Владимир Тучков - Дважды не живут
– Это не разговор.
– Хорошо, я выгребаю тебе всю наличку, которая тут есть. Тысяч, наверно, восемьсот наскребу. Идет?
– Деньги – мусор. Да я не особо и нуждаюсь. Давай конкретней.
– Черт! Ну передам тебе весь банк с потрохами! Этого хватит?!
– Я не понимаю, как ты с таким путаным мышлением там у себя командуешь? Это все не то. Надо что-то такое, что бы ты мне оставил под залог. Понимаешь? Самое дорогое. Понимаешь?.. Так, понял. Самое дорогое – это твоя жизнь. Вот и давай, дуй сюда. Заложником будешь.
– Нельзя, нельзя, Танцор! У меня в башне агент сидит. Я ему сам должен передать дискету. Он только меня знает. Нельзя.
– Хорошо. Ты подумай пару минут. А потом я тебе перезвоню. Скажи на всякий свой номерок.
Танцор позвонил Следопыту. Тот по пока еще не изжитой милицейской привычке был уже на ногах.
– Значит так, Следопыт. Дело очень важное. Слушай и не перебивай. Это приказ. Бери Деда. Бери его дискету. Сначала скопируй. И на самых больших оборотах дуй ко мне. По дороге расспроси, как запускать программу. Все. Подробности на месте. Вперед.
– Алло, Весельчак. Придумал?
– Да. К тебе приедет моя женщина. Это самое дорогое для меня.
– Жена, что ли?
– Жен здесь ни у кого нет. Она самая для меня дорогая. Веришь?
Интонация, с которой он это сказал, была более чем убедительна. Танцор поверил. Поверил еще и потому, что это был очень красивый ход. Он прекрасно знал, что все красивое – правильное. Красота, настоящая красота, лживой не бывает. Танцор искренне полагал, что именно красота спасет мир. Правда, как и подавляющее большинство истинных ценителей творческого гения Достоевского, он и не подозревал, что речь идет не о всякой красоте, а о красоте подвига Христа.
– Да, годится. Верю.
– Тогда так. Как только к тебе приедет Нина – она будет одна, не волнуйся, – то сразу же шлешь мне по е-мейлу программный файл.
– Нет.
– Что нет! Что нет! – Весельчак был на грани истерики.
– Ты его скопируешь и размножишь. Так не годится. К тебе приедет Следопыт с дискетой. Он все проконтролирует.
– Танцор, время, время! Все может оказаться пустыми хлопотами! Пойми же, черт тебя побери!
– Нет, Весельчак. Будем делать так и только так. Отсюда до тебя минут пятнадцать – двадцать. Так что не пори горячку.
– Ну пойми же…
– Нет. Давай о деталях. Может, ему сразу к башне?
– Лучше к банку. Тут как раз по пути. Я знаю короткую дорогу. Буду у входа, в машине. Но только прошу, чтобы без фокусов. Умоляю, Танцор!
– Да, конечно. Надеюсь, за Нину переживать не будешь?
– О чем речь, Танцор. Такие, как ты, долго не живут…
– Не понял!
– Ну с принципами, черт тебя побери, с принципами!
– А, понял. Как говорится, и жизнью смерть поправ! Та-ра-та-та-та-ра! Короче все, жди. Я тоже буду ждать. Включу телевизор…
– Ладно, все. Надо готовиться. Спасибо тебе.
– Не за что. Свежими лимонами вернешь.
***У банка Следопыта никто не ждал. И это было странно. Потому что ведь торопил, пузыри, можно сказать, пускал, в истерике бился. А тут, видите ли, барин еще не соизволили на крылечко спуститься. Блин!
Следопыт вылез из джипа. Ткнул с досады ногой переднее левое. Закурил. Достал из кармана мобильник, чтобы рассказать о незадаче Танцору.
