Джеймс Кервуд - В дебрях Севера
— И все же… мне страшно.
— Страшно?
Отец Джон взглянул на Мак-Кея и увидел, что его глаза устремлены куда-то за стену леса.
— Да, страшно — за нее.
И Мак-Кей коротко рассказал миссионеру о том, что произошло зимой в тундре, и о том, как он чуть было не попал в руки Брео, когда, вернувшись к Гребню Крэгга, искал там их с Нейдой.
— Он идет по моему следу, — закончил Веселый Роджер. — И, наверное, скоро доберется сюда.
Миссионер ласково положил руку на его локоть.
— Вы не убили Джеда Хокинса, сын мой, и это было главным утешением Нейды — и моим — все эти месяцы. Она думала о вас днем и ночью и верила, что вы снова увидитесь.
— Она мне дороже жизни — тысячи жизней, если бы они у меня были, — прошептал Мак-Кей. — Если что-нибудь случится… теперь…
— Да, если случится то, чего вы опасаетесь, что тогда? — спросил отец Джон проникновенным голосом. — Что произойдет, Роджер? Вы не убивали Джеда Хокинса. И если правосудие заставит вас заплатить за то, что оно считает нарушением закона, так ли уж велика будет цена?
— Тюрьма, отец Джон. Возможно, пять лет тюрьмы.
Миссионер негромко засмеялся и возвел глаза к сияющим звездам.
— Пять лет! — повторил он. — Сын мой, неужели пять лет большая плата за то сокровище, которое вы сегодня поклялись беречь и лелеять? Пять коротеньких лет, всего только пять. А она будет ждать вас, гордиться теми самыми вашими поступками, которые привели вас в тюрьму, и строить планы на те многие светлые годы, которые начнутся, когда кончатся эти пять коротеньких лет. Будет ждать, становясь все лучше и краше. Роджер, неужели это такая уж большая жертва, такая уж непомерная цена. Пять лет… а потом спокойствие, любовь, счастье навек! Скажите сами, Роджер!
Мак-Кей попытался ответить, но его голос прервался:
— Но как же она, отец Джон…
— Да, да, я знаю, что вы хотите сказать, — мягко перебил его миссионер. — Я уговаривал ее, приводил те же доводы, какие привели бы и вы, Роджер. Я взывал к ее рассудительности. Я объяснял, что ваше возвращение грозит вам тюрьмой, и, по странному совпадению, я тоже назвал пять лет. Но она была упряма, Роджер, очень упряма и не хотела ничего слушать. И это она первая задала те вопросы, которые я задавал вам сейчас. «Что такое пять лет? — спрашивала она, опровергая мою логику. — Что такое пять лет, десять, даже двадцать, если я буду знать, что потом мы будем вместе?» Да, она была очень упрямой, Роджер. Так велика ее любовь к вам.
Мак-Кей что-то пробормотал и умолк, глядя на звезды невидящими глазами.
— А после этого, после того, как я уступил ее упрямству, она стала строить планы, как мы — она и я — поселимся вблизи того места, где будет ваша тюрьма, и как каждый день вы будете получать от нее весточку — о ней и о вашем сыне…
— Сыне, отец Джон?
— Таковы были ее мечты, Роджер.
С придушенным криком Роджер закрыл лицо руками.
Миссионер на мгновение умолк, а потом продолжал почти шепотом:
— Я много лет прожил в лесной глуши, Роджер, и мне открывались сердца многих людей. Но любовь Нейды — самое большое чудо, какое только мне довелось увидеть за всю мою жизнь. А ведь мне уже скоро будет семьдесят лет. Понимаешь ли ты это, сын мой? И разве не черпаешь ты в этом радость и бесстрашие?
Миссионер не стал дожидаться ответа, а медленно побрел к хижине, оставив Роджера наедине со звездами. И как прежде их сияние озаряло лицо отца Джона, так теперь оно озарило черты Мак-Кея, дышавшие глубокой решимостью. Ради Нейды, ради их будущего сына он не хотел приносить ту жертву, о которой говорил отец Джон. Но теперь, после разговора с миссионером, она уже не казалась такой страшной, как раньше. Теперь это была уже не трагедия, а только недолгая разлука — ведь они будут ждать его, Нейда и их сын… Вдруг он услышал шорох и, оглянувшись, увидел Нейду, которая в свете звезд показалась ему еще более стройной и прекрасной.
— Я сказал ему, — шепнул Нейде отец Джон, возвратившись в хижину. — И теперь мысль о тюрьме не будет его пугать — и из-за него самого и из-за вас.
И Нейда вышла к нему тихая и серьезная, а в ее улыбке, когда она протянула к нему руки, была новая зрелая мудрость и почти материнская нежность.
Роджер решился заговорить, только когда Нейда прильнула к его плечу и он совсем близко увидел ее глаза под длинными ресницами.
— То, что сказал мне отец Джон… это правда? — спросил он.
— Правда, — прошептала она.
Ее пальцы прокрались к его щеке, а Роджер, которому было довольно одного этого слова, прижался губами к ее пушистым волосам, и в этой полной гармонии душ они слушали тихие шепоты ночи.
— Роджер… — сказала наконец Нейда.
— Что, моя Неева?
— А что это слово значит, Роджер?
— Оно значит «возлюбленная», «жена».
— Тогда оно мне нравится. Но больше всего мне нравится, когда ты говоришь…
— Моя жена.
— Да… Я чувствую себя такой счастливой, Роджер! Твоя… жена. Это лучшие в мире слова. Это… и еще…
Она спрятала лицо у него на груди.
— И еще слово «мать», — докончил он.
— Да, — сказала Нейда дрожащим голосом. — Моя мама, Роджер… я ее не помню. Но она мне часто снилась. И я всегда тосковала по ней. Как, наверное, чудесно, когда у тебя есть мать!
— Но, наверное, еще чудеснее быть матерью, Нейда.
— Послушай! — перебила его Нейда.
— Это поет Усимиска.
— Любовную песню?
— Да, на языке индейцев кри.
Нейда подняла голову и посмотрела на него.
— С тех пор как мы поселились здесь, весь этот чудесный мир вокруг обещал мне песню, Роджер. И когда ты вернулся, он запел и теперь все время поет — каждый час дня и ночи. Ты когда-нибудь думал, Роджер, расстаться со всем этим, уйти в один из больших городов, о которых мне столько рассказывал отец Джон?
— А тебе этого хотелось бы, Нейда?
— Побывать там — да, но не жить. Я хочу всегда жить в лесах, Роджер, где мы познакомились с тобой.
Она привстала на цыпочки и поцеловала его.
— Я хочу жить возле Желтой Птицы и Солнечной Тучки… Ну, пожалуйста, мистер Веселый Роджер! И отец Джон поедет с нами. И мы будем так счастливы там все вместе: Желтая Птица, Солнечная Тучка, Жизель и я… Ай!
Роджер внезапно обнял ее так крепко, что она невольно вскрикнула.
— Но прежде нам, наверное, придется расстаться, Нейда. Правда, ненадолго. Что такое пять лет, когда перед нами вся жизнь? Ничего… И они пройдут быстро…
— Да, они пройдут быстро, — повторила Нейда так тихо, что он с трудом расслышал ее слова.
Но он ясно расслышал рыдание, которого она не сумела сдержать. Правда, она тотчас же попробовала улыбнуться, и Роджер, зная, что так ей будет легче, сделал вид, будто ничего не заметил.
