Иван Ефремов - Лезвие бритвы (илл.: Г. Бойко, И. Шалито)
— Мне кажется,— шепнул Сергей,— вот эта высокая блондинка, вторая справа, такая стройная и прямая. Хороша-то как!
— Да тут все они замечательные,— отозвалась Вера. Словно отвечая желанию студента, высокая рыжеватая блондинка выступила вперед.
— Мастер спорта Маргарита Андреева,— объявила ведущая.— Рита, может быть, вы расскажете зрителям о себе?
Девушка коротко и живо рассказала о своем увлечении спортом, долгой работе над собой. Затем последовало блестящее выступление Риты с обручем, такое изящное, красивое и точное, что вечно спорящие помощники Гирина следили за ней, не проронив ни слова. Шум аплодисментов пронесся по залу, и Рита исчезла с экрана.
— Ну что, я не прав? — уверенно крикнул Сергей.— Она! Завидую Ивану Родионовичу: у него отличный вкус.
Вера упрямо покачала головой:
— Хороша, но не она. Не забывай, что я говорила с нею два раза, а ты — только раз. Голос не тот. Да и вообще для Ивана Родионовича чего-то не хватает, не знаю, как сказать, оригинальности, быть может.
— Зато у него оригинальности хватит на двоих. Может, так и должно?
— Часто бывает, а все же…— Вера не договорила. Девушки выступали одна за другой, и трудно было решить, какая из них лучше по исполнению, или по красоте сложения, или по тому и другому вместе.
— Да-а,— обескуражено протянул Сергей.— Как на грех, сегодня весь состав у них мастера или перворазрядницы.
— Мастер спорта Серафима Металина выступит без предмета,— раздался голос за экраном.
Черноволосая смуглая девушка выбежала на середину зала, и тотчас же ведущая поднесла к ней микрофон. Камера придвинулась, лицо девушки заняло весь экран, ее необыкновенно большие, показавшиеся темными глаза открыто взглянули на зрителей. Твердый маленький подбородок был задорно приподнят, а бесхитростная улыбка очень располагала к ней.
— Все мы рассказываем о том, как стали гимнастками, и невольно получается так, будто мы какие-то особенные.
Вера так и подскочила на диване:
— Она, это она!
— Погоди, не мешай,— отмахнулся Сергей.— Я еще не уверен.
— Каждая из вас, наши зрительницы, может стать такой же и открыть в себе талант — в ритмике или в силе, гибкости или равновесии. Мы слишком мало обращаем на себя внимания, а наши дорогие спутники жизни — мужчины — говорят, что мы должны украшать их существование. Надо прежде всего украсить самих себя, а это возможно только при долгом и терпеливом физическом воспитании. Гимнастика, танцы, коньки сделают любую фигуру красивой, а здоровье, гибкость, точность и быстрота движений, гордая, прямая осанка несравненно очаровательнее одного лишь красивого лица. Для работы, забавы, для чувства жизни всестороннее физическое развитие так же необходимо, как и для хорошего материнства. Подумайте, как хорошо детям с сильной мамой, не уступающей им в играх, беготне, плавании и умеющей научить их всему этому. Пусть на Западе женщины истощают себя диетой, чтобы затем искусно задрапировывать свои тощие тела в красивые платья. Мне и моим подругам простое платье, облегающее правильную и сильную фигуру, кажется гораздо лучше. Не нужно тех сложных портновских ухищрений, которые отнимают так много времени. Один знаменитый парижский портной сказал, что с его точки зрения идеальная женская фигура — это палка, дающая полный простор искусству драпировки…— Девушка с усилием подавила готовый прорваться смех и продолжала: — Везде, во всех странах, где ценилась подлинная женская красота, а не платье, всегда были особые школы для обучения девушек искусству правильной осанки, гибкости, танцам. Везде, где наши путешественники восхищались женщинами,— в Индии, Индонезии и других странах — женщины носят воду на голове. Эта их работа с детства и до старости вырабатывает и сохраняет великолепную гордую осанку, а простое платье — свободу движений. Вот что я хотела вам сказать. Занимайтесь с детства гимнастикой и танцами, будьте красивыми все без исключения…— Девушка остановилась, чуть смущенная, и закончила: — Это будет так хорошо!
Камера открыла зал. Черноволосая поборница всеобщей гимнастики стояла уже поодаль, в глубине. Она взметнула головой, отбрасывая волосы. Раздались первые аккорды адажио из «Эгле».
Помощники Гирина смотрели на предполагаемую любовь своего патрона, и с каждой минутой в них крепла уверенность, что это — она. Не только отточенное искусство владеть всеми мышцами тела, не только благородная сдержанность движений — в Серафиме Металиной было нечто другое: поэзия, музыкальное совершенство тела, способность так соразмерить и сочетать свои движения, что каждый мгновенный изгиб тела приобретал выразительность мимики лица, одушевленность речи.
— Ну, не ошибся наш Иван Родионович,— восхищенно заявил Сергей, когда с выступлением Металиной закончилась спортивная передача.— Он выбрал из всех ту самую… не знаю уж, как сказать.
— Оригинальную! — сказала Вера.
— Да не в том дело! Оригинальная — это такая, которая нравится немногим, может быть, одному, ну, вот как, например, ты — мне. А ведь она нравится всем!
— Довольно язвить, Сергей, я серьезно. Ее фигура, ну, как тебе сказать, очень женская. Рост невысокий. Такую в платье заметишь не сразу, одетая, она неярка. Вот в нашем институте мужчины увлекаются больше крашеными блондинками в ярких платьях.
— За что и расплачиваются! — изрек студент, делая попытку обнять Веру.— Но я мудр: ты не блондинка и всего лишь в свитере.
* * *
Телевизор светился и в квартире Андреевых. Перед ним сидела целая компания. Екатерина Алексеевна, вернувшаяся из Ленинграда, удобно устроилась в кресле и небрежно разминала очередную папиросу.
— Опять куришь,— упрекнул ее муж, все же поднося зажженную спичку.
— Нельзя корить волнующуюся мать,— спокойно возразила Екатерина Алексеевна.— Смотри лучше, девушки-то какие! Неужто не дрогнет ретивое, Леня?
— Не дрогнет. Девчонки даже слишком хороши, но ведь подумай, как нелепо было бы влюбиться в моем возрасте даже в самую лучшую. Или если бы, например, высокоученый наш Гирин влюбился.
— Знаешь, насчет тебя я уверена, а вот Гирин, мне кажется, мог бы. Кстати, мне Ритка туманно намекала насчет него и своей подруги.
— Какая чепуха, Каточек! Тебе всегда приходят на ум сумасбродные вещи. Ты, слава богу, не совершаешь их сама, а хочешь, чтоб такое случалось с друзьями.
— Ну, хорошо, хорошо. А знаешь, эта черненькая, что выступила с речью, умно говорила об одежде.
— И мне нравится происходящее освобождение от лишней одежды,— отозвалась пожилая стройная дама — известная балерина в прошлом.— Подумать только, сколько ткани накручивали на себя наши бабушки, да что бабушки — мамы! Жаль, медленно идет процесс, еще много у нас ханжества, и не научились мы все радоваться красоте тела.
