Андрей Салов - Семь смертей Лешего
Спустя минуту, не узрев в окружающей темноте ничего интересного, исчерпав далеко не скудный запас ненормативной лексики, ошалевший от алкоголя и перенесенного в буквальном смысле потрясения, случившегося от контакта лба с тяжеленным металлическим ломом, санитар удалялся обратно в избу. Не забыв запереть дверь и откинуть в сторону здоровенную железяку, которая, могла запросто угробить кого-нибудь из селян, но набила лишь шишку на здоровенной, и бестолковой башке. Грузное тело, неторопливо заперев дверь, возвращалось за стол, где его с нетерпением дожидалась компания алкашей-собутыльников, разлившая по грязным, засиженным мухами и захватанными пальцами стаканам, очередную порцию алкоголя. И уже через минуту, под звон стаканов забывался, начисто исчезал из памяти недавний инцидент.
Повтори ребята фокус снова, результат будет неизменным, даже если повторить его несколько раз. Подобный эксперимент, они уже проводили, заранее уверенные в конечном результате, что он с блеском и подтвердил.
Поэтому, перетаскав около дюжины ломов с колхозного двора и все их, перебив о лбы Мельниченковских санитаров, они добились только одного действенного результата, который в полной мере ощутили на собственной шкуре. Механик колхоза сначала заподозрил, а затем, под покровом ночи и уличил, просидев для этого несколько ночей в засаде, неизвестных воров, повадившихся таскать ломы, находящие у него в отчетности. Воришкам, пойманным на месте преступления, оставалось лишь во всем сознаться, рассказав пленившему их механику, для чего они предназначались, в таком количестве.
Механик, как и прочие жители Шишигино, недолюбливал доктора Мельниченко и его компанию, имел с ними дело, знавал и их радушный прием, пару раз обратившись за какой-то надобностью. Неизвестно, получил ли он помощь, но его антипатия к данному медицинскому объекту, и его обитателям, отчетливо читалась на лице, все время разговора с задержанными малолетними воришками.
Обитатели пострадавшего от ночных нашествий детворы дома, так ничего и не узнали. Кто приходит к ним по ночам, и для каких целей таскает им металлические ломы, целая куча которых ненужным хламом валялась в сарае. Куча постоянно увеличивалась, грозя в ближайшем будущем безнадежно заржаветь от долгого бездействия, без самой, даже отдаленной перспективы, когда-нибудь вновь оказаться в деле.
Лома пришлось вернуть. Для этого пришлось ночью прокрасться, как они делали не раз, на подворье местного пьяницы, а по долгу службы сельского эскулапа, доктора Мельниченко. Хотя крались они скорее по привычке, чем по делу. К этой, вечно хмельной компании, можно было идти с развернутыми знаменами, стуча в барабаны, все равно их приход остался бы незамеченным. До тех пор, пока пришедшие с помпой люди, не стали бы ломиться в дверь.
Что творится снаружи, трех прожженных алкоголиков в белых халатах, не интересовало. Плевать им на все, что происходит извне, если это не мешает заниматься любимым делом, употреблять разбавленный до нужных пропорций радушным хозяином и начальником, спирт.
Ломы были благополучно извлечены из докторского сарая и без лишнего шума доставлены на колхозный склад, откуда и были в свое время извлечены.
Механик свое слово сдержал. Мельниченковские санитары так никогда и не узнали, кто по ночам пакостил им, трескал по опухшим от беспробудного пьянства головам, тяжеленными ломами. А вскоре, в их постоянно затуманенных алкогольными парами мозгах, бесследно пропали последние воспоминания о недавних инцидентах, пусть и мелочных по своей сути, но, тем не менее, омрачающих ночное застолье.
Об этих ночных развлечениях, пострадавшая от мальчишеских шалостей сторона позабыла гораздо скорее, чем сами виновники переполоха с колхозным инвентарем. Местный механик, не желая поднимать лишнего шума, ничего не сказал Мельниченко и компании, но подробно и дотошно описал случившееся родителям пацанов, которым, как ни странно, это не понравилось. Хоть доктора не селе недолюбливали, но он был взрослым человеком и за издевательство над ним, кто-то должен был ответить. И они ответили, все до единого, по полной программе и потом еще целую неделю досадливо морщились ненароком стукнувшись о что-нибудь твердое, пострадавшей частью тела, все еще хранящей на себе следы родительского благословения. С тех пор с доктором Мельниченко они больше не связывались, тем более, что шутки с ним не вызывали особого восторга, а расплата за них была весьма болезненной.
…Лешка с Петькой постучали в окно. Темная фигура с потухшим взглядом уставившихся в стол, глаз, даже не шевельнулась, чтобы выяснить причину внезапного шума. Тогда они постучали громче, а мгновение спустя, молотили в окно от души, стараясь при этом не переусердствовать и не разбить его, что чревато новыми разборками.
В ответ на настойчивый стук, неподвижная черная фигура зашевелилась и пришла в движение, правда не полностью, а лишь ее верхняя часть, невидяще вперившаяся в лежащую за окном пустоту. На мгновение, замерев в неподвижности и не обнаружив ничего заслуживающего внимания, голова начала неторопливый разворот в обратном направлении, одновременно с ней задвигалась и рука, по направлению к наполненному на треть разведенным спиртом, стакану.
Этот момент мог стать переломным, очередная доза горячительного, могла стать последней в его более, или менее, бодрствующем состоянии. Если доза окажется решающей, то светило сельской медицины мгновение спустя будет валяться бездыханной грудой под столом и добудиться его в ближайшие несколько часов будет невозможно, даже чисто теоретически. Чтобы не допустить подобного исхода, пацаны вновь, что было сил, заколотили по стеклу, наплевав на его сохранность.
Настойчивый стук, переполошивший доселе молчавших соседских собак, не мог не коснуться слуха доктора и возымел нужное пацанве воздействие. Грузная туша доктора, так и не прикоснувшись к стакану, медленно приподнялась из-за стола и не совсем твердым шагом направилась к окну, источнику назойливого шума.
Окошко медленно распахнулось и помятая, разящая за версту перегаром физиономия Мельниченко высунулась наружу, в освежающую после душной атмосферы избы, прохладу. Глаза сфокусировались, привыкая к темноте, и разглядели пацанов, переминающихся с ноги на ногу у окна.
Выслушав торопливую и сбивчивую историю о выстреле в домике колхозного сторожа, и несчастье, приключившемся там, он также молча направился внутрь избы. Ни говоря ни слова, накинул на плечи поношенный белый халат, прихватил с тумбочки в углу медицинскую сумку с лекарствами, украшенную огромным красным крестом в белом круге.
