Персиваль Рен - Похороны викинга
Жизнь в форту Зиндернеф больше не была жизнью. Она сделалась постоянной борьбой со смертью. Смерть приходила во многих видах: в виде солнечного удара, кафара и сержант-мажора Лежона.
Кафар был заразителен, почти все солдаты были слегка ненормальны, многие были в значительной степени ненормальны, и во главе стоял Лежон – самый безумный из всех.
Конечно, с точки зрения начальства, – он был нормальным. Он мог поддерживать железную дисциплину, мог с неукоснительной точностью сдавать свои рапорты и безупречно командовать фортом в случае нападения. Но с точки зрения его подчиненных, он был сумасшедшим и, вдобавок, опасным сумасшедшим.
Временами я был рад, что Дигби с нами не было, и желал, чтобы и Майкла не было в Зиндернефе. Опасность быть убитым сумасшедшим неприятная вещь, но она становится в десять раз хуже, если она угрожает не только вам, но и тем, кого вы любите.
Майкл и я поклялись друг другу ни в коем случае не позволить себе сыграть на руку Лежону каким-либо нарушением долга или дисциплины. Мы поклялись не позволять себе даже отвечать ему взглядом на его свирепую дерзость, но мы чувствовали, что скоро придет время, когда он перестанет искать предлог для нападения и прямо нападет.
– Хорошо, что здесь нет Дига, – сказал Майкл однажды, когда мы лежали в час отдыха на койках в нашей раскаленной казарме. – Хорошо, что нет Хэнка и Бедди, – добавил он. – Диг едва ли удержался бы, чтобы не ответить Лежону. Бедди, наверное, не удержался бы, а Хэнк попробовал бы убить его кулаком…
– Кто-нибудь его убьет в ближайшее время, сказал я, – если только нам не пришлют нового коменданта… Убьет и хорошо сделает.
– Ничего хорошего, – ответил Майкл. – Если его убьют, будет хуже. Эти ослы обрадуются и уйдут в пустыню. Там они выживут дня три, если только туареги не прикончат их раньше, чем они подохнут от жажды.
– Все равно убьют, – заявил я. – Шварц последнее время ходит с очень таинственным видом.
– Я тоже думаю, что они попробуют, – ответил Майкл. – Если никто не убьет его во время внезапного приступа помешательства, то они попытаются убить его сознательно. Они устроят заговор, если только уже не устроили. Боюсь, что нам придется выбирать и становиться либо на сторону сержанта Лежона, либо быть вместе с этими безнадежными идиотами, у которых никакого выхода, кроме смерти в пустыне или, в лучшем случае, на полигоне, после военного суда, не будет… Неважное положение.
– Его могут произвести в лейтенанты и оставить здесь комендантом. Тогда они дольше недели не выдержат, – сказал я. – Что будет, если они подготовят восстание и только мы вдвоем откажемся к ним присоединиться?
– Тогда они «присоединят» нас к сержанту Лежону. Прикончат, потому что мертвые не говорят.
– Что будут делать сержант Дюпрэ и капрал Болдини?
– Может быть, для спасения своей шкуры они соединятся с мятежниками, – ответил Майкл. – Они, вероятно, ненавидят Лежона не меньше нашего. Едва ли кто-нибудь из них способен умереть во имя принципа.
– Боюсь, что им не предложат присоединиться, – сказал я. – Их не очень любят. Они слишком долго и охотно служили Лежону… Что если нам предложат присоединиться к мятежу и мы донесем об этом Лежону?
Майкл рассмеялся:
– Он посадит нас на тридцать суток в карцер за вранье, а потом мятежники нас ликвидируют за донос.
В этот момент в казарму вошли Шварц, Хэфф, Брандт, Болидар, Деляре и Вогэ. К ним подошли с другого конца казармы Гунтайо, Колонна и Готто. Они долго совещались тихими голосами и время от времени посматривали на нас.
Однажды ночью, когда я сидел в углу двора и пытался убедить себя, что стало прохладнее, чем днем, ко мне подошел Шварц. Он был огромным мохнатым разбойником, из него вышел бы великолепный капитан пиратского корабля. Он был неглуп, храбр, не обременен излишними понятиями чести или милосердия и имел врожденную способность командовать.
– Весело живется, Смит? – спросил он и сел рядом со мной.
– Так же, как и тебе, Шварц, – ответил я.
– Хочется перемены?
– Люблю всякие перемены.
Наступило краткое молчание.
– Видал, как свиньи дохнут? – спросил он внезапно.
– Нет, – ответил я.
– Скоро увидишь, – заверил он меня.
– А что, тебе нездоровится? – поинтересовался я. Он мне не нравился. Но на мою грубость он не обратил внимания.
– Это будет большая свинья, – продолжал он. – Священная свинья, знаменитая свинья, выдающаяся свинья, свинья в сержантском чине.
– Вот что… – пробормотал я.
– Да. Мы из свиньи сделаем свинину.
– Ты собираешься стать мясником? – (Я считал полезным быть в курсе всего этого дела).
– Совершенно верно, друг мой, – прорычал немец. – К сожалению, желающих быть мясниками много. Мы увидим, кто получит это завидное звание. Это придется решить жребием… Хочешь быть с мясниками?
– Не имею опыта по этой части, – спокойно ответил я.
– Послушай, – зарычал он, схватив меня за руку, – скоро у тебя этот опыт будет. Либо в качестве мясника, либо в качестве свиньи. На днях придется выбирать… Скажи это и своему брату… А пока что имей в виду, что если кто-нибудь подойдет к тебе и скажет «свинина», ты должен отвечать «свинья»… И поживее решайте с вашим братом. Нам, конечно, наплевать, что вы решите, мы и без вас справимся, нас много…
Он встал и ушел. В ту же ночь я рассказал Майклу то, что слышал.
На следующий день ко мне подошел Гунтайо. Я сидел на том же месте, и он подошел так же осторожно, как Шварц.
– Жарко, – сказал он, снимая кепи, – изжариться можно.
Я согласился.
– Любишь ли ты жареную… свинину? – спросил он.
– Ах, свинья, – весело ответил я.
– Так, – ответил он сразу. – Что же ты об этом думаешь?
– Я никогда не думаю.
На минуту это заставило его замолчать.
– Их десять против одного, – сказал он внезапно. – Десять мясников против одной свиньи. Какие могут быть шансы у этой свиньи и еще у парочки свинок поменьше устоять против десяти мясников?
– Так, – ответил я. – Что же ты об этом думаешь?
– Я никогда не думаю, – ответил Гунтайо с улыбкой.
Я зевнул, потянулся и сделал вид, что собираюсь спать.
– Согласился бы ты с твоим братом быть свиньями, если мне удалось бы найти еще несколько свинок, чтобы в союзе с большим кабаном перебить мясников? – спросил он, подталкивая меня локтем.
Может быть, он был специально подослан ко мне, чтобы определить мою позицию в деле убийства Лежона. Выяснить, в какой список меня зачислить: в список свиней или в список мясников. Возможно, что все, кто по доброй воле не соединится с мясниками, будут застрелены в казарме в ночь мятежа. Но, с другой стороны, возможно, что он хотел выяснить, какая партия сильней, и собирался предать своих товарищей Лежону.
