Иван Ефремов - Лезвие бритвы (илл.: Г. Бойко, И. Шалито)
— Знакомьтесь! — весело завопил Андреев.— Иннокентий Ефимыч Селезнев с дочерью Ириной. Мой старый друг с реки Тунгира, охотник и владыка целого района.
Давний соратник Андреева, геолог Турищев, тоже бывший в числе гостей, поспешил к Селезневу, чтобы очутиться в медвежьих объятиях, от которых хрустнули суставы. Давно прошедшие дни мгновенно ожили в памяти обоих геологов.
Время далеких походов маленьких геологических отрядов с небогатым снаряжением, когда все зависело от здоровья, умения и выдержки каждого из участников. Пути сквозь тайгу, по необъятным ее марям — торфяным болотам, по бесчисленным сопкам, гольцам, каменным россыпям. Переходы вброд через кристально чистые и ледяно-холодные речки. Сплавы по бешено ревущим порогам на утлых лодках и ненадежных карбасах. Походы сквозь дым таежных пожаров, по костоломным гарям, высокому кочкарнику, по затопленным долинам в облаках гудящего гнуса. В липкую летнюю жару и ярую зимнюю стужу, в мокрой измороси или в морозном тумане пешком, верхом или на хрупких оленьих нартах…
Товарищи переглянулись с едва заметными улыбками, но в этой улыбке было все: и несгибаемое упорство, и печальная покорность невзгодам, облегчение от миновавшей опасности и глубокая радость от исполнения намеченного.
В одном из путешествий, на восточносибирской реке Тунгире, Андреев и Турищев встретились с Иннокентием Селезневым, с которым совершили немало походов в наиболее труднодоступные места Олекмо-Витимского нагорья.
Два брата Селезневы жили в усадьбе на берегу Тунгира, примерно в трехстах километрах от ближайшего жилья, и единственный путь к ним вел по этой беспокойной извилистой реке. Они охотничали, рыбачили, заготовляли для приисков по договорам голубику и черемшу. Старший брат, Илларион, был вдов, имел двух дочерей, Настю и Машу. Второй брат, Иннокентий, еще холостой, того же возраста, что и Андреев, жил в той же большой избе. Женской частью хозяйства управляла сестра, молодая вдова, и она же воспитывала обеих племянниц.
Удивительно дружная семья была так гостеприимна и уютна, что Андреев никогда не проезжал мимо и старался подогнать отдых к посещению дома Селезневых.
Не знавшие другой жизни, кроме таежной, проводившие на природе большую часть времени, Селезневы сделались людьми редкой даже для Сибири могутности и здоровья. Такие семьи Андреев встречал среди алтайских староверов, поморов или заволжских степняков. Мужчины — хмурые и добрые, громадного роста, выносливости и медвежьей силы; женщины — крепкие, точно литые, мало уступающие в силе мужикам, всегда веселые, проворные и смешливые. Семнадцатилетняя Настя и Маша, на год ее моложе, спокойно, как на обычное дело, отправлялись на далекую охоту в тайгу, били сохатых, медведей и рысей. На счету сестры Евдокии значилось шесть медведей, у Насти — два, у Маши — один, но такой громадный самец, что на его черную шкуру, снятую «ковром», с уважением поглядывали и бывалые медвежатники.
Братья были любознательными и образованными людьми. Несмотря на уединенное житье, они собрали большую библиотеку, выучили дочерей. Неторопливые вечерние беседы с этими людьми острой наблюдательности и здорового юмора приносили настоящее удовольствие. Ежегодная смена юных коллекторов в экспедициях Андреева и Турищева обязательно влюблялась в девочек Селезневых, и мрачные байроновские физиономии сопровождали геологов до конца экспедиции. Две длиннокосые охотницы могли покорить кого угодно удивительной для городских жителей отвагой, умением управляться с самыми разными делами, неистощимым задором и весельем.
Девушки сопровождали Андреева в один из боковых маршрутов по притокам Тунгира, и он мог оценить их искусство ходить, грести, вязать плоты, рыбачить, разжигать костры. Каждая неизменно предлагала своему очередному поклоннику бороться. На памяти Андреева только один раз шутливая борьба закончилась поражением Насти. В тот год среди его коллекторов был студент Прошко, получеркес-полуукраинец, черный, угрюмый и очень сильный. Чтобы отомстить, Настя и Маша придумали купаться. Тот, кто знает, что реки Восточной Сибири текут по вечной мерзлоте и очень студены даже в разгар лета, может оценить подвох, устроенный хитрыми девчонками. В самую жару девочки повели храброго Прошко к причаленному на глубоком месте карбасу. Заставив его отвернуться и ждать сигнала, они попрыгали в воду и поплыли, позвав коллектора. Тот в мгновение ока разделся и нырнул прямо с борта. Тонкий поросячий визг пронесся над рекой. Прошко, как ошпаренный, выскочил на берег. Шестиградусная вода после тридцатиградусной жары на воздухе была удачной местью. Как после признавался Прошко, «мене как дрючком кто по башке хватив, в глазах потемнело, и я сознания лишився». Но еще горше было, что «те клятущие девчонки плывуть соби да плывуть!». Действительно, закаленным девушкам даже такой перепад температуры оказался нипочем.
Однако храбрый черкес-украинец все же посватался к Насте. Может быть, девушка и согласилась бы, но отец был категорически против. Ребенок, еще три года расти ей надо, потом о замужестве думать.
На предложение Прошко подождать старший Селезнев только покачал головой: «Тебе самому-то сейчас девятнадцать, так ты и через три года будешь тот же щенок, для Насти не годишься. Настоящий жених должен быть не меньше как на семь, а то и на все десять лет старше невесты. Мы, сибиряки, так понимаем. Это у вас в России принято щенков женить, так с того ни хозяйства, ни потомства хорошего». Вероятно, Селезнев и не подозревал, что излагает принятые в Древней Элладе правила брака.
Вконец разобиженный, Прошко поехал дальше еще более мрачным.
Настя тоже погрустнела. Но на следующий год, когда Андреев повстречался с Селезневым по дороге с прииска Калар и заехал на Тунгир, Настя так же заразительно хохотала, как и прежде. На вопрос Андреева старший Селезнев улыбнулся сурово и довольно: «Пока еще дурь эту от них отвожу. Надолго ли, не знаю, больно самостоятельные девчонки, без матери растут, эх!»
— А Евдокия Ефимовна? Она им как мать.
— В заботе-то как мать! А кофточки у всех трех одинаковы!
Ничего не понимающий Андреев оглядел смутившуюся Евдокию, которая погрозила брату кулаком и выскочила за дверь.
В это же посещение Селезневых пришлось Андрееву быть свидетелем еще одного сватовства. На этот раз «задурило», как выразился Иннокентий, старшее поколение.
Верный товарищ Андреева, Турищев, давно присматривался к Дуне Селезневой. Андреев знал, что у товарища крупные семейные нелады, но все оставалось по-прежнему до последнего года.
