Густав Эмар - Медвежонок Железная Голова
Форт был ключом к городу; взять его следовало во что бы то ни стало.
Десять раз буканьеры, раздраженные сопротивлением, дружно бросались в атаку, и десять раз их отбрасывали от укреплений. Солнце клонилось к закату. Нужен был решительный штурм.
Медвежонок Железная Голова собрал вокруг себя самых храбрых своих товарищей и вместе с Польтэ и другими вожаками флибустьеров решился на последнюю отчаянную попытку.
Но перед тем как подать сигнал к атаке, он подозвал капитана Бартелеми.
— Ну что? — спросил он.
— Ничего.
— Надо отыскать этого человека; он наверняка замышляет очередную измену.
— Боюсь, что ты прав, — покачав головой, ответил Бартелеми. — Он вернулся в Картахену, где собрал негодяев, завербованных им для шхуны, и куда-то с ними скрылся.
— Этот Пальник — мой злой гений, — в задумчивости пробормотал Медвежонок. — Послушай, Бартелеми, возьми человек пятьдесят, садитесь на лошадей и скачите в Турбако. Он должен быть там.
— Ты прав! — вскричал Бартелеми, ударив себя по лбу. — Он там и нигде более. Я еду сейчас же. А ведь мне, — прибавил он со вздохом сожаления, — очень хотелось участвовать в последнем приступе. Атака обещает быть великолепной.
— Еще бы! Они защищаются, как львы. Впрочем, как знать, не ожидает ли и тебя там серьезное дело?
— Не думаю, что оно сравнится с тем, что предстоит тебе. Но раз ты приказываешь…
— Прошу, брат. Обнимемся — и да хранит тебя Господь!
— Прощай, брат, желаю успеха!
Когда Бартелеми удалялся, будучи совсем не в духе, до его слуха донеслась команда Медвежонка:
— За мной, братья! В штыки! Пора кончать!
— Вот счастливцы-то! — проворчал Бартелеми.
Он мигом собрал вокруг себя небольшой отряд всадников, стал во главе их и во весь опор понесся к деревне.
Спустя час они показались в виду Турбако, словно мчавшийся вихрь.
Едва дон Торибио Морено — или, вернее, бывший буканьер Пальник, так как пора назвать его настоящим именем — обратился, как мы говорили выше, в бегство из загородного дома губернатора, он стремглав понесся к кабаку, где нанятые им Матадосе и его достойные товарищи скрывались, согласно уговору, в ожидании распоряжений дона Энрике.
Пальник вбежал в общую залу. Его сподручные курили, пили ром и играли в карты, вовсе не интересуясь тем, что происходило в городе, и нисколько не скучая от бездействия, в котором оставлял их тот, кому они запродали свои услуги.
По приказанию бывшего буканьера они встали, взялись за оружие и вмиг приготовились следовать за ним.
Их было пятнадцать; остальные, отправленные два дня тому назад в Картахену, были переведены, как мы уже говорили, на шхуну.
Пятнадцать разбойников вышли из кабака поодиночке и направились к лесу, который примыкал к загородному дому дона Хосе Риваса, где и спрятались в кустарнике, выжидая, когда настанет минута действовать.
Велев им соблюдать величайшую осторожность, мнимый мексиканец поскакал к Картахене за остальными разбойниками, которые находились на шхуне.
Ненависть словно придавала ему крылья; менее чем за два часа он слетал туда и обратно и примкнул с подкреплением к Матадосе и его товарищам.
Теперь он очутился во главе пятидесяти человек отчаянных висельников, которые не остановились бы ни перед чем и по одному его знаку без колебаний совершили бы величайшее злодеяние.
Убедившись, что узнан и не сможет уйти от мести Береговых братьев, Пальник смело сбросил маску и, если смерть была неизбежна, решился, по крайней мере, умереть, отомстив за себя.
Он раздал своим клевретам довольно крупную сумму денег, в нескольких словах дал им инструкции и приготовился сыграть свою последнюю игру.
Вот в чем она состояла: пробраться в дом, который Пальник считал незащищенным, и, завладев девушками, запереться там, приняв все меры для обороны. В душе он не сомневался в успехе флибустьеров и питал глубокое убеждение, что их смелая затея увенчается победой. Итак, он намеревался выдержать целую осаду и сдаться только на выгодных для себя условиях при том, что донья Эльмина и донья Лилия будут в его руках заложницами.
Он рассчитывал на любовь Медвежонка к донье Эльмине и вообще на великодушие и благородство знаменитого флибустьера.
План был составлен хорошо; исполнив его с надлежащей смелостью, можно было рассчитывать на успех.
Итак, Пальник напал на загородный дом губернатора.
Сперва он велел сломать садовую калитку, через которую два дня назад тайком входили ночью Бартелеми и Медвежонок Железная Голова. Разбойники с яростными криками ринулись в сад.
К несчастью для Пальника, его шайка с первых же шагов наткнулась на флибустьеров под командой Александра, слуги Медвежонка.
Завязалась ожесточенная стычка. Бандиты вдвое превосходили числом флибустьеров, но последние твердо решились не отступать ни на пядь.
Бой разгорался.
Домчавшись до Турбако, капитан Бартелеми остановил на мгновение свой отряд и с напряженным вниманием стал вслушиваться.
Со стороны губернаторского дома раздавался сильный ружейный огонь.
— Я слышу звук желеновских ружей! — вскричал Бартелеми. — Медвежонок был прав! Нападают на наших. Вперед, братья, с Богом, вперед!
Отряд немедленно помчался вскачь и влетел во двор дома. Там все было тихо. Сражение происходило в саду.
— За мной, ребята! — крикнул Бартелеми и соскочил с лошади.
Авантюристы последовали его примеру. Сад был усеян мертвыми телами.
Посреди обширной лужайки, в центре которой рос могучий дуб, стояли кругом, спиной к дереву, Александр и восемь уцелевших буканьеров. Все они уже успели получить легкие или тяжелые раны. Словно львы, доведенные до крайности, они отбивались от двадцати испанцев, которые с яростью наседали на них со всех сторон.
— Стреляй, ребята, и в штыки! — вскричал Бартелеми. Раздался страшный залп, и буканьеры ринулись на испанцев со своим грозным воинственным кличем.
Произошла страшная свалка.
Испанцы, очутившись между двух огней, так что бегство стало для них невозможным, полегли все до единого.
— Эй, ты! Постой-ка! — вскричал Бартелеми, прицеливаясь в субъекта, который старался ускользнуть в кусты. — Так с товарищами не расстаются.
Раздался выстрел, и беглец упал на землю безжизненной массой, испуская от боли дикий крик, скорее походящий на рев дикого зверя.
Бартелеми бросился к нему.
— Эге! Ты, видно, хотел изменить нам, достопочтенный Пальник! — сказал он с обычной усмешкой, крепко скрутив его веревками и отдав под надзор двух товарищей.
Пленник бросил на него грозный взгляд, но не произнес ни слова.
