была она – Джанна, краса и гордость Хасана Арджира. Ее тоже застрелили, а рядом, с откинутой рукой, будто хотел заслонить ее от пули, распростерся сам Хасан, присыпанный песком и пылью. Его раны свидетельствовали о дикой схватке – даже на руках были ссадины и порезы.
Обезумев от боли, я вскричал:
– Мой Бог, почему же он мне не поверил?!
– Да, – мрачно произнес Халеф. – Он сам во всем виноват. Он верил своему предателю больше, чем тебе. А там еще кто-то. Подойдем.
Дальше всех лежала женщина на взбитом копытами песке. Это была Бенда.
– Аллах проклянет агу, это он ее убил.
– Нет, Халеф! Ты узнаешь кинжал, который торчит в ее сердце? Я одолжил его ей. Ее рука еще недавно сжимала его рукоять. Ага оттащил ее от других; вот следы ее ног на песке. Наверное, она ранила его, а потом сама себя убила, когда не могла больше сопротивляться. Хаджи Халеф Омар, я остаюсь здесь. Я лягу рядом с ними!
– Сиди, в них уже нет жизни, они мертвы, мы не сможем их оживить, но способны отомстить!
Я не ответил. Она лежала передо мной, бледная, с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом, как будто забывшись тяжелым сном. Голова у меня горела, позвоночник больше не держал тело, колени подогнулись, и я медленно опустился на песок. У меня было ощущение, что я погружаюсь, все глубже и глубже, сначала в голубоватую, а потом во все более темную бездну – без остановки, без дна, без конца, и на отдалении миллиона миль я слышал слабеющий голос Халефа: «Сиди, сиди, очнись, мы должны отомстить!..»
После долгого забытья я, наконец, перестал падать в бездну, и достиг, если можно так сказать, места, где прочно закрепился. Меня удержали две сильные руки. Я взглянул на человека, их обладателя, в глазах у него стояли слезы. Я хотел что-то сказать, но мне это удалось с большим трудом:
– Халеф, не плачь!
– О господин, я считал уже тебя умершим. Хамдулиллах! Ты жив! Поднимайся! Вот их следы! Мы пойдем за убийцами и уничтожим их всех! Клянусь Аллахом!
Я покачал головой.
– Я так устал. Подложи мне одеяло под голову.
– Ты пока не можешь ехать верхом, господин?
– Нет.
– Прошу тебя, постарайся!
Верный Халеф пытался мыслями о мести отвлечь меня от болезни, но это ему не удавалось. Он упал на землю и заколотил кулаками по песку.
– Пусть Аллах покарает этих несчастных, которых я не могу догнать! Аллах покарает и чуму, которая отнимает силы у сиди! Пусть Аллах покарает… Аллах-иль-Аллах, я червь, я несчастный, который не может помочь! Лучше всего мне здесь лечь и умереть!
Тут я встрепенулся.
– Халеф, ты что, хочешь, чтобы бородач съел этих умерших?
– Хочешь похоронить их?
– Да.
– А где и как?
– Разве можно как-нибудь иначе, чем в песке?
– Это трудная работа, господин. Я сам с ней справлюсь. А этого Садыка, который предал своего хозяина, пусть сожрут стервятники. Но сначала я посмотрю, не осталось ли при них каких-то вещей.
Поиск ничего не дал. У них забрали абсолютно все. Какие ценности попали в лапы этих грабителей! Чудо, как уцелел кинжал у Бенды! Убийцы, наверное, побоялись разжать стиснутые пальцы девушки. Я попросил Халефа навсегда оставить острый клинок в сердце убитой. Этим оружием я все равно никогда бы уже не воспользовался.
Мы стали потихоньку рыть яму. Кроме собственных рук и ножей, у нас ничего не имелось. Углубившись на фут и обнаружив спрессовавшийся песок, мы поняли, что работа займет не меньше недели.
– Так дело не пойдет, – сказал Халеф. – Надо что-то решать.
– Давай вернемся к башне, она в двух часах езды отсюда.
– Валлахи, я об этом не подумал. Мы заберем англичанина и его инструменты.
– А тем временем стервятники съедят все, что можно.
– Тогда я поеду, а ты оставайся.
– Ты можешь попасть в руки грабителей. Я предполагаю, что они отправились в Бирс-Нимруд, чтобы забрать наше оружие и лошадей, до которых они так охочи.
– Я разнесу их в клочья!
– Ты один – всех?!
– Ты прав, сиди. Я не могу тебя покинуть, ведь ты болен.
– Мы поедем оба.
– А мертвецы?
– Уложим их на лошадей, а сами пойдем рядом.
– Ты для этого слишком слаб, господин! Посмотри, как утомила тебя даже эта легкая работа! У тебя ноги дрожат.
– Они дрожат, но несут меня. Пошли!
И мы занялись печальной и нелегкой работой – укладывать тела на лошадей. Поскольку у нас было мало ремней и веревок, мне пришлось разрезать лассо, которое неизменно было со мной во всех поездках, но я расстался с ним без сожаления, ибо был абсолютно уверен, что метавшая его без промаха рука скоро станет холодной, как лед. Мы закрепили тела по двое с каждого бока лошади, взяли их за поводья и двинулись в путь.
Дорогу эту я никогда не забуду. Если бы не верный Халеф, я бы уже свалился раз десять. Буквально после каждого шага я падал на колени, через короткие промежутки останавливался, чтобы собрать остатки – не сил, нет, их давно не было – последней энергии. Два часа езды превратились в долгое путешествие.
Солнце садилось. Вместо того чтобы вести лошадь, я висел на поводьях. Так я двигался, полуповиснув, полушагая, влекомый вороным и Халефом.
Нам приходилось идти по безлюдным местам, чтобы не навлечь подозрений, и к башне мы прибрели только поздним вечером. Разве мог я когда-нибудь предполагать, что именно здесь закончится бег моей беспокойной жизни!
Мы остановились на том же самом месте, где разбили лагерь прошлым вечером.
Следов англичанина нигде не было. Записки – тоже. Наверняка он ее прочитал и по моему указанию отправился на канал. Мы сгрузили тела, привязали лошадей и легли – больше нам ничего не оставалось. «Я знаю, мы еще увидимся», – сказала тогда Бенда. Да уж, скоро точно увидимся! Несмотря на смертельную усталость, я попытался сконцентрироваться на происходящем. Если бы я был понастойчивее и отговорил Хасана от опрометчивых поступков… Если б не болезнь, я бы настиг этого Селим-агу и предотвратил преступление. Я никак не мог отделаться от чувства вины, хотя уже прошло достаточно времени.
