Остин Райт - Островитяния. Том третий
— Это Эрн, верно? — спросила она.
— Да, Глэдис.
— Я просмотрела много карт. А Доринг — там? — Она махнула рукой в сторону севера.
— Его отсюда видно. — И я указал ей на едва различимый вдали Доринг.
Глэдис придвинулась поближе и взглянула в том направлении, куда я указывал: отделенный от нас милями и милями темно-зеленых пустошей, город напоминал лежащего геральдического зверя с поднятой головой.
Паром приближался мощными, ритмичными толчками, везя тех, кто собирался на болота, тогда как мы возвращались с них. Один из путешественников подошел к нам и назвал себя:
— Март!
— Ланг! — ответил я и обернулся к Глэдис, добавив по-английски: «Назови свое имя». Она было заколебалась, но, когда незнакомец повернулся к ней, решительно отвечала:
— Гладиса!
— Мы слышали, что вы едете к Лангу, — ласково сказал мужчина. — Марта с Острова — моя двоюродная сестра. Мы рады вам, Гладиса.
При виде ее костюма в глазах Марта вспыхнуло любопытство, впрочем, это длилось мгновение — любая симпатичная, хорошо одетая женщина удостоилась бы того же.
— Я приехала вчера, — ответила Глэдис. — Я знаю Марту… Теперь мы едем в наше поместье.
— Там у вас будет меньше хлопот, чем на болотах, — сказал Март. — Дожди в тех местах идут чаще, да и ветров поменьше… Приезжайте как-нибудь в гости. Теперь наш дом не только для Ланга, но и для вас.
— С удовольствием, — сказала Глэдис, бросив на меня быстрый взгляд.
— Наш дом на реке Лей — ваш дом, — ответил я.
Паромщик уже ждал нас, и, попрощавшись с Мартом, мы завели лошадей на борт, привязали, а сами прошли в переднюю часть.
— Март замечательный, — сказала Глэдис. — Здесь все люди такие?
— Все такие же вежливые.
— А как я себя вела?
— Превосходно!
— Вот только я не знала, как назваться. Ведь я не мисс Хантер. А миссис Ланг — ему было бы непонятно. Глэдис — ты сам говорил — для них звучит непривычно.
— Они будут называть тебя Гладиса.
— Почему бы мне не взять такое островитянское имя?
— Тебе нравится?
— Мне никогда не нравилось мое имя, но, пожалуй, сойдет.
— Можешь назвать себя Хантера.
— Нет, лучше Гладиса… Странно, когда незнакомый человек называет тебя по имени… Почему они не зовут тебя «Джон»?
— Я с самого начала был Лангом. Это звучит почти по-островитянски.
— Ты заметил, что он почти не обратил внимания на мой костюм?
— Да, ну и что?
— Но мой так не похож на здешние!
— Он принял тебя такой, какая ты есть. Для него это — твое личное дело.
— Похоже, он человек благородный.
— Что касается твоей одежды, — начал я, — возможно, ты пока не совсем понимаешь этих людей. Платье может быть тебе к лицу, а может быть красиво само по себе. Предполагается, что у каждого достаточно хороший вкус, чтобы сделать правильный выбор. Если нет — это сразу же заметят. Мода здесь не имеет никакого значения.
— И все же, когда я вижу, как одевается Некка, ее короткие юбки, — мне тоже хочется такие же. Правда, денег у меня осталось мало.
— А у меня есть счет у нашего агента в Тэне, и денег будет еще больше, когда мы соберем урожай… Тогда можно будет заказать тебе новое платье.
— Завтра пойдем за покупками! Вот забавно!
Сойдя на берег и проехав через город, мы оказались в сельской местности — с той быстротой перехода от одного к другому, которая возможна только в Островитянии.
Лошади, почуя свободу, пустились в галоп, и мы не мешали им скакать во весь опор. Я намного обогнал Глэдис, а когда почувствовал, что лошадь устала, пустил ее шагом. Глэдис скоро догнала меня. Она улыбалась, щеки горели.
— Какое-то время мне казалось, что я совсем одна, — сказала она.
— Лошади у нас разные.
— Дорн говорил… Эта теперь моя. Он дал ее мне. Он сказал, что это свадебный подарок, что она похожа на твоего Фэка… Можно я оставлю ее себе?
— Конечно!
— Я не была уверена и даже переживала немного. Надо было сказать тебе раньше, но…
— Тебе неудобно принять такой подарок?
— Да, если тебе хоть на минуту показалось…
— Что показалось? Может быть, он за тобой ухаживал?
— Разумеется нет!
— Я знаю, что в Европе и в Америке люди считают неприличным, когда мужчина делает девушке дорогой подарок. Она чувствует себя обязанной, и ей неловко. Наверное, в нас обоих еще не до конца исчезли эти чувства. Полагаю, Дорну о них известно, но в его жизни они для него ничего не значат… Я примерно догадываюсь, о чем он думал… что мы с тобой хотим немного попутешествовать, проехаться верхом, и что такой лошади, как Фэк, в поместье на Лей нет. Скорей всего ему вдруг этого захотелось, бывают же внезапные желания… Конечно, теперь это твоя лошадь, Глэдис.
Она повернулась ко мне, глаза ее горели:
— Значит, я оставлю ее себе? Можно? Мне очень хочется.
— Да, — коротко ответил я, однако подумал, что придет время и я постараюсь убедить ее, что совсем необязательно спрашивать на все моего согласия, как у повелителя.
— В поместье у нас найдутся и другие лошади, не хуже. И мы сможем подолгу ездить верхом.
— Ах, я надеюсь.
— Дорн об этом подумал.
— Он ужасно милый! Он дал мне один совет, как он сказал — очень полезный… Я разговаривала с ним даже больше, чем с тобой. Боюсь теперь, не наговорила ли я лишнего…
— А что он посоветовал?
Глэдис поглядела на меня нерешительно, словно раздумывая, не выдаст ли она секрет, и я не стал переспрашивать.
Налево простиралась бескрайняя ровная поверхность болот, направо — равнина с рощами, садами, полями и пастбищами. Утки и гуси собирались по протокам, готовясь к отлету на север. Временами стая птиц проносилась над нами. Иногда, стоило дороге свернуть в сторону от лесистых участков и ферм, мы оказывались посреди луга или на болотистой равнине, и на востоке становились видны горы, а впереди — медленно приближающийся и увеличивающийся в размерах Доринг.
Большинство моих последних поездок по Островитянии я проделывал в одиночестве. Теперь у меня была спутница. Беседуя, мы невольно обменивались мыслями, и этот тесный контакт порой смущал, порой приводил в лихорадочное замешательство. Некка говорила, что мысли Глэдис перескакивают с одного на другое. Не казалась ли мне Глэдис сейчас такой, каким я сам когда-то казался островитянам — трепещущим от эмоций, постоянно сменяющихся во мне чувств и мыслей? Теперь мне хотелось одного: молчания, тишины, чтобы яснее ощущать медленное струение красоты окружающего мира — вод, земли и небес, словно ставших ярче в присутствии Глэдис. Мне хотелось покоя, чтобы наслаждаться ее красотой. Я боялся, что стоит мне взглянуть в ее сторону, как она снова заговорит о чем-нибудь, но в то же время мне не хотелось, чтобы она почувствовала меня чужим и далеким.
