Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)
Последовала пауза, и Тарзан понял, что дама шепнула негодяю что-то. Через пару секунд Павлов разразился проклятиями, послышался шум борьбы, женщина вскрикнула – и снова наступило молчание.
Едва заслышав крик, человек-обезьяна выскочил из своего укрытия. Роков бросился было бежать, но Тарзан ухватил его за ворот и вернул на место. Оба не сказали ни слова – они понимали, что рядом совершается убийство. Тарзан был уверен, что убийство не входило в планы Рокова. Не утруждая себя вопросами, человек-обезьяна налег на хлипкую дверь, и она разлетелась в щепки. Тарзан оказался в каюте, втащив за собой и Рокова. Они увидели, что женщина лежит на диване, придавленная Павловым. Негодяй вцепился пальцами в ее нежную шею, а она то беспомощно хлестала его по лицу, то тщетно пыталась разжать пальцы убийцы.
Шум вторжения заставил Павлова вскочить. Он очутился напротив Тарзана, с ненавистью глядя на врага. Дама с трудом приподнялась и села на диване. Она держалась за горло и никак не могла отдышаться. Хотя она была очень бледна, Тарзан тут же узнал ее: именно эту молодую женщину он провожал взглядом сегодня на палубе.
– Что все это значит? – спросил Тарзан у Рокова, в котором интуитивно признал организатора преступления.
Тот только сердито покосился на своего врага.
– Ну что ж, тогда нажмите, пожалуйста, кнопку, – продолжал Тарзан. – Надо вызвать кого-нибудь из офицеров. Дело зашло слишком далеко.
– О нет, нет! – воскликнула вдруг девушка. – Пожалуйста, не делайте этого! Он вовсе не хотел причинить мне зла. Я сама виновата, что рассердила его. Он потерял самообладание. Пожалуйста, не давайте хода этому делу, очень вас прошу, мсье!
В голосе ее звучала искренняя мольба, и Тарзан не решился пойти наперекор, хотя здравый смысл подсказывал ему, что о подобном случае следует уведомить власти.
– Почему вы просите меня ничего не предпринимать? – спросил он.
– Пожалуйста, не надо ничего делать!
– Но ведь эти негодяи будут и дальше вас преследовать.
Бедняжка, похоже, не знала, что ответить. Тарзан заметил, как Роков криво ухмыльнулся. Девушка, по-видимому, боялась этой парочки; она не решалась высказать в их присутствии, что хотела бы.
– Ну что ж, – сказал Тарзан. – Тогда я буду действовать самостоятельно. – И он обратился к Рокову: – И вы, и ваш сообщник учтите: отныне и до конца путешествия я глаз с вас не спущу. И если я замечу, что вы хоть чем-то докучаете этой даме, вы будете иметь дело со мной. И вам это не понравится. А теперь убирайтесь!
Он схватил обоих негодяев за шиворот и вышвырнул в коридор, поддав им напоследок пинка. Молодая женщина смотрела на него с изумлением.
– Мадам, – обратился к ней Тарзан, – если эти мерзавцы снова причинят вам неприятности, просто сообщите мне, и вы сделаете мне большое одолжение.
– Ах, мсье, – ответила та. – Надеюсь, вам не придется расплачиваться за добрые дела, которые вы совершаете. Вы нажили очень злого и опасного врага, который не успокоится, пока не отыграется и не удовлетворит свою жажду мести. Вам надо быть как можно осторожнее, мсье…
– Тарзан, мадам.
– …мсье Тарзан. Я не хотела бы уведомлять капитана о случившемся, но не думайте, что я не благодарна вам за ваш смелый, рыцарский поступок. Спокойной ночи, мсье Тарзан! Я никогда не забуду вашего участия!
Она улыбнулась с детской непосредственностью, показав прекрасные зубы, и сделала реверанс. Тарзан с поклоном пожелал ей доброй ночи и направился на палубу.
Его занимала загадка: почему и эта дама, и граф де Куд – люди, пострадавшие от Рокова и его сообщника, – не пожелали, чтобы преступники были преданы в руки правосудия? Прежде чем заснуть, Тарзан несколько раз возвращался в мыслях к прекрасной молодой женщине, чья сложная, опутанная какими-то сетями жизнь столь странным образом переплелась с его собственной. И тут он сообразил, что не спросил ее имени. Дама, безусловно, была замужем: об этом свидетельствовало кольцо на безымянном пальце левой руки. Тарзан невольно задумался: кто же этот счастливец, ее муж?
Почти до самого прибытия Тарзан не видел никого из участников маленькой драмы, свидетелем которой он оказался. Однако в последний вечер он неожиданно столкнулся лицом к лицу с молодой дамой, когда они оба направлялись к своим креслам на верхней палубе. Она приветствовала его любезной улыбкой и сразу напомнила о происшествии в ее каюте. Даму как будто беспокоило, что Тарзан может неправильно истолковать ее знакомство с такими людьми, как Роков и Павлов, и сделать неверные выводы о ней самой.
– Надеюсь, – сказала она, – вы не судите обо мне по тому, что случилось два дня назад. Я так переживала… Я только сегодня рискнула выйти на палубу; мне было совестно, – заключила она просто.
– Не судят о газели по львам, которые напали на нее, – ответил Тарзан. – Я и раньше имел случай узнать, чем занимаются эти двое. До инцидента с вами я уже видел их в курительном салоне и знаю, что они испытывают вражду непременно к достойным людям и способны на одни только мерзости.
– Замечательно, что вы так думаете, – ответила она, смеясь. – Я слышала о том случае с картежным шулерством: муж все мне рассказал. Он особенно восхищался силой и храбростью мсье Тарзана, к которому испытывает чувство самой глубокой благодарности.
– Ваш муж? – переспросил Тарзан.
