Алексей Сережкин - Ученик
Он запнулся и машинально остановился. Он уже вошел в школу, и поток заходивших после них свободно обтекал его и двух остановившихся девушек.
Девушка, которую он так неудачно задел, резко повернулась к нему, открывая рот. Ее подруга уже стояла к нему лицом и насмешливо улыбалась, ее рот скривился в пренебрежительной усмешке, когда она окинула его взглядом.
Он открыл рот, чтобы извиниться, но не успел. Девушка, еще толком не повернувшаяся к нему лицом, уже была вне себя от негодования, это чувствовалось по тому, как напряглась ее спина, все стремительное движение ее фигуры говорило о том, что его тихое «извините» навряд ли сгладит ситуацию и он неизбежно услышит гневную тираду в свой адрес.
Подруги были из параллельного класса. Он иногда видел их на переменах в обществе старшеклассников, улыбающихся и весело щебечущих около широких подоконников рекреации, явно наслаждающихся оказываемым им вниманием мальчиков.
Считалось, и этот факт почему-то никогда не оспаривался в беседах, по крайней мере среди мальчиков, что в классе «Б» девочки были намного красивей, чем в классе «А». Трудно сказать, откуда взялось это предположение, не исключено, что в классе «Б» среди мужской его части бытовали противоположные мнения, но честно говоря, он и сам придерживался того же мнения.
Его извинения были конечно никому не нужны и только подлили бы масла в огонь, но просто развернуться и уйти ему не приходило в голову.
Он ощущал себя виноватым и поэтому был готов выслушать все, что судя по всему должно было вот-вот прозвучать в его адрес.
Девушка развернулась и открыла рот. Ее симпатичное лицо в этот момент несло на себе практически ту же эмоцию. Уверенная в своей неотразимости восьмиклассница, избалованная вниманием к себе, заранее изобразила на лице скучающее и высокомерное выражение и уже приоткрыла рот, чтобы процедить сквозь сжатые зубы все то, что она думает о тех, кто толкает ее в спину.
Но почему-то этого не произошло. Выражение на ее лице вдруг неуловимо изменилось и щеки ее слегка покраснели, если ему конечно не показалось. Она пристально посмотрела на него, ее взгляд был нацелен только на лицо, она не стала смотреть ни на его видавший виды портфель с надтреснутой ручкой, ни на потертый пиджачок.
Она смотрела ему в глаза странным взглядом и, спустя мгновение, когда он еще не успел ничего сообразить, вдруг сама отвела взгляд, переведя его на криво приклеенную полоску пластыря.
Это ввергло его в замешательство. Он был уверен, что они не знакомы, никто и никогда из женской половины параллельного класса «Б» не обращал на него ни малейшего внимания.
Он смутился, не вполне понимая, как ему поступить. Он опять приоткрыл рот, чтобы наконец-то вымучить свое безадресное и абстрактное «извините», но очевидно, его извинения уже не были нужны, отодвинутые на второй план чем-то ему совершенно непонятным.
Подруга так некстати задетой им девушки, с лица которой не сошла еще пренебрежительная полуулыбка, открыла рот, чтобы что-то произнести, но все еще пристально смотрящая на него девушка вдруг нетерпеливо и резко дернула подругу за рукав и сделала шаг назад.
Так же не отводя глаз от криво наклеенной полоски пластыря у него на брови, она, не глядя на подругу, наклонилась к ней и что-то прошептала, прошептала очень тихо, даже в полной тишине наверное он не услышал бы, что именно было произнесено.
Подруга с недоверчивым выражением на лице повернулась к ней с немым вопросом, и улыбка снисходительного пренебрежения вдруг угасла. Она не получила ответа на свой вопрос, только подруга вновь нетерпеливо и резко подергала ее за рукав.
Они обе теперь смотрели на него и он не мог прочесть смысл столь похожих выражений у них на лицах.
Поток торопящихся на уроки превратился в быстро мелеющие ручейки, теперь только отдельные торопящиеся на уроки школьники проскакивали стремительно мимо них.
Одна из подруг открыла рот и спустя мгновение закрыла его, беспомощно переведя глаза на подругу и в замешательстве улыбнулась, очевидно не зная, что сказать. Вторая смотрела на него во все глаза, но и следа пренебрежения не оставалось на ее лице.
Пауза затянулась.
Он кашлянул и все-таки выдавил из себя, смущенно попытавшись изобразить на лице улыбку:
— Извините, — и, резко повернувшись, направился в сторону лестницы на свой третий этаж, с трудом удерживаясь от искушения обернуться, пребывая в полном замешательстве.
Он стремительно вошел в класс за секунду до звонка на урок.
Его более чем недельное отсутствие, казалось, никто не заметил. Он прошел к своей парте в первом ряду с одиноким стулом. Учительницы еще не было, пока он шел, все продолжали заниматься своими делами, разговаривали, шумно доставали из портфелей учебники и тетради, роняли на пол ручки.
Ни один разговор не прервался и никто не обратил на него ровным счетом никакого внимания.
Усмехнувшись про себя, он подошел к стулу и привычно наклонил его на бок. Лежавшие на сиденье кнопки скатились на пол и звонко застучали по полу и он невольно задумался о том, лежат ли они тут с того самого дня, когда он попросился выйти из класса, увидев Артема, приоткрывшего нерешительно дверь, и так и не вернулся обратно в класс, или их подкладывали ему на стул каждый день его отсутствия.
Разницы не было никакой.
Перед тем, как сесть на место и достать учебник с тетрадью из портфеля, он невольно обернулся и посмотрел назад, на Таню. Она что-то тихо говорила соседу по парте, но будто почувствовав его взгляд, замолчала и посмотрела на него. Ее лицо вспыхнуло и он увидел то самое выражение, которые так запомнилось ему, то самое выражение, застывшее у нее на лице после того, как она размахнувшись, звонко ударила его по лицу.
Он отвернулся и сел, вытаскивая медленно — медленно из портфеля все необходимое для урока, скрывая от самого себя дрожь в руках.
Уроки, менявшиеся один за другим, были для него пыткой. Он не мог найти в себе сил обернуться и посмотреть назад. Он понимал несправедливость этого, и горькое чувство незаслуженной и неоправданной обиды плескалось в нем, заставляя его стискивать зубы.
Почему-то его не спрашивали и не вызывали к доске, хотя он и ответил бы с радостью на любой вопрос учителей. Абсолютно не напрягаясь, он успел дома пройти намного дальше того, что изучал сейчас весь класс, впервые ни разу не поинтересовавшись тем, что задано.
Он ни разу не поднял руку. Почему-то ему казалось, что предательскую дрожь в руке не удастся скрыть и класс взорвется от смеха. Он пристально смотрел на руку и пытался уловить в ней неподконтрольную дрожь, но не мог. Может быть она показалась ему? Он не знал. Он сидел, слушал, смотрел на отвечающих одноклассников и молчал. Самыми сильными эмоциями, наполнявшими его сейчас, были горечь, обида и желание, чтобы уроки побыстрей закончились, прекратив эту тягучую пытку и ожидание. На переменах он оставался за партой и почему-то никто не подходил к нему, никто, даже Славик, не обратился к нему с самым простым и ничего не значащим вопросом. Его как будто не было тут, он не существовал и это ощущение было мучительным.
