Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон
— Что сулит нам день грядущий? — напел я и двинулся по всегдашнему утреннему маршруту.
Начало дня выглядело многообещающим, хотя в моей жизни было полно «многообещающего», и диву даюсь, сколько раз оставался я только с одними обещаниями. Если за каждый невыполненный посул я получал бы по рублю, давно бы стал миллионером. Поэтому я не особо настраивался на хорошее.
Возвращаться в каморку с пустыми руками было нельзя, и я жадно рыскал по округе в поисках дров. И нашел ведь! Аки голодный зверь я набрасывался на любую хворостинку, спеша набрать как можно больше, чтобы с добычей вернуться к родному очагу, который, словно дите малое, требовал пищи. Вернувшись, я поспешил накормить огнедышащего младенца, который с жадностью стрескал деревяшки и буквально на глазах преобразился в пылкого мальчугана.
Работа мне сегодня предстояла большая, а времени было не так уж и много, поэтому завтракать пришлось «на коленке». Выпив последнюю каплю горячего вина, я устремился в лес, по дрова. Задача, стоявшая передо мною, была архисложной. Как уже упоминалось, я задумал запалить в центре Сибири огромную свечу из ели. Надо думать, что дров понадобится не меньше того количества, что я собрал в предыдущий раз. И на все про все у меня было пять- шесть часов дневного времени.
Но, прежде чем приступить к лесозаготовкам я, на всякий случай, проверил при мне ли заветный нож. Он по-прежнему лежал в кармане куртки.
— Как говорится, если завтра война, то кое-кто у нас огребет по своим длинным носам, — пробормотал я.
Удалившись в лес метров на триста- четыреста от жилища, я понял, что дров здесь хоть пруд пруди. Бери и тащи, сколько сможешь, и слова никто не скажет, благо ближайший лесник от меня за несколько сотен верст. Хотя кто сказал — благо? Я бы все отдал, чтобы он был как можно ближе!
Впрочем, об отоплении каморки тоже не следовало забывать. Бог знает, что у меня выйдет с сигнальным костром, а запас, как известно, карман не тянет. Время от времени, я заглядывал в свое жилище, которое мне стало напоминать пещеру. Стены покрылись копотью, весь пол был усеян обломками веток, обрывками полиэтиленовой пленки, банками из-под икры и прочим мусором. Впрочем, этот «культурный слой» служил дополнительным теплоизолятором, ведь спать-то мне приходилось почти на голом полу… Подкинув в очаг очередную порцию топлива, я возвращался к сбору дров.
Притащив первые дрова к выбранной елке, к той самой, под которой находился мой клозет, я понял, что не имею ни малейшего представления о том, как следует правильно складывать костер вокруг ствола. Поверьте, это только на первый взгляд кажется, что навалил огромную кучу дров, поджег ее, и вот тебе большой сигнальный костер.
Отбросив множество вариантов, я остановился на обкладке ствола по принципу избяных венцов или средневекового костра для сожжения еретиков. Это позволит кислороду поступать в костер в нужном количестве. Нет кислорода — нет жизни, и огонь здесь не исключение. Я возлагал на него большие надежды, надеясь, что в его пламени сгорят все мои несчастья, горести и беды. Ведь если и это мое предприятие потерпит крах, то мне останется только молиться и готовиться к смерти, скорее всего от голода. Впрочем, меня также лихо преследовал его братец — холод, иногда просто нестерпимый. Мои несчастные руки, которыми я рылся в снегу, чтобы извлечь из-под него дровишки, совсем окоченели. Иногда мне казалось, что кровь в них превратилась в гель, медленно протекающий по сжавшимся жилам.
— Ох, как же холодно, — сказал я, сбросив очередную охапку дров, и с отчаянной поспешностью принимаясь за растирание почти бесчувственных замерзших ладоней. — Я так долго не протяну, боже мой, да когда же меня найдут? Еще один такой день — и я останусь без рук или без ног!
Особенно неприятно, что мои ладони и запястья были буквально изодраны в кровь мелкими сучками. Мне страшно не хватало архаичного и забытого любым горожанином инструмента — топора. О, как бы он мне пригодился! Валить деревья, пусть даже тонкие, без этого инструмента весьма несподручно.
Я проработал до обеда. Обед — святое дело и одновременно чертовски приятное занятие. От очага по каморке было тепло, я быстро разомлел и даже впал в дремоту. Сказалась накопившаяся усталость и недосып.
Наконец, очнувшись от сна и растерев лицо снегом, ибо только так можно было взбодрить себя, я принялся за кулинарию. Вода в котелке должна была вот-вот закипеть, и мне оставалось немножко подождать, положить овощи и колбасу, как всегда мелко порубленную. И только сейчас до меня дошло, что овощи у меня закончились, а колбасы осталось максимум на два котелка фирменного блюда.
— Беда, — вырвалось у меня, когда я, едва оправившись от шока, мысленно стал рассчитывать свой будущий рацион. Все указывало на перспективу испытания на собственной шкуре очередной диеты. — Что за свинство, а?! Я спрашиваю! Дня нельзя прожить без этих гребаных сюрпризов судьбы! Вчера волки, сегодня жратва кончилась! Черт! Вот дьявол! И вина почти нет!
И действительно, у меня оставалось ровно полтора литра вина. Еще неоткрытый литровый пакет с красной бормотушкой и пол-литра в откупоренном. Понимание того, что вино скоро закончится, причем окончательно и бесповоротно, лишило меня душевного равновесия, которое удерживало меня от падения в пропасть отчаяния и безнадежности.
Собрать остатки силы воли и не дать себе засохнуть — под таким девизом должен был пройти остаток сегодняшнего дня. В конце концов, у меня же есть чайные пакетики!
«Все, решено, — подумал я, — экономлю бормотуху и от души напиваюсь чаем…»
Кроме того, меня беспокоили санитарно-гигиенические соображения. Всем телом я чувствовал, что одежда, уже ставшая частью меня самого, давно требует хорошей сушки. Про стирку умалчиваю, ибо раздеться на таком морозе под силу только йогу или самоубийце. Сняв куртку, я брезгливо поморщился.
— Ну и вонь.
Острый, метко бьющий в нос запах был действительно совсем не парфюмерный, а от рубашки воняло и вовсе уж нестерпимо.
— Разит, как от бомжа в метро, — пробурчал я, снимая рубашку. — Надеюсь, я не стал носителем целого племени паразитов…
От увиденного я вздрогнул, ибо рубашка уже в нескольких местах, в основном на спине, начала преть. В проплешинах ткань распадалась на отдельные нитки. И та же ситуация была с майкой, когда-то белой, теперь же абсолютно серой.
Я присмотрелся к швам рубахи, этот ход я подглядел в кино, именно так врачи проверяли на вшивость всяких горемык. Конечно, ни черта я там не нашел, да и откуда насекомые могли взяться в промороженном лесу? Далее я стал сушить свое тряпье над огнем. Боже мой, какой же вонючий пар поднимался от моей одежды! Я думал, не выдержу и выбегу на мороз полуголым. Но согласитесь, из двух зол выбирают наименьшее, поэтому лучше быть вонючкой в сухой одежде, чем в сырой. Когда с просушкой шмоток было закончено, я приступил к кулинарным делам.
