Сакариас Топелиус - Человек и слон
Обзор книги Сакариас Топелиус - Человек и слон
Сакариас Топелиус
Человек и слон
* * *
Старый замок в Або — одно из старейших строений Финляндии. Некогда король Юхан III, будучи герцогом Финляндским, вместе со своей супругой-полячкой, Катариной Ягеллоникой, держал здесь двор, и здесь же находился в заточении король Эрик XIV. Долгие годы в темнице замка томились узники. В настоящее время в нем — превосходный исторический музей.
Жил-был когда-то старый — семисот лет от роду — домовой. А борода у него была такая длинная, что он мог дважды обернуть ее вокруг талии. От старости он весь согнулся, словно древний стальной лук, натянутый до отказа. Домовой частенько похвалялся, что он-де самый старый домовой во всей стране. И даже домовой из кафедрального собора, которому было всего лишь пятьсот пятьдесят лет, величал его дядюшкой. Все прочие мелкие домовые Финляндии считали его главой рода: домовой он был хороший, предельно честный, дельный, хотя и у него были свои слабости. Обитал он в самом глубоком подземелье Абоского замка, в так называемой Полой башне. Там в стародавние времена содержались самые отпетые и опасные преступники, которым никогда уже более не суждено было увидеть белый свет. «Апартаменты» домового в Полой башне, оборудованные всеми возможными удобствами, поражали своей роскошью. Не было там недостатка в мусорных кучах, разбитых вдребезги кувшинах, рваной рогоже, непарных сапогах и перчатках, ломаных игрушках, оконных створках без стекол, в ушатах и чанах без днищ, изгрызенных крысами книгах без переплетов и многом другом, совершенно неописуемом великолепном мусоре. Башня тщательнейшим образом была задрапирована паутиной самых изысканных узоров и усеяна небольшими лужицами, непрестанно пополнявшимися водой в течение сотен лет.
В этом удобном обиталище домовому жилось так хорошо, что он редко искал общества вне дома — тем более, что других домовых старый батюшка-домовой из подземелья вообще в грош не ставил и не считал их достойными какого-либо внимания.
— В мире нынче все измельчало, — говорил он. — Домовые годятся теперь лишь на то, чтобы строить беседки в садах да латать детские игрушки, чистить сапоги да подметать пол. Люди презирают их и не удостаивают даже угощения — плошки каши в рождественский вечер. Посмотрел бы ты на стариков — домовых в мое время! Мы сдвигали скалы и строили башни.
У старого домового было всего лишь два давних друга, которых он жаловал: домовой из кафедрального собора и старый привратник из замка, Маттс Мурстен. Домового из собора он посещал раз в двадцать лет и точно так же, раз в двадцать лет, домовой из кафедрального собора навещал старого домового из замка. У них был кратчайший путь друг к другу через знаменитый подземный ход между замком и собором, ход, о котором рассказывают все жители Або, хотя никто из них его не видел. Домовым было совсем нетрудно прокрадываться через тесный ход, они ведь могут пролезть и в замочную скважину. Гораздо хуже обстояло дело с существами человеческими. Привратник Маттс Мурстен знал это лучше кого-либо другого, потому что он был единственным человеком, которому удалось проползти через этот ход. И вот тогда-то он впервые и познакомился со старым домовым из Абоского замка.
Маттс Мурстен был в то время проворным и беспечным мальчуганом двенадцати лет. Он искал старые пули от мушкетов среди древнего хлама в подземелье замка, когда однажды утром обнаружил лаз в подземный ход. Вот он и надумал узнать, куда может привести эта дыра.
Он продвинулся довольно далеко вперед, когда камни за его спиной обрушились и преградили ему путь назад. Это ничуть не опечалило Маттса; ведь где-нибудь он, верно, сможет вылезти из подземного хода! Но случилось так, что камни обрушились и перед ним. Маттс оказался в западне — ни вперед, ни назад. Так бы он, видно, сидел, пригвожденный к этому месту, и поныне, если бы все это не произошло в тот самый день, когда домовые из замка и кафедрального собора имели обыкновение раз в двадцать лет навещать друг друга. Домовой из замка шел как раз к домовому из собора и неожиданно увидел мальчугана, который застрял в куче мусора, как лисенок в капкане!
И сердце домового дрогнуло: хотя домовые страшно обидчивы — они добросердечны.
— Ты что здесь делаешь? — рыкнул он на Маттса.
— Ищу старые пули, — дрожа ответил Маттс.
Домовой засмеялся.
— Держись крепче за голенище моего сапога, — сказал он, — и я помогу тебе выбраться отсюда.
Маттс протянул руку, нащупал в темноте голенище сапога домового и покрепче ухватился за него. Они быстро двинулись вперед, ловко пробираясь между камнями и щебнем, и тут домовой сказал:
— Вылезай через эту дыру!