– Ну да. Я ведь графиня де Куд.
– Ну что ж, я награжден уже тем, мадам, что сумел быть полезным супруге графа де Куда.
– Увы, мсье, я уже в таком долгу перед вами, что и не надеюсь когда-либо рассчитаться, поэтому не увеличивайте, пожалуйста, мою задолженность.
Она улыбнулась так мило, что Тарзан почувствовал желание тут же совершить еще большие подвиги, лишь бы снова увидеть эту прекрасную улыбку.
После этого разговора Тарзан не видел графиню. Утром пароход причалил к берегу, и в начавшейся суматохе Тарзану не удалось ее разыскать. Но в его памяти запечатлелось выражение ее глаз, когда они расставались на палубе накануне. Было в этой встрече что-то печальное, как всегда в тех странных скоротечных дружбах, которые так легко зарождаются и так легко заканчиваются у попутчиков, вместе пересекающих океан.
Тарзан не знал, встретит ли он графиню еще когда-нибудь…
Глава 3
Что случилось на улице Моль
Прибыв в Париж, Тарзан направился прямиком к своему старому другу Д’Арно. Морской офицер первым делом как следует отругал Тарзана за то, что он отказался от титула и имения: они по праву должны были перейти к нему от отца – Джона Клейтона, покойного лорда Грейстока.
– Да ты с ума сошел, милый друг! – восклицал Д’Арно. – Взять и отвергнуть не только богатство и положение в свете, но и саму возможность доказать, что в твоих жилах течет благородная кровь двух самых прославленных английских родов, а вовсе не кровь дикой обезьяны. Просто уму непостижимо, как они могли поверить тебе, в особенности мисс Портер. Что касается меня, то я никогда не думал, что ты обезьяна, а Кала твоя мать. Даже когда я видел, как ты рвал зубами на куски сырое мясо убитых тобою же животных. А теперь у нас есть неопровержимые доказательства – дневник твоего отца. Мы знаем об ужасных лишениях, которые твои настоящие родители пережили на африканском побережье. В дневнике рассказано о твоем рождении. Ну и наконец, есть самое убедительное доказательство – твои детские отпечатки пальцев на страницах дневника. И как же после всего этого ты решил остаться никем, бродягой без имени и без гроша в кармане?
– Мне не нужно другого имени, я Тарзан, – ответил человек-обезьяна. – А что касается бродяги без гроша в кармане, то это я намерен изменить. У меня к тебе еще одна – надеюсь, последняя – просьба. Ты всегда бескорыстно помогал мне, так помоги еще раз: мне нужно найти какое-то занятие.
– Ну-ну! – засмеялся Д’Арно. – Ты ведь понимаешь, я не хотел тебя обижать. Разве я не говорил тебе десятки раз: у меня столько денег, что их хватило бы и на двадцать человек, и половина моего состояния – твоя? Если бы я даже отдал тебе все, твоя дружба, дорогой Тарзан, для меня дороже. Как отплатить за все, что ты сделал для меня в Африке? Это благодаря твоей поразительной храбрости я не погиб у столба в деревне каннибалов. Это твоей самоотверженной преданности я обязан тем, что сумел оправиться от ужасных ран, полученных от копий дикарей. Позднее я понял, какую жертву принес ты, оставаясь со мной, в то время как твое сердце рвалось к хижине на берегу. И когда наконец мы пришли туда и обнаружили, что мисс Портер и ее друзья уже уплыли, я начал понимать, что ты сделал для меня – чужого человека. Нет, деньгами нельзя отплатить за такое, Тарзан! Я всегда к твоим услугам, и дружба наша никогда не прекратится. Сейчас тебе понадобились деньги – возьми их!
– Ну хорошо, – засмеялся Тарзан, – не будем ссориться. Мне надо жить на что-то, значит нужны деньги. Но если бы у меня появилось занятие, это было бы мне больше по нраву. Ты хочешь доказать свою дружбу – тогда найди для меня работу, а то я скоро умру от бездействия. Ну а что касается наследственных прав, то Клейтон вовсе не отнимал их у меня. Он совершенно уверен в том, что является настоящим лордом Грейстоком. По-моему, из него английский лорд получается куда лучше, чем из того, кто родился и вырос в африканских джунглях. Я до сих пор не стал цивилизованным человеком в полном смысле слова: покажи мне красную тряпку, и во мне проснутся все инстинкты дикого зверя, каковым я в действительности и являюсь. Какие уж тут светские манеры. К тому же, если бы я объявил о своем происхождении, то лишил бы Джейн богатства и положения в обществе, которые дал ей брак с Клейтоном. Я никак не мог сделать этого. Ты ведь понимаешь, Поль? А происхождение для меня большой роли не играет, – продолжал он, не дожидаясь ответа. – В людях я ценю лишь то, чего они способны достичь собственными усилиями. И я признаю Калу своей матерью с той же радостью, с какой приветствовал бы ту несчастную маленькую англичанку, которая скончалась через год после моего рождения. Кала всегда была очень добра ко мне, хотя и на свой манер. Она вскормила меня после того, как умерла моя настоящая мать. Она сражалась за меня с дикими обитателями джунглей и с соплеменниками и делала это с материнской самоотверженностью. И я по-своему любил ее, Поль! Я и сам не осознавал, насколько люблю ее, пока острое копье и отравленные стрелы воина из племени Мбонги не отняли ее у меня. Я был еще ребенком, когда это случилось. Помню, как я упал на ее труп и как горько рыдал, – только сын может так рыдать по матери. Тебе, мой друг, Кала показалась бы страшной и уродливой обезьяной, но для меня она всегда была прекрасной – так чудесным образом любовь преображает все, на что обращается. И я совершенно доволен тем, что навсегда останусь сыном Калы, большой обезьяны.
