Кэмпбелл Блэк - Искатели потерянного ковчега. Индиана Джонс и последний крестовый поход
Аудитория рассмеялась. Профессор Индиана Джонс взглянул на миловидную студентку в первом ряду и улыбнулся. Откашлявшись, он сообщил:
— На следующей неделе — египтология. Мы начнем с раскопок Навкратиса, проведенных Флиндерсом Питри в 1885 году. Ирэн, моя секретарша, раздаст вам списки обязательной литературы на семестр.
Чтобы избежать толчеи у кафедры, он добавил:
— У кого вопросы, прошу в мой кабинет.
Когда студенты разошлись, Инди сошел с кафедры и, обойдя ее, направился в дальний конец лекционного зала, где его ожидал Маркус Броди, директор знаменитого археологического музея и давнишний друг отца.
Броди было лет шестьдесят, и с первого взгляда можно было определить, что он англичанин. Этот человек вечно разрывался между строгими музейными бухгалтерами и богатыми меценатами с их прихотями. Не раз он признавался Инди, что тот для него — свет в окошке, один из немногих, у кого есть убеждения, и кто может противостоять хапугам, видящим в предметах старины только средство наживы.
У него было выразительное лицо, изрытое глубокими морщинами, каждая из которых могла поведать много интересного. Почти всегда он выглядел издерганным и озабоченным, и у Инди часто возникало желание подойти, потрепать Броди по спине и заверить, что все как-нибудь образуется, честное слово!
— Маркус! — Инди хлопнул рукой по карману. — Я достал его.
Глаза Броди загорелись.
— Как тебе удалось?
— Пошли, поболтаем.
Они вышли из аудитории и двинулись вдоль по коридору. Инди достал из кармана крест Коронадо и протянул Броди, чтобы тот мог рассмотреть его.
— Ты действительно достал его! Молодец! Я рад. Я не просто рад, я в восторге.
— А я, думаешь, не в восторге? Ты знаешь, сколько я его искал?
— Всю жизнь.
— Всю жизнь.
Они сказали это одновременно и рассмеялись.
— Отлично, Инди. Отлично, ничего не скажешь. Ну, и как тебе это удалось?
Инди пожал плечами.
— Да ничего особенного. Поговорили по-дружески, вот и все.
— И все? — спросил Броди недоверчиво.
— Ну, когда мы обменялись всеми любезностями, которые были в запасе, пришлось немного дипломатично повыкручивать друг другу руки.
— Понятно, — Броди кивнул. У него на лице было написано, что он сгорает от любопытства услышать продолжение, хотя и боится узнать нечто такое, что может подорвать репутацию его музея.
Однако не успел Инди начать свой рассказ, как к ним подошли двое его коллег.
— Где это ты гуляешь, Джонс? — спросил тот, что повыше. — Семестр начался уже неделю назад.
Его товарищ в это время сунул Инди под нос керамическую статуэтку богини плодородия.
— Взгляни-ка, Джонс. Я тут кое-что приобрел, когда ездил в Мексику. Ты не мог бы датировать ее, а?
Инди повертел безделушку в руках, потом, усмехнувшись, переспросил:
— Датировать?
Человек поправил галстук и смущенно посмотрел на Инди. Затем фальшиво-самодовольным тоном добавил:
— Я выложил за нее почти две сотни долларов. Меня уверили, что она доколумбовой эпохи.
— Доянварской или дофевральской. Точнее не скажу. Давай посмотрим. — И прежде чем ошарашенный профессор успел открыть рот, Инди разломил фигурку надвое.
— Вот видишь, вскрытие показало, что она не имеет никакой ценности.
— Никакой?
— Абсолютно.
И, сунув остатки статуэтки в руки коллеге, Инди направился дальше по коридору.
— Надо было показать им, как действительно выглядят предметы старины, — сказал Броди, доставая крест.
Инди пожал плечами.
— Да зачем?
Через минуту они уже стояли у дверей его кабинета.
— Эта вещь займет достойное место в нашей испанской коллекции, — уверил его Броди.
— Отлично. Гонорар обсудим позже, за шампанским.
— Когда мне ждать тебя?
Инди на минуту задумался. Он еще не был в своем кабинете после возвращения. Бумажек, наверное, накопилось изрядное количество за ту неделю, которую он пропустил.
— Давай через полчаса.
Броди улыбнулся, убрал крест в портфель и вышел, все еще лучась от счастья.
Инди открыл дверь в приемную кабинета и отпрянул: она была битком набита студентами, которые тут же окружили его плотным кольцом.
— Профессор Джонс, не могли бы вы…
— Доктор Джонс, мне надо…
— Я первый пришел. Профессор…
Инди с трудом проложил дорогу к столу секретаря. Женщина, помощник преподавателя по имени Ирэн, выглядела так, будто она стала жертвой бомбардировки. Она сидела с безучастным видом, не обращая внимания на атаки студентов. Появление Инди вернуло ее к жизни.
— Доктор Джонс! Слава Богу! Как я рада, что вы вернулись. Ваша почта на столе. Вот ваши телефонограммы, а это расписание. А здесь стопка непроверенных курсовых работ.
Инди кивнул, забрал работы и повернулся, чтобы войти в кабинет. Студенты все еще галдели, пытаясь привлечь его внимание.
— Доктор Джонс…
— Одну минутку, доктор Джонс, моя курсовая…
— Подпишите мою регистрационную карточку…
— Послушайте, доктор Джонс, мог бы я…
Инди поднял руку, и в приемной мгновенно воцарилась тишина.
— Ирэн, будьте добры, составьте список студентов в том порядке, в каком они пришли. Я поговорю с каждым согласно очереди.
Ирэн перевела взгляд с Инди на студентов. В одну минуту они облепили ее как мухи.
— Что ж, я попробую, — уныло пробормотала она.
— Я пришел первый…
— Да я был здесь за сто лет до тебя…
— Я точно второй…
— Эй, а ты куда вперся?
Инди проскользнул в кабинет и торопливо просмотрел корреспонденцию: какие-то университетские бюллетени, археологический вестник, текущие номера журналов ЭСКВАЙР и КОЛЛЬЕРС, и толстый конверт с иностранной маркой.
С минуту он глядел на него:
— Гм… Венеция…
Он попытался вспомнить, кого он знает в Венеции и никого не вспомнил. Прежде чем он успел вскрыть конверт, зазвонил внутренний телефон, и голос Ирэн запричитал:
— Доктор Джонс, у нас здесь возникли разногласия о том, кто пришел первым, и я…
— Чудесно, чудесно, — прервал ее Инди. — Сделайте все, что можете. Через минуту я освобожусь.
Черта с два!
Инди рассовал корреспонденцию по карманам, быстро огляделся, потом открыл окно и вылез наружу, в небольшой садик, засаженный розами и гардениями. Он глубоко вдохнул в себя насыщенный ароматами весенний воздух.
— Какой чудесный день, — сказал он себе, быстро и решительно удаляясь от окна кабинета. На губах у него играла улыбка, он наслаждался свободой, заглушив в себе любые угрызения совести. Разве не заслужил он отдых после того, что ему пришлось пережить, добывая крест.