Маттс, по-прежнему ничего не видя, ухватился за творило лаза, которое поднималось вверх, и вскоре очутился на высоких хорах кафедрального собора, где в полном облачении стоял епископ, собираясь отправлять службу.
— Посмотрите-ка на него, — сказал епископ. — И что тебе понадобилось в винном погребе собора?
Маттс подумал, что епископ вряд ли опаснее старого домового, и откровенно ответил, что искал мушкетные пули. Епископ счел, что ему, облаченному в такие праздничные одежды, смеяться не подобает. И лишь указал мальчику пальцем на заднюю дверцу. Маттс не мешкая, убрался подальше.
С этого дня между Маттсом Мурстетном и старым домовым из Абоского замка завязалась своего рода дружба. Маттс его не видел — ведь старый домовой ходил чаще всего в своей серой куртке и черной мерлушковой шапке, которая, если ее вывернуть наизнанку, делала домового невидимкой. Домового забавляло помогать — это в обычае домовых — благоденствию Маттса на этом свете. И у мальчика, и вправду, все шло на удивление хорошо.
Когда Маттсу Мурстену исполнилось тридцать лет, он стал привратником в Абоском замке. Целых пятьдесят лет он с честью справлял свою должность, а когда ему исполнилось восемьдесят, вышел в отставку с пенсионом, передав свою должность мужу внучки — Андерсу Тегельстену. Он еще много лет прожил в старом замке, где некогда искал пули в подземелье.
Дружба между домовым и привратником стала настолько задушевной, насколько это возможно между домовым и человеком. Маттс, уже больше не беспокоясь о том, что узники из замка сбегут, пользуясь свободным временем, бродил, где ему вздумается, по старому замку, исправлял повреждения, затыкал разбитые оконные рамы, чтобы снег и дождь не могли проникнуть сквозь щели в крыше. Во время своих блужданий он часто встречал старого домового, хотя и не видел его. Домовой занимался теми же самыми делами, что и привратник, потому что оба старика ничего на свете так не любили, как свой замок. Никто, кроме них, не заботился об этой древней постройке. Стоит, так стоит, а рухнет — туда ему и дорога. Над замком бушевали пожары, над ним проносилось время, зимы врывались в него снегом, лета — дождем, ветер сотрясал его трубы, крысы прогрызали дыры в полах, дятлы разбивали оконные переплеты, своды подземелья грозили обрушиться, а башни подозрительно клонились книзу. Абоский замок уже давно превратился бы в кучу щебня, если бы домовой постоянно то и дело не исправлял все повреждения. А теперь еще у него появился помощник в лице старого Мурстена.
Семисотлетнее сердце домового дрогнуло. В один прекрасный день он вывернул мерлушковую шапку мехом наружу и тут же перестал быть невидимкой. Откуда он только взялся! Когда старый Мурстен увидел маленького, ласково ухмылявшегося старика с длинной белой бородой и согбенной спиной, он чуть не рухнул от страха с лестницы башни. С испугу он хотел было перекреститься, как это еще делалось во времена его детства, но домовой своим вопросом опередил старика:
— Ты боишься меня?
— Не-е-ет, — заикаясь, ответил привратник, но все же, набравшись смелости, спросил:
— А с кем имею честь…
Домовой засмеялся со свойственным ему лукавством.
— Ах вон что, ты не имеешь чести меня знать. Помнишь, кто-то сказал тебе: «Держись крепче за голенище моего сапога! «, когда тебе было двенадцать лет? Помнишь, кто-то задул свечу, когда ты заснул над книгой, и кто-то же отыскал твой сапог в море, когда ты упал с причала? Помнишь, кто-то подчистил кляксу, когда ты писал прошение о должности привратника? А знаешь, кто все ночи напролет ходил по замку, пока ты спал, и следил, чтобы все двери узников были надежно заперты? Это был я. Полагаю, Маттс Мурстен, мы старые знакомые. Станем теперь друзьями!
Привратник сильно смутился. Он, конечно, догадался, кто был перед ним, и как добрый христианин страшился общения с нелюдем. Но он и виду не показал и с тех пор привык встречать старого домового то тут, то там во время своих странствий по замку.
К тому же рассказы домового об Абоском замке стоили того, чтобы их послушать. Ведь вся жизнь замка с самого начала его существования прошла на глазах домового; он помнил все, словно это было вчера. Он видел святого Эрика и святого Хенрика. Он знал всех хёвдингов (вождь, предводитель. — Пер.) этого замка. Он видел герцога Юхана и его блистательный двор, он видел пленного короля Эрика, Пера Брахе, который принимал первых профессоров в Абоской Академии, и многих других прославленных мужей. Домовой рассказывал о многих осадах замка и злосчастных судьбах его обитателей во времена пожаров и войн.
