Мойра Янг - Кроваво-красная дорога
Следующее, что я понимаю, как по моей коже пробегает холодок. Я задыхаюсь. Лью должно быть ощущает тоже самое, потому что он отпускает мою руку, как будто его ошпарило.
— Молния приближается! — кричит он. — Пригнись!
Мы пригибаемся на некотором расстоянии друг от друга. Мы пригнулись так низко к земле, насколько это возможно. Моё сердце застряло у меня в горле.
— Еще раз, Саба. Если молния застала тебя на открытом пространстве, что ты будеш делать?
— Присесть, голову, ноги вместе, руки на коленях. Не допускать, чтобы мои руки и колени касались земли. Верно, да, Па?
— И никогда не ложись. Не забуть, Саба, никогда не ложись.
Я слышу у себя в голове голос Па громко и чётко. Его еще будучи мальчиком поразила молния. Она его чуть не убила, потому что он не знал как себя вести, так что теперь-то он знал что делать...
Удар! И темноту озаряет вспышка света, а потом раздается грохот. Меня отбрасывает в сторону. Я ударяюсь головой о землю... сильно. Пытаюсь встать и снова падаю. Голова кружитца. Я застонала.
— Саба! — орет Лью. — Ты в порядке?
Еще одна вспышка и гром в темноте. Кажется они удаляютца от нас, но не могу сказать наверняка, в голове сумбур. В ушах звенит.
— Саба! — что есть мочи орёт Лью. - Где ты!
— Сюда! — кричу я, голос тонок и дрожит. — Я здесь!
А затем Лью плюхается со мной рядом и усаживает меня.
— Ушиблась? Тебе больно? — спрашивает он. — Как ты?
Он просовывает свои руки под мои и помогает мне подняться. Мои ноги трясутца.
— Я... эээ... гром сбил меня с ног, вот и всё, — говорю я.
— Тогда мы просто постоим здесь, пока тьма не уйдет.
— А мир вновь не станет красным.
Ярко-красным, как сердце пожара. Все. Земля, небо, лачуга, я, Лью - всё красным-красно. Красная пыль висит в воздухе, соприкасается с каждой вещью. Красный красный мир. Я не видела никогда ничего подобного.
Мы с Лью стояли уставившись друг на друга.
— Похоже на конец света, — говорю я.
Мой волос звучит глухо, будто раздаетца из-под одеяла.
И вот тогда, из дымки красной пыли появляютца всадники на лошадях.
* * *
Их пятеро. Скачущих на крепких, лохматых мустангах.
Даже в обычное время мы не видели, чтобы народ пересекал Серебряное озеро, так что мы испытали настоящий шок, увидев, как хвостом за ужаснейшей песчаной бурей, подобной которой не было уже много лет, скачут незнакомцы. Всадники остановились возле сарая. Они не спешились. Мы стоим и смотрим.
— Давай, говорить буду я, — говорит Лью.
Четверо всадников, одетых в длинные черные балахоны, поверх которых тяжелые кожаные жилеты, а головы обмотаны чалмами. Они были в пыли с головы до ног. Все испачканы красной землей. Когда мы подошли ближе, я смогла узнать в пятом, нашего соседа, Поверенного Джона. Он сидел верхом на своей кляче, Хобе.
Как только мы достигли пределов слышимости, Лью крикнул,
— Страноватый денек для поездки на лошадях, не так ли Поверенный Джон?
Никто ничего не сказал. Чалмы закрывали лица наездников, так что мы не видели выражение их лиц.
Теперь мы прямо возле них.
— Поверенный, — Лью кивает. — Кто твои друзья?
Поверенный всё так же молчит. Просто пялитца на свои руки, держащие поводья.
— Гляди, — шепчу я Лью.
Изпод шляпы Поверенного Джона на его лицо тонкой струйкой змеитца крови.
— Чё происходит? — спрашивает Лью. — Поверенный?
И по его голосу, я слышу, что Лью подозревает, что здесь творитца что-то неладное. И я тоже. Моё серцебиение учащаетца.
— Это он? — спрашивает один из них, обращаясь к Проверенному. — Золотой мальчик? Тот самый, рожденный средь зимы?
Поверенный Джон не поднимает глаз. Он кивает.
— Он это, — говорит Поверенный, понизив голос.
— Сколько тебе лет, парень? — спрашивает мужчина Лью.
— Восемнадцать, — говорит Лью. — Тебе-то что?
— И ты родился среди зимы?
— Да. Слушай, а в чем дело?
— Да говорю же вам, он тот самый, — говорит Поверенный Джон. — Мне то не знать. Я не спускал с него глаз все время, как вы мне сказали об этом. Теперь я могу идти?
Мужчина кивает.
— Прости, Лью, — говорит Поверенный Джон, всё еще не глядя на нас. — Они не оставили мне выбора.
Он пришпоривает Хоба, чтобы ускакать проч. Мужчина вынимает пушку из своего балахона. Я знаю, что все должно быть очень быстро, но кажетца будто все движения очень медлены. Он нажимает на спусковой крючок и выстреливает в Поверенного. Хоб встает на дыбы от испуга. Поверенный вываливается из седла и падает на землю. Он не двигаетца.
Меня прошиб холодный пот. Мы в беде. Я схватила Лью за руку. Четверо всадников начали двигатца в нашу сторону.
— А ну живо к Па, — говорит Лью. — Немедля. Я уведу их проч от дома.
— Нет, — говорю я. — Это слишком опасно.
— Двигайся, чёрт тебя дери!
Он поворачивается и бежит обратно к озеру. Мужчины пустили своих лошадей вслед за ним, только копыта сверкали. Я бросилась к убежищу, так быстро насколько только могла.
— Па! — кричу я, что есть мочи. — Па! Быстрее!
Я глянула через плечо. Лью был на полдороге к озеру. Четыре всадника объезжали, чтобы сделать большой круг. Лью продолжал бежать, но его перехватывают на середине. Они начинают сближатца. Они поймали его в ловушку. Один из них начинает отцеплять веревку от седла.
Я наношу тяжелый удар ногой двери в убежище.
— Па! — кричу я. — Па! Открывай!
Дверь открываясь скрипнула и появляетца Па.
— Они здесь? — спрашивает он. — Они пришли?
— Ты знал, что это время настанет. Ты прочел по звездам.
— Четверо мужчин! — говорю я. — Скорее! Мы должны остановить их!
— Эмми, оставайся здесь! — Па поднимаетца из подвала. — Их не остановить, Саба. Это уже началось.
Его глаза выглядели потухшими. Мертвыми.
— Нет, — говорю я. — Не говори так.
Теперь Лью оказался в ловушке всадников. Он пытается прорватца. Они не дают. Он спотыкается, падает, снова поднимаетца. Иза красной почвы в воздухе, не очень хорошо видно.
— Да не стой же ты столбом! — кричу я на Па. — Помоги мне!
Я ныряю в хижину. Беру свой самодельный арбалет, на спину перекидываю колчан со стрелами. Хватаю пушку Па. Пустая. Я бросаю её, чертыхаясь. Беру его колчан и арбалет.
Я выбегаю.
— Па! — ору я. — Они схватили Лью! — я хватаю его за руку, и сильно встряхиваю. — Это по-настоящему! Ты должен сражаца!
А потом он будто к жизни возращаетца. Он выпрамляетца во весь рост и глаза его блестят, как глаза у того Па, которого я помню. Он тащит меня к себе, и так крепко прижимает, что я едва могу вздохнуть.
