Андрей Иванов - Славное море. Первая волна
— Пластыри! Заделать! — приказал капитан. — Пустить машину!
Сам стал у руля, отослав всех вниз.
Через полчаса боцман доложил, что пробоины заделаны, но механики еще возятся с машиной. Капитан скрипнул зубами. Поврежденный корабль, в шторм, без собственного хода — игрушка волн. Только после шторма шхуна может поставить паруса.
Пока возились с машиной, пришло то, чего боялся и капитан Лазукин, и бывалые матросы. «Зарю» снова стремительно подняло вверх и с еще большей силой ударило о грунт.
Убедившись в размерах новых повреждений, капитан отдал необходимые распоряжения. Потом вышел на палубу, оглядел посеревшее, все в водной пыли море, опустил голову и пошел, но не на мостик, а к радисту.
Испуганная Зоя сидела в рубке, готовая ко всему. Она боялась. А когда вошел капитан, ей стало легче.
— Давай сигналы бедствия! — приказал он и уселся рядом у стола на раздвижном матерчатом стуле.
Чтобы не показать своего волнения, она стала медленно готовиться к передаче.
— Зоя, не медлите, как промедлил я!
В скупых, сквозь зубы сказанных словах Зоя услышала, как больно сейчас капитану. Она не знала, не верила в его вину. Но раз он сам пришел к ней, значит, это очень нужно.
Зоя включилась в эфир. Это был ее мир, простой и веселый. Как шумно, как тесно в нем всегда!
Множество радиостанций расположено вдоль Великого Северного морского пути: с юга — береговые, с севера — радиостанции зимовок на островах. В этом хаосе позывных сигналов и торопливых телеграфных радио-речей она всегда быстро умела находить знакомые голоса ее корреспондентов.
А сейчас ей нужно обратиться сразу ко всем, чтобы замерли на ключах руки далеких знакомых и незнакомых друзей-радистов и чтобы все стали слушать только ее.
Ей очень надо. Но… в эфире сейчас роковая тишина. Только монотонно, тихо и неясно пульсируют две далекие, наверно чужие, станции.
И все же в эту радиотишину Зоя кинула свой тревожный призыв:
«SOS! SOS! Я шхуна «Заря»! Я шхуна «Заря»! Терплю бедствие, нуждаюсь в немедленной помощи».
Капитан на бланках радиограмм написал подробности и координаты, и Зоя передала все это в эфир.
«SOS! SOS! Я шхуна «Заря». Прием, прием…»— неслось в эфире над штормовым ветром, над бушующим морем.
Но по-прежнему тихо в эфире, отдыхают радисты. Неужто никто не услышит?
Она готова была заплакать от обиды. Еще недавно так шумно было в эфире. А вот теперь, когда нужно, когда беда, — нет никого.
И снова Зоя посылала свой призыв о помощи:
«SOS! SOS! Я шхуна «Заря»! Я шхуна «Заря»! Прием, прием!..»
Наконец в немых наушниках громко раздались первые точки и тире.
Ей показалось, что она ослышалась, что это от напряжения ей просто кажется. Она сняла наушник — никаких точек и тире, только грохот моря да треск переборок.
Зоя снова надела их. Опять радиосигналы для нее: «Я остров Русский! Я остров Русский! Я слышу, понял все. Сейчас буду связываться с берегом. Найду вас через десять минут».
— Арсен Данилович! Остров Русский слушает нас! — сдвинув набок наушники, крикнула Зоя. — Будет вызывать берег.
Осунувшееся якутское, сильно растянутое у крупных скул лицо капитана прояснилось, но он не проявил особой радости.
— Остров Русский нам много не поможет, Зоенька. Ищи судовые рации.
Зоя снова застучала ключом. Почему же они так долго молчат? Ведь не пусто в море. Где-то недалеко идут суда «Балхаш», «Мироныч», «Якутия», «Полярный». А может быть, им еще хуже?
Снова отозвался остров Русский. Радист острова сообщил, что Северный порт не ответил, но ему удалось связаться с Якутском и Леногорском.
Зоя поблагодарила радиста и попросила его поискать суда в море.
IVПока молчал Северный порт, Леногорск связался с Москвой. И вот эфир ожил.
Из Москвы через Диксон, через Северный порт понеслось распоряжение руководства Главсевморпути:
«Всем судам, находящимся в восточном секторе Арктики, выйти на спасение шхуны «Заря».
«Заря»! «Заря»! Говорит теплоход «Полярный». Я слышу, понял вас. Ждите меня через три минуты».
Зоя в изнеможении откинулась на спинку вращающегося кресла. «Теперь найдут!» И перед нею, как наяву, появились взволнованное лицо курчавого радиста Саши, который не раз пытался за нею ухаживать, и большеглазый молодой матрос, подаривший ей на берегу цветы…
Один за другим откликались ей «Балхаш», «Мироныч» и другие корабли. Принял ее сигналы и запросил координаты находившийся у Ляховских островов пароход «Енисей». Суда сворачивали со своих курсов и, борясь с разъяренным морем, шли на помощь.
Капитан тяжело поднялся и вышел. В рубку ворвался ветер, взвихрив на столе бланки старых радиограмм. Зоя только недовольно крутнула головой.
Теперь она одна вела разговор со всеми судами и ее одну слушали все судовые и береговые рации от Берингова пролива до порта Диксона. Сейчас весь берег, и острова, и суда в море жили бедами шхуны «Заря». Корабли шли на помощь, и судовые радисты передавали скорость, с какой они шли, и возможный срок их прихода.
Зоя вздохнула. Суда были еще далеко. Она понимала, как долго и трудно им идти по бушующим волнам. Но они придут и отбуксируют их в, порт. Конечно, неприятно приходить в порт на буксире, но что делать! В море бывает по-всякому.
Дочь моряка, сама морячка, Зоя всегда верила в самое лучшее. Но сердце ее наполнялось тревогой: внизу молчала машина, и, значит, своего хода у шхуны не будет; передняя стенка радиорубки была одновременно и частью задней глухой стенки штурвальной рубки. Девушка не видела, что делается впереди. Но она чувствовала, что шхуна уже не взлетает на гребни волн, а глубоко зарывается в них, как утюг.
Она привстала с кресла и в застекленную часть двери, которая служила единственным окном радиорубки, увидела, что все больше и больше воды обрушивается на палубу.
«Значит, глубоко осели», — уверенно определила она положение судна.
И снова говорила с кораблями, не сообщая без разрешения капитана никаких новых данных о шхуне.
Через полчаса вошел капитан. Вместе с ним в рубку ворвался неистовый визг ветра и гул моря. Всегда красное дубленое лицо капитана стало черным, редкие усы обвисли.
— Надень пояс! — приказал он, даже не назвав ее по имени.
— Что случилось? — побелевшими губами спросила Зоя, на минуту сняв наушники.
— Трюм залит водой, машину не восстановить.
Он сам помог ей надеть и завязать пояс, потом сел к столу и уперся лбом в шершавую большую ладонь. Так в раздумье просидел с минуту. Потом рынком пододвинул к себе бланки радиограмм И размашисто написал:
