Николай Стуриков - Сотый шанс
А на первой «Ракете» создали «практическую школу», которой руководил Девятаев. Сюда стали приезжать судоводители и механики не только с Волги, но и Днепра, Камы, Невы, Оби, Иртыша, Енисея… Они проходили здесь стажировку, потом получали на заводе новые суда и открывали на своих реках скоростные линии.
Наступил черед получать «Ракету» и Чебоксарскому речному порту. Капитаном на нее назначили судоводителя с большим опытом Михаила Вантеева. Человек он серьезный, вдумчивый, с высшим инженерным образованием. Теоретический курс по скоростным судам прошел самостоятельно, а практические навыки приобретал у одного из первых «крылатых» капитанов-механиков. Позднее Михаил Константинович о той поре сделал в своей тетради записи:
«К Девятаеву?.. Каков он? Как примет меня?» — вот те мысли, которые мгновенно пронеслись в моей голове, когда в отделе кадров меня назначили стажироваться на «Ракету».
И вот он, Девятаев. Человек как человек. Среднего роста, в фигуре заметна склонность к полноте. Доброе лицо, серые спокойные глаза. Простые манеры. Спокойная, уравновешенная речь.
Зная, что передо мной Герой, я испытал разочарование. Да в нем и геройского-то ничего нет! Хоть бы ордена повесил, Золотую Звезду. А то и не отличишь, а может, и не узнаешь, что с Героем разговаривал, да еще с каким Героем!..
Стажировка моя началась так. Зашел в ходовую рубку. Присматриваюсь. И вдруг вопрос:
— Учиться пришел?
— Да, — отвечаю.
— Скорость знаешь?
— Чувствую.
— Если прихватишь мели, чем это пахнет, тоже знаешь?
— Знаю. Знаком.
— Повторишь одну и ту же ошибку — буду подсказывать. Веди теплоход, учись, а я буду смотреть.
Вот так и началось мое знакомство с простым, хорошим человеком. Про подвиги свои он не рассказывал, хотя и был общительным, а я считал неудобным про это расспрашивать. Могу сказать только, что тем и могуча Великая Русь, что в годину тяжких испытаний каждый ее человек становится подобен Девятаеву».
…В рейсе Девятаев умеет делать сразу многое: следить за фарватером, вовремя давать импульсную отмашку встречным судам, продублировав ее по радио, наблюдать за показаниями множества приборных стрелок, замечать, что делается на берегах и встречных теплоходах, и… рассказывать совсем о другом. Конечно же, в первые навигации такого не было. Сказывается опыт, привычка. И не случайно, когда его молодой помощник тревожно заметил: «Впереди бревно!» — Петрович, прервав повествование, уравновешенно сказал:
— Вижу. Мы его оставим слева от крыльев. Кумекай. Скоро мне на пенсию. Может, тебе штурвал передам. Как у тебя с ученьем в техникуме? Нормально? Вот это хорошо.
И продолжил рассказ о картине, которую подарил ему немецкий рабочий. На плотном картоне изображена до боли знакомая дорога. По ней когда-то Девятаева вместе с другими узниками водили под охраной на каторжные работы. За дорогой — густая стена леса, где пряталось «хозяйство» фон Брауна. А над лесом — светлое-светлое небо. Картину написал русский военнопленный, по подпись свою, к сожалению, не поставил.
Девятаев только что вернулся из ГДР, куда ездил по приглашению Общества германо-советской дружбы, и теперь делился впечатлениями.
За последние годы побывал Михаил Петрович и в других странах — Болгарии, Венгрии, Польше, Франции… Ведь миллионы людей знают о его подвиге. «И где бы я ни выступал, с кем бы ни встречался, — подчеркивает он, — всюду встречал исключительно радушный прием. Люди отзываются о нашей стране, о советских людях с неподдельным уважением».
На Волгу часто приходят запросы: с человеком из легенды хотят встретиться металлурги Магнитки или чебоксарские машиностроители, эстонские рыбаки или тюменские нефтяники… И если есть свободное время, Михаил Петрович летит к ним.
А когда бывал на Украине, где воевал и где у него много боевых друзей, Девятаев настойчиво, с присущей ему энергией отыскивал след дарницкого учителя Григория Степановича Никотенко, двадцать первого года рождения. Его имя дали патриоты-подпольщики в Заксенхаузене летчику и этим спасли организатора подкопа от крематория. Но, к сожалению, след Григория Степановича пока не отыскался. А может, как это нередко случалось в концлагерях, у того человека в действительности было другое имя…
Об этом Девятаев вспомнил еще раз, когда в составе делегации Советского комитета ветеранов войны впервые летал в ГДР на открытие памятника жертвам фашизма в Заксенхаузене. Не раз в последние годы бывал волжский капитан и на Узедоме. Теперь он стал островом-курортом с теплыми песками, ласковыми волнами Балтики, с тихими озерами, где летом лебеди живут… А на том месте, где был аэродром, с которого натужно ушел в ненадежное небо мятежный «хейнкель», ныне установлен гранитный камень. На нем высечены имена десяти узников, героически вырвавшихся из концлагеря на Родину, на свободу.
Бывая здесь, Девятаев вновь вспоминает то, чего забыть никогда нельзя.
…Его часто приглашают на заводы, в колхозы, школы, институты. Девятаев — не лектор, но его нельзя слушать без волнения. Негромко, ровно и неторопливо он повествует о том, как героически сражались на фронтах Отечественной его товарищи-летчики. Вспоминает и о том, как во вражеском плену боролись с врагом советские люди, как сильна и непоколебима была их вера в победу, как выстояли они и победили.
СНИМКИ РАЗНЫХ ЛЕТ
Тринадцать лет вестей о друге, с которым летал Владимир Бобров не было… И вот побратимы встретились в Советском комитете ветеранов войны
Миша Девятаев в школьные годы
Схематическая карта острова Узедом — змеиного гнезда гитлеровского «ракетного барона». В левом верхнем углу указан аэродром, с которого пленный советский пилот поднял в воздух вражескую машину
На таком двухмоторном «Хейнкеле-111» вырвались на Родину узники из лагеря смерти
О новом «сверхоружии» трубила фашистская пропаганда… Из подземного завода буксировщик вытягивает «фау» к стартовой установке
Их имена знает каждый летчик. Трижды Герой Советского Союза, ныне маршал авиации Александр Иванович Покрышкин, дважды Герой Советского Союза, Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков и Герой Советского Союза Михаил Петрович Девятаев
«Ваш побег на самолете из плена вместе с девятью товарищами беспримерен по мужеству и героизму», — сказал Главный маршал авиации Константин Андреевич Вершинин при вручении капитану «Ракеты» ордена Ленина и Золотой Звезды Героя Советского Союза