И тут из дверей выскочила, словно ошпаренная, сексапильная барышня секретарско-референтского вида и смешно и одновременно жалко, потому что была на изрядных каблуках, побежала к джипу.
– Следопыт, миленький, скорей! Скорей, спасайте! – запричитала она, закончив дистанцию. – Скорей, Артемий Борисыч!.. Спасать надо!
Железным Следопыт не был, однако нашел в себе силы не потерять голову, не кинуться по первому зову в вероятную мышеловку:
– Мы так не договаривались. Договаривались ехать отсюда в Останкино.
– Умоляю вас, они уже начинают! Пощадите! Скорей!
В глазах стояли слезы. Не говоря уж про голос.
«Ладно, – решил Следопыт, – у Танцора заложница. Так что можно и рискнуть. Все же неплохой чувак, не пожалел пятидесяти штук. А это, вероятно, та самая Илона, про которую Танцор рассказывал, – соображал он, пока шагал рядом с бегущей Илоной. – Рискнем! Как-никак банк, источник народной радости!»
В привратницкой толклись трое каких-то совершенно индифферентных охранников, не обративших на вбежавших ни малейшего внимания. Что отчасти было, конечно, понятно – секретарша шефа. Но хоть бы кто глянул в их сторону.
В вестибюле было какое-то бессмысленное броуновское движение. Это бросалось в глаза. Люди двигались в самых разнообразных направлениях, их траектории не подчинялись никакой логике. «Сомнамбулы», – сформулировал Следопыт.
Илона неслась прямиком к лестнице… Вдруг, налетев сходу на одного, с рыбьими глазами, в бордовой рубашке с желтым галстуком, не отскочила от него. И не сшибла, потому что не могла сшибить, массы были несопоставимыми. А пробежала насквозь.
Следопыт словно примерз к полу. Призраки!
Резко стало холодно. Но не от мощных кондиционеров. Нет.
Илона обернулась. С мольбой: «Он ждет! Скорее!»
Следопыт с трудом пересилил нормальные, естественные рефлексы, которыми его усиленно долбил мозг, впервые в жизни столкнувшийся с подобной ирреальщиной, которыми пытался парализовать, а потом погладь обратно, к выходу.
– СКОРЕЕ, СЛЕДОПЫТ!
В дальнем углу кабинета стоял Весельчак. На их появление он никак не отреагировал. Стало ясно, что и он тоже… Отсутствующие глаза, хаотичная мимика. Слегка размытые контуры, как бы «не в фокусе».
Илона зарыдала.
Опоздали.
Следопыт подошел к бару. Налил на треть два стакана водки. Один выпил сам. Второй протянул Илоне. Заставил выпить.
Немного успокоилась. Во всяком случае, трясти ее перестало.
– Неужели ничего уже нельзя сделать? Следопыт, миленький.
– Не знаю. Он говорил, что надо башню грохнуть. Но ведь уже… А ты как уцелела?
– Артемий Борисыч говорил, что со мной ничего не должно случиться. Я не такая, как все здесь. Следопыт пристально посмотрел на Илону:
– Игрочиха?
Но та не уел еда ответить. Резко вспыхнул двадцатичетырехдюймовый экран монитора. Выплыло лицо Весельчака.
Это было сильно. Очень сильно! Весельчак заговорил, глумливо ухмыляясь.
– Да, Следопыт. Это игрочиха. Та самая Дюймовочка, за которой ты в прошлом году гонялся по всей Москве. По нашей Москве. Ее, правда, изрядно переделали. Стала не такой миниатюрной. Фигуру подогнали под соответствующие стандарты. Ну, и четверть века скинули. Как видишь, теперь ягодкой стала. – Весельчак прямо-таки мурлыкал, глядя на нее. – Но характер тот же самый. Сплав артистизма и интриганства.
– Артемий Борисыч, – радостно улыбаясь, перебила его Илона совершенно идиотским вопросом, – где вы?
