Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю
— Приготовьте нам кофе, пани Вера, и подайте в гостиную. Настоящего кофе, — уточнил он, увидев вопросительный взгляд старухи, — ведь к нам пожаловал близкий человек.
Они уселись в модно обставленной гостиной за журнальным столиком, на который пани Вера вскоре поставила парующий кофейник и чашечки, но отец Василий будто забыл о кофе, посмотрел на Юрия пристально и приказал:
— Рассказывай.
Юноша заерзал в кресле.
— Однако, святой отче, вышла какая-то дикая история, даже на знаю, с чего начать...
— Почему стриженый?
Юрко внутренне подобрался. Священник сразу взял быка за рога: стриженая голова выдавала Штуня. Майор полковником обсуждали эту проблему и решили, что можно сказать правду, — вранье тут никак не пройдет, можно только запутаться.
Потому Юрко и ответил, глядя на отца Василия чистыми глазами:
— Постригли. В армии постригли.
— Как так? — искренне изумился священник. — Насколько мне известно, ты с Мухой...
«Значит, — подумал Штунь, — Сорока и в самом деле во Львове, виделся с отцом Василием и рассказал ему о шифровке и о том, что сотник Муха с Гимназистом отправились на встречу с гитлеровскими диверсантами. Или узнал об этом из других источников». В конце концов, это не имело значения, ведь о событиях двух последних недель никто знать не мог, и Штунь не совсем вежливо перебил священника:
— Это секрет, святой отче, и я не имею права что-либо рассказывать о нашем с Мухой задании.
Отец Василий одобрительно кивнул.
— Конечно, — согласился, — но чего же ты тогда хочешь?
Юрко сказал, демонстрируя замешательство и подавленность:
— Святой отче, вы знаете меня с детства, вы благословили меня на тернистый путь борьбы с коммунистами. Кроме вас, у меня тут нет никого, неужели вы оставите меня без помощи или хотя бы без совета?
Отец Василий наконец вспомнил о кофе, а может, это понадобилось ему, чтобы выиграть время и обдумать слова Штуня, налил ему полчашки, себе же до краев, отпил и произнес твердо:
— Ты должен рассказать все, понимаешь, все до мельчайших подробностей, где был и что делал в течение двух последних недель. Иначе разговор у нас с тобой не получится и я ничего не сделаю для тебя.
— А служба безопасности! — притворно ужаснулся Юрко. — Вы знаете, как поступает она с болтунами?
— Сейчас для тебя служба безопасности — один я.
— Слушаю и повинуюсь.
— Я слушаю.
Юрко тяжело вздохнул и начал рассказывать. Сначала правду: как обстояли дела в курене Сороки, как по его заданию отправились с сотником Мухой и другими стрелками в Квасово, как встретили там немецких агентов. Как нашли поляну для посадки самолета, как агенты связывались с кем-то по радио, как ждали самолета и так и не дождались. Тогда старший группы приказал радисту срочно вызвать какое-то начальство, затем ему сообщили, что предыдущее задание отменяется. Теперь они должны были собирать сведения о дислокации и передвижении военных частей, сами же прятались в укрытии под Квасовом.
Однажды старший группы приказал Юрку вместе с еще одним агентом отправиться в Ковель, чтобы собрать сведения на железнодорожном узле. Агент был одет в военную форму и снабжен солидными документами, а Юрка с его липовой сельсоветовской справкой задержал патруль — на этот раз справка не сработала, его призвали в армию. Он несколько дней пребывал в запасном полку, при первом же удобном случае убежал оттуда. Пробрался к квасовскому укрытию, но группы там уже не было, ночью наведался в село — на явку, там запасся гражданской одеждой и пешком, в обход больших деревень, где мог напороться на засаду «ястребков», добрался до Львова.
Священника вроде и не очень интересовала исповедь Юрка. Он потягивал кофе и как будто дремал, но юноша видел: отец Василий наблюдает за ним из-под опущенных век и ни одно слово не остается без его внимания.
— Документы есть? — спросил он, когда Юрко умолк.
Штунь достал из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо бумажку и несколько измятых пятерок. Протянул на ладони священнику.
— Это, святой отче, все, что осталось у меня. Квасовский мельник предупреждал, что бумага не очень надежная и ею можно воспользоваться лишь в крайнем случае. Кроме того, — с гримасой отвращения погладил себя по стриженой голове, — вот тут все без справок написано. Стоит снять шляпу — и всем понятно: удрал из части, дезертир. А за это по головке не гладят. — И закончил жалостливо: — Вот так... Некуда мне, бедному, податься, и одна надежда на вас, святой отче.
— «Ястребки» встречались? — спросил после паузы отец Василий.
— Однажды случилось — уже тут недалеко, под Жовквой. Слава богу, не шибко грамотные, отбрехался.
— Последний раз где ночевал?
— За Куликовом, село Загайцы.
— У кого?
— А у меня в этом селе есть знакомый, Стефан Мигуля, хозяин зажиточный, еще в то время, когда с паном куренным Сорокой гуляли, сошлись с ним.
— Как так «сошлись»?
— А пан Мигуля был связан с бандеровцами.
— Хорошо, — сказал отец Василий. — Я подумаю, что можно сделать.
— Единственная надежда на вас, пан отче.
Священник хлопнул в ладони, и в комнату заглянула, точнее, просунула голову в дверную щель пани Вера.
— Нагрейте ему ванну, — кивнул на Юрка. — Белье найдется?
Старуха недовольно пошевелила губами:
— На такого верзилу...
— У вас, пани Вера, всегда все есть.
— Да уж, где были бы без меня?
Отец Василий опустил голову в знак признательности.
— Так переоденете?
— Попробую.
— Иди, — велел отец Василий Штуню, — помоешься, а то от тебя, того, пахнет плохо. Переночуешь на чердаке, там у нас кровать стоит. На всякий случай, — объяснил он, — подальше от людских очей. А завтра все и решим.
Юрко вышел, старуха последовала за ним, но отец Василий остановил ее. Прикрыл дверь и только после этого сказал тихо:
— Ночью пойдете в Загайцы.
— Под Куликовом?
— Да.
— Десять верст, неужто нельзя подождать до утра? Туда ведь соша есть. И машины ходят... За три часа обернусь.
— Можно и утром.
— Ради этого сопляка?
— Может понадобиться.
— Да, — согласилась, — людей мало, а он вроде хлопец сообразительный. Что в Загайцах?
— Найдете Стефана Мигулю. Спросите, ночевал ли у него вчера Юрко Штунь. И что знает об этом пареньке.
— Поспрошаю.
Отец Василий подумал немного, и недовольная морщинка залегла у него на лбу.
— У пани никого нет в Загайцах? — поинтересовался он.
— Из верных нам?
