Икста Мюррей - Королева нефритов
Но когда я снова смогла говорить, то уже знала, что делать.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Через четыре часа после того, как закончилось празднество в гостинице (коммерческие фирмы и правительственные учреждения уже открылись), мы с Эриком шагали по мощенным булыжником улицам, мимо домов, окрашенных в голубой и рыжий цвета.
Мы шли в полном молчании, слышен был лишь звук наших шагов да плеск набегающих на берег волн.
Мы направлялись в полицейский участок, а потом в морг.
Через час после рассвета остров окрасился в бледно-голубой, золотистый и светло-розовый оттенки. Вдоль улочек выстроились окрашенные в желтый, зеленый и бирюзовый цвета дома; облупившиеся фасады местами обнажали потрескавшуюся штукатурку и старую краску. Окружавшее остров озеро было похоже на ртуть, отдающую кобальтовой синью; рассеянные по его поверхности лодки были золотистыми или ярко-зелеными. Несколько лодок как раз направлялись к соседнему острову Санта-Елена, где находились лингвистические курсы и знаменитые пещеры.
Иоланда осталась в «Петен-Ице». Мамину сумку я тоже оставила там, захватила с собой только дневник и собственные документы. Держа маленький сверток под мышкой, я пошла в северо-восточном направлении и вскоре пересекла центральную площадь, между прочим, переделанную из баскетбольной площадки. Затем мы двинулись на запад, повернули направо и сразу же наткнулись на большое здание, в котором размещались административные учреждения департамента Петен. За стеклянными дверями были видны стойки, стоявшие за ними правительственные служащие в голубой форме, множество кабинетов.
— Я могу пойти с вами, — предложил Эрик, когда мы подошли к дверям. — А если хотите, могу вообще один.
— Нет, спасибо, — сказала я. — Я сделаю все сама.
— А собственно, что именно вы собираетесь делать?
Я оглянулась назад, на безмятежные голубые домики.
— Скажу, что мне нужно увидеть ту женщину. Потому что…
Он кивнул.
— Потому что вы можете ее опознать.
— Вряд ли это мама, — сказала я.
— Вряд ли.
— Мы даже не знаем, позволят ли мне вздремнуть… — продолжала я.
— Мы даже не знаем, правы ли были те люди в гостинице, — мы ведь изрядно выпили. Возможно, они ошиблись — и здесь вообще никто не погиб, — подхватил Эрик.
— И это тоже, — кивнула я.
Но уже очень скоро одна из сотрудниц — весьма доброжелательная женщина в аккуратной голубой форме — подтвердила, что во время урагана в окрестностях Флореса действительно убило женщину-иностранку. Служащая также сообщила, что готова дать мне посмотреть на тело, поскольку до сих пор никто не смог ее опознать.
Несколько минут мы с Эриком в глубоком молчании просидели рядом на скамье, а потом меня провели в морг.
Морг находился в небольшом помещении с темно-желтыми стенами. В комнате были два картотечных шкафа, раковина и металлический стол. Со мной произошло что-то странное; против ожидания чувства не только не притупились, а наоборот, чрезвычайно обострились. С сюрреалистической ясностью я различала черные пятнышки на линолеуме, видела стоявшее за металлической раковиной белое мусорное ведро и висевшие на стене листы бумаги с текстами на испанском, хотя прочитать их мне почему-то никак не удавалось. Длинные люминесцентные лампы были включены.
Служащий с волосами соломенного цвета вкатил в помещение металлический стол на колесиках. То, что на нем лежало, было почему-то накрыто не белой простыней, а хлопчатобумажным покрывалом или очень большой шалью с золотисто-черной вышивкой.
Служащий осторожно отвернул край покрывала, чтобы я могла произвести опознание.
У лежавшей под покрывалом женщины были темные волосы и неопределенного цвета лицо с выступающими скулами и тяжелым подбородком. На пухлых губах замерло недовольное выражение. Нос был длинный, но не крючковатый, тонкий в переносице и с раздутыми ноздрями; уши были проколоты, но без сережек, шея длинная, бледная. Приглядевшись повнимательнее, я заметила на лице большой синяк.
Через несколько минут я вышла из комнаты и двинулась назад по коридору, ярко освещенному белыми лампочками и покрытому все тем же линолеумом с темными пятнышками. Вскоре я вернулась к скамейке, на которой сидел Эрик. Рядом аккуратной стопкой были сложены мои документы и мамин дневник.
— Это не она, — сказала я, отвечая на его немой вопрос.
— Пойдемте отсюда.
— Это не она.
— Надо куда-то отвести вас, Лола, — сказал Эрик. — Туда, где вы могли бы хоть немного отдохнуть. Вы ужасно выглядите.
— Они говорят, что она, наверно, венгерка, — сказала я.
Тело двигалось как бы само по себе, и я ничего не могла с этим поделать.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Нанятое Эриком такси по дамбе перевезло нас на остров Санта-Елена, к пещере Актун Кан. Эта полускрытая за группой холмов пещера знаменита своими погребальными камерами. Ее стены покрывает известняковый налет. Индейцы верили, будто на некоторых из образовавшихся узоров можно различить их змеиные божества — вот почему пещера получила испанское название «Ла куэва де ла серпенте», то есть «Змеиная пещера». Некоторые уверяли, будто некие известковые образования напоминают бога дождя по имени Чак, а европейцы вроде бы видели лик святого Петра.
Изнутри пещеру тускло освещали неяркие электрические лампочки; после урагана почва все еще оставалась мокрой, в некоторых местах стояли лужи. Эрик велел водителю высадить у самого входа в пещеру на маленькой автостоянке; когда мы выбрались из машины, взорам открылось молочно-белое низкое небо, нависшее над мокрыми от дождя коричнево-красными холмами.
— Я решил, что после всего пережитого это место то, что вам нужно, — взяв меня за руку, проговорил Эрик. — Здесь тихо и спокойно.
— Да, здесь хорошо.
Он оглянулся на такси — небольшой зеленый автомобиль, за рулем которого сидел взъерошенный подросток в футболке; надпись на ней утверждала, что он бисексуал.
— Хотите, чтобы я вас здесь подождал? — спросил таксист.
— Секундочку. — Эрик перевел взгляд на меня. — Чего бы вам сейчас хотелось, Лола? Мы можем здесь немного отдохнуть, а водитель потом за нами приедет. Можем поискать вашу мать в городе. Наконец, можем поговорить. О чем хотите. О вашей матери. Или — ну, я не знаю — о стеле. Можем поговорить о шифрах, на сей счет у меня есть некоторые идеи; это может отвлечь ваше внимание от последних событий.
Но я не могла говорить ни о нефрите, ни о фон Гумбольдте, ни о том, что моя мать писала о стеле, лабиринте и его расшифровке.