Евгений Войскунский - Искатель. 1975. Выпуск №2
— Подождите! Сначала люблю смотреть, а уж потом слушать.
Повреждений в квартире было много — сломаны стекла буфета, хрустальный сервиз сметен жестоким ударом, весь пол усеян обломками фарфора. В холле Геренский обнаружил на стене вмятину с рваными краями — наверняка от удара твердым предметом.
Подполковник посмотрел на стоящего рядом пригорюнившегося хозяина и сказал с участием:
— Жалко, тут придется повозиться с ремонтом — прошпаклевать, покрасить… А поскольку работа предстоит большая, позвольте сделать еще одно разрушение. — Он кивнул одному из экспертов и указал рукой на поврежденное место: — Возьмите пробу отсюда. Вытащите часть штукатурки вместе со следами от удара.
В спальне внимание Геренского сразу привлекли пузырьки из-под пенициллина на ночном столике. Их было девятнадцать.
— Вы коллекционируете пузырьки из-под пенициллина? — спросил Геренский. — Что за хобби?
— Какое там хобби, товарищ Геренский. Весной я был тяжело болен. Настолько тяжело, что мне сделали сорок уколов пенициллина. Сорок уколов из двадцати пузырьков. С тех пор эти пузырьки я и храню на ночном столике. Что бы всегда помнить: надо следить за собой, беречь здоровье.
— А кто вам делал инъекции?
— Сестра из нашей поликлиники, Милка. Можете ее спросить. Она подтвердит.
— Зачем же тревожить медсестру по такому пустяковому поводу. Не нужно. Я спросил просто так, между прочим. Не все ли равно, кто делал инъекции… А вообще-то я вам сочувствую. Сорок уколов — тяжкое испытание. Особенно для вас, такого нервного, чувствительного, — Геренский улыбнулся и направился к двери.
Паликаров засуетился, как будто не знал, пойти вслед за ним или остаться. Наконец, одолев смущенье, он прокричал вслед подполковнику высоким фальцетом:
— Но ведь теперь их только девятнадцать, только девятнадцать! Куда же делся еще один? Ведь я вам сказал, что их было двадцать. А теперь — девятнадцать.
Геренский остановился на пороге, оглянулся. — Вы уверены, что их было именно двадцать?
— Как я могу ошибиться?.. Именно двадцать! Каждый вечер я на них смотрю. Странное дело! Кто мог его взять?
— Например, тот же, кто изуродовал вашу прелестную квартиру. Или кто-либо из ваших друзей. На память. Навещают же вас друзья, правда? Или подруги… Не беспокойтесь, найдем ваш пузырек. Между прочим, я тоже хотел бы взять одну такую скляночку. Надеюсь, вы не против?
— Разумеется, забирайте хоть все.
Геренский сунул пузырек в карман и подошел к изящному столику в углу. На столике лежала кипа номеров «Юманите диманш».
— Я жил когда-то во Франции, — объяснил Боби. — А газету читаю, чтоб язык не забыть. Между прочим, «Юманите» — единственная французская газета, которую можно купить в Болгарии.
— Любопытно. Не дадите ли несколько номеров хотя бы на время? — попросил Геренский. — Возьмусь-ка и я за французский.
— Берите насовсем. Сейчас мне не до иностранных языков, — ответил Боби.
8Спустившись вниз, они вновь оказались во дворе, и здесь Смилов спросил:
— Товарищ подполковник, для чего вам эти газеты? Насколько мне известно, единственное французское слово, которое вы знаете, это «мерси»!
Геренский таинственно улыбнулся. Потом извлек из папки газеты. У одной из них была оторвана половина страницы.
— Лейтенант Стефанов, — обратился он к одному из экспертов, — видите мусорную яму? Вон там, под акацией. Так вот: там стоят несколько ведер с мусором. Из одного ведра торчит железный прут длиной около метра. Возьмите эту железку и отнесите в лабораторию. Пробу со стены и газеты, — он протянул «Юманите» эксперту, — туда же, на срочную экспертизу. Что нужно выяснить? Во-первых, не этим ли прутом сделана вмятина в стене. Во-вторых, не был ли обернут прут именно этой газетой. Задача ясна? Выполняйте. — Геренский повернулся к капитану Смилову. — А ты, Любак, займись пузырьком из-под пенициллина.
— Знаю, товарищ подполковник. Иду брать отпечатки пальцев медицинской сестры.
— Я тебя немного провожу. Надо кое в чем разобраться.
Они медленно шли безлюдными тихими улочками, молчали, и каждый пытался разобраться в той запутанной игре, которую вел против них неведомый преступник с железной логикой и непоколебимой уверенностью в собственной непогрешимости.
— В чем же смысл этого нового хода нашего «некто»? — спросил как бы про себя Смилов. — Отвлечемся пока и от Средкова, и от Паликарова. Допустим, это сделал кто-то другой. Значит, настоящий убийца дрогнул, нервы не выдержали, и он начал принимать защитные меры?
— Возможно! Очень возможно, Любак! Допустим, убийца решил направить нас по ложному пути. На ночном столике у Боби стоят двадцать пузырьков. Можно не сомневаться, что на каждом из них есть отпечатки пальцев Паликарова. Итак: украсть пузырек, всыпать цианистый калий, подсунуть Средкову, позвонить в милицию.
— Действительно хитро! — откликнулся Смилов. — Таким образом, убийца как бы ставит нас перед строго ограниченным выбором. Либо Паликаров сваливает вину на таможенника, либо таможенник — на Паликарова. Третьего не дано…
— Тогда вполне возможно, что Паликаров сам устроил погром в своей квартире, — задумчиво сказал Геренский. — Он заметил исчезновение одного пузырька и подумал, что тот, кто его украл, готовит ему какую-то неприятность. Этим мнимым нападением он хочет привлечь наше внимание: если потом где-нибудь обнаружится роковой пузырек, у него, дескать, стопроцентное алиби… В сетях страха бьются сейчас все подозреваемые, весь этот сброд, именуемый консорциумом. Никто из них не знает, чего ждать от другого, и ради собственной безопасности они наводят подозрения на бывших своих сообщников и приятелей. Затевают черт знает какие нелепости. Анонимка против Дарговой, падающие с неба кирпичи, теперь вот разгром у Паликарова…
— Вы правы, шеф, — сказал Смилов. — Сейчас они боятся друг друга еще больше, чем нас, и непрестанно строят взаимные козни… Поликлиника тут рядом, за углом. Если медсестру застану, через, час-полтора выяснится все и с отпечатками пальцев.
— Жду тебя в управлении, — сказал Геренский и взглянул на часы.
…Подполковник не ошибся в своих предположениях. К тому времени, когда он оказался в своем кабинете, экспертиза установила, что злоумышленник орудовал в квартире Боби тем самым прутом, который нашли в мусорном ведре. Ничьих отпечатков пальцев на пруте не обнаружилось, так как орудие было предусмотрительно вымыто лавандовым спиртом. Зато не осталось никаких сомнений: мельчайшие бумажные волокна на пруте были от той самой «Юманите диманш».
