Фредерик Неваль - Гробница Анубиса
Ганс гордо приосанился:
— Именно потому и заметил, что она чересчур мала. Винт, на котором держатся лопасти такого рода устройств, должен быть не меньше моего большого пальца и при этом не торчать на виду, — пояснил он, тыча пальцем в сторону вентилятора.
Гиацинт, растянувшись на диване, печально смотрел на осколки разбитого микрофончика.
— Наверняка здесь припрятаны и другие такие же, — вздохнул он.
— Сначала охота на зловредное животное, потом ловля таких вот маленьких рыбок, — подавленный, прошептал Этти. — Сколько еще сюрпризов готовит нам погоня за Гелиосовым сокровищем?
Тут до меня дошло, что этот последний так и не позвонил, и я поинтересовался у его доверенного лица, что бы сие могло означать.
— Может быть, мы вне зоны связи… — буркнул он, а когда я уже рот открыл, чтобы возразить, жестом остановил меня: — Но об этом мы после поговорим, идет? Сейчас других забот полон рот.
Итак, мы продолжили поиски.
Добрых три часа прошло, пока мы, опустошив рюкзаки, проверили каждый шов, каждую складку одежды, обнаружив еще четыре крохотных микрофончика. Ганс не отказал себе в удовольствии размозжить каждый из них каблуком своих спортивных ботинок.
— Вот теперь, надо думать, все о'кей! — провозгласил он, плюхаясь на двухместное ложе нашего купе. — Ого, уже два часа ночи! Завтра свеженькие будем как огурчики.
В Абу-Куркасе, где поезд должен был простоять пять часов, прежде чем двинуться дальше, на Ганса было жалко смотреть: он так жаждал посмотреть на древние могилы, выбитые в скалах нильского восточного берега! Ведь Этти рассказывал ему о тамошних окаменевших допотопных раковинах, о наскальных рисунках, украшающих эти пещеры.
Гиацинт, кивком указав на удрученного парня, сказал мне:
— Сводите его туда, нам же еще около четырех часов здесь маяться. Анк захватите с собой, а я вас здесь с посохом подожду. Если на кого-нибудь из нас нападут, тем разумнее не класть все яйца в одну корзину.
Когда я предложил Гансу следовать за мной, он издал обезьяний вопль восторга.
Оставив Гиацинта в спальном вагоне, где благодаря кондиционеру царила прохлада, мы с Гансом, Этти и Кассандрой взяли катер, чтобы пересечь реку, а потом, отказавшись от микроавтобуса, двинулись пешком по каменистой дорожке в гору — пройти предстояло что-то около километра. Несмотря на удушающую жару, мы наслаждались возможностью размять ноги. Ганс то и дело оглядывался, чтобы полюбоваться на открывающуюся панораму Нила, на его обжитые берега. Даже Кассандра, до сей поры не проявлявшая к Гансу ни малейшей симпатии, была тронута его восторгом. Казалось, он абсолютно забыл о причинах, что привели нас сюда, и упивался экскурсией, словно мальчишка, истосковавшийся по приключениям. Да он и всегда был таким мальчишкой, сколько бы ни пытался это отрицать.
— Бени-Хасан, — сказал Этти, указывая на замаячившее вдали селение. — Главный здешний населенный пункт, к нему примыкает тот раскоп, что мы ищем.
— А сколько там этих могил? — Задрав голову, Ганс пялился на покрытую вмятинами скалу.
— Их, Ганс, называют здесь склепами, точнее — гипогеями, — поправил я его.
— Тридцать девять, — откликнулся Этти, отсчитывая щедрые чаевые гиду, только сейчас вышедшему нам навстречу.
— Вы говорите по-английски? — всполошился тот, услышав нашу французскую речь.
У него был гортанный акцент, и хотя он прилагал огромные усилия, чтобы внятно произносить английские слова, казалось, будто язык Шекспира терзает его голосовые связки. Возможность понять, о чем он толкует, была удручающе мала.
— Вам не стоит беспокоиться, — перейдя на английский, утешил его мой братец. — Вы только ведите нас, а прочие обязанности гида я беру на себя.
Этти принялся растолковывать ему, что он, дескать, вел в Египте исследовательскую работу, а мы тем временем вошли в первый гипогей, перед которым возвышался портике восьмигранными колоннами. То был последний приют Аменемхета I, что в царствование Сезостриса I служил правителем округа Орикс. Тройной дугообразный свод усыпальницы поддерживали четыре колонны с каннелюрами, превосходно выдержанные в протодорическом стиле. Изваяние покойного обреталось в глубине помещения, для него предназначалась специально высеченная ниша; еще две обрамляющие ее статуи пребывали в самом плачевном состоянии.
— Вы археологи? — Изумленный гид принялся яростно трясти руки нам всем поочередно. — Большая честь! Вы все дивно объяснили! И вы знаете Египет? А сами вы пакистанец, да? — Не дав моему брату времени на ответ, он продолжал тараторить: — Пакистанец — знаток Египта! Редкий случай! Такая даль!
— Я из Индии, — сухо поправил Этти. — Не пакистанец.
— Индия? Так вы не знаете Пакистана? И Мохенджо-Даро не видели?
Этти насупился, но этому славному малому, похоже, было невдомек.
— Да нет, я там проводил кое-какие изыскания.
— Как бы мне хотелось своими глазами… — Египтянин аж задыхался от избытка чувств. — Древняя цивилизация! Такая же, как в Египте, или даже древнее! Это пращуры нас всех! — Он снова потряс руку Этти. — Весьма рад знакомству, очень, очень счастлив! — (Я насилу сдержал смех, глядя на недоверчивую, надутую физиономию братца.) — Но хватит разговоров. Прошу вас, объясните все юноше и даме.
Несколько оглушенный, Этти приступил к выполнению своей миссии. Он начал с того, что гипогеи, погребальные склепы, были выстроены местными властителями в эпоху правления одиннадцатой и двенадцатой династий…
— То есть между 1500-м и 2000 годом от Рождества Христова, — уточнил гид, обращаясь к Гансу.
Из этих захоронений только двенадцать украшены яркими цветными изображениями, нанесенными на поверхность стены, предварительно покрытую легким слоем гипсовой штукатурки. Размешенные ярусами друг над другом, эти стенные росписи в духе сайнеты — испанской одноактной пьески — развертывают перед посетителем картины жизни Египта времен Среднего Царства. Танцы молодежи, сцены полевых работ, культовые действа и битвы. Это особенно заинтересовало Ганса и Кассандру, они были на верху блаженства и осаждали вопросами Этти и гида.
Времени не хватало, мы смогли посетить всего три гипогея, но Ганс тем не менее возвращался в полном восторге от нашей экскурсии. Гид же не ограничился тем, что проводил нас до выхода, — он с нами прошел чуть ли не полдороги, а на прощание достал из складок своей туники камешек и протянул Гансу:
— Это вам. На память. Не антик, но много, много древнее. — (Растрогавшись, юноша взял подарок и залюбовался красивой окаменелостью.) — Здесь раньше было море. Много раковин вросло в камень. Не большая ценность, но очень красиво. Без проблем с таможней. Не то что с антиками. Покупать антики — никогда. Плохое дело.
