Кир Булычев - «Мир приключений» 1975 (№22)
Дед поднялся, обратился к собравшимся с застольной речью:
— Команда советского корабля приветствует в моем виде (надо было сказать: “лице”, но поправляться было поздно) вас, как говорится, живой груз. Мы вас доставим прямым курсом к месту выгрузки. В пути с вами ничего не случится. На море туман, но у нас есть глаза. Ну, покачает, хотя волны с туманом не уживаются, как и некоторые супружеские пары…
Амер наполнил бокал содержимым пузатой бутылки. О’Флаерти выставил перед своим прибором водку, белое вино и коньяк. Анцелович делал страшные глаза своим товарищам. Хрыпов повернулся к Бабушкину, вскочил с места. Его обуяло желание взглянуть для очистки совести на фотографию в марсельской газете. Дед поплавал на мелком месте, подошел к рифу, который и заставил его провести культурную беседу.
— Уважаемый мистер О… О… О…
— О’Флаерти, — подсказал док (он успел познакомиться с англичанином).
— Я и говорю это, — продолжил Дед, — сделал широкий жест. Мы не против, мы должны заботиться о пассажирах, вот учимся этому. Но тут, так сказать, произошло столкновение идей. Мистер захотел приобрести в свою собственность все напитки, которые у нас были. Кроме ваших пузырьков, док. Я не мог отказать. Он сказал, что теперь угощает всех, и попросил держать бутылки в кают-компании круглые сутки в открытом киде. Что и сделано. Пейте, но меру знайте. И вам, нашим гостям, без обиды не вредно будет узнать закон советских моряков. На своем корабле и во время рейса ни один моряк — капитан, помощники, кочегары — не притрагивается к спиртному. Ни капли всей этой дряни без рецепта врача! А док, я знаю его, прописывает охотно только касторовое масло. Приятного аппетита! — Капитан сел, вытер пот со лба.
Супруги Труцци поаплодировали. О’Флаерти не понял ни одного слова. Хрыпов подобрал для него несколько английских фраз. Англичанин спросил, Хрыпов понял, сказал всем:
— Он спросил, чем мы все, кроме него, больны?
Эмма Труцци засмеялась. Посмеялись и другие. Капитан встал:
— Александр Ефремович, садись на мое место и развлекай гостей. — Дед вышел, ему показалось, что он сбросил с себя тяжелый куль с песком.
Амер передал англичанину цветной карандаш. Он сам с длинными тонкими руками и ногами походил на фигуру рекламного человечка, составленную из карандашей. Эта фигура за столом много ела, еще больше пила. О’Флаерти не притрагивался к ножу и вилке, зато не выпускал полновесного бокала из правой руки, а в левом не уставал держать бутылки. Хрыпову не терпелось перечесть выпуски, изучить фотографии и выпить без посторонних глаз. Бабушкин обратился к Анцеловичу:
— Капитан носит орден? Он давно награжден?
— Это орден Боевого Красного Знамени, — сказал Анцелович с гордостью, словно не Дед, а он был обладателем ордена. — Деду дали его за Вятку.
— За что? — Бабушкин даже привстал.
— За Вятку, глухой тетерь. Не за марсельскую кухню. За бои на реке Вятке.
— Я Вятку знаю вдоль-поперек…
— Мало знать, надо было отвоевать.
На камбузе молодецки справлялся Иван-негр. Передал Корзинкину металлический поднос с горкой тарелок. Они были раскалены, предназначались для мяса на вертеле.
В кают-компании Амер обнимал одной рукой О’Флаерти, свободными руками — один правой, другой левой — немец и англичанин чокались, подносили ко рту бокалы. Решили выпить на брудершафт. Хрыпов разговаривал с супругами Труцци. Ждали смены блюд. Бабушкин думал о своем. Корзинкин с подносом вошел бочком. С кого начать? Анцелович протянул руку за тарелкой.
— Бите шон, — сказал Корзинкин. Для чего-то чуть пригнулся.
Анцелович схватился за тарелку, вздрогнул, она полетела на пол, покрытый большим синим ковром.
“Подымет сам”, — подумал Корзинкин. Подрулил к Труцци.
Дама — всегда дама.
Эмма Труцци взяла тарелку с подноса за край. Рефлекторным движением артистка цирка подбросила в воздух тарелку, ухитрившись придать ей вращательное движение. В следующие секунды Вильяме словил эту тарелку, поставил перед женой на стол. Анцелович сказал:
— Раскалили тарелки, как в аду. Кто вас, черт дери, научил?
— Поостудим, — сказал Бабушкин, встав из-за стола.
Он отвел улыбающегося Корзинкина в сторону, а потом, взяв у него две тарелки, продолжавшие держать в себе жар, неторопливо подбросил над головой. Словил. Повторил номер с тремя тарелками. (Афоня жонглировал и тарелками и ножами одновременно. На досуге Бабушкин забавлялся с ним.) Все сошло бы хорошо, если бы иностранцы не пришли от этого экспромта в восторг. От выпитого вина оба находились в высоких градусах. Амер пустил в воздух с десяток карандашей, замахал руками и не словил и одного. Тогда он взялся за пустые бутылки… Эмма быстро приблизилась к нему, ласково сказала, что надо пойти проветриться. Пока что в море все себя чувствовали, как дома.
Опустевшая кают-компания наполнялась моряками, свободными от вахт. Пришел Иван отдохнуть, посидеть с товарищами. Было тихо. Даже на поминках бывает веселее. Корзинкин и Анцелович убрали со стола всю стеклянную посуду. Батарея бутылок занимала внушительную позицию в середине стола. Горлышки без пробок источали соблазнительные алкогольные ароматы. Все они были закуплены иностранным пассажиром. А советские моряки во время рейса не пьют. Если кто и пропустит невзначай стаканчик, то не за чужой счет.
К вечеру стало известно: завтра днем, если не будет тумана, станет виден Кронштадт.
Бабушкин заставлял себя не думать о будущем, но спокойствия не было, он не находил себе места.
Походил у капитанской каюты. Дед закрылся у себя. На мостике вахту нес помощник. У Деда в каюте на столе фотография красивой женщины. В каких он отношениях с ней? Спросишь — не ответит. А вот док хорошо знает Ольгу Модестовну! Когда Хрыпов приходит на Сергиевскую улицу в затейливый особняк, он находит свою приятельницу среди белого мрамора, дубовых панелей, под лепными потолками в аудиториях Института экранного искусства. Она всегда встречает его словами: “Саша Хрыпов, морской бродяга, появился!”
Особняк принадлежал купцу Александрову. В нем собирались, говорят, масоны. Александров владел садом с театром “Аквариум” на Петроградской стороне, где сейчас расположилась киностудия.
Ольга Модестовна снимается в кино. Доктор Хрыпов пишет для нее сценарий. Студент института Иогансон работает на “Севзапкино” помощником режиссера. Когда “Иогушка” станет режиссером, он снимет фильм по сценарию Хрыпова, для которого автор уже нашел название — “На дальнем берегу”. Эти связи теперь нам понятны, но Дед — Дедрухин, капитан корабля, остается в стороне. Может быть, и он снимался или съемки происходили на этой палубе.
