Анатолий Степанов - Искатель. 1987. Выпуск №4
— Ты разрешил освободить этого человека любому. Но Акану ты запретил сделать это потому, что он слишком стар, ей ты не позволяешь освободить оттого, что она женщина и дочь большевика. Народ хочет знать: где твое слово, Кудре?
Поборов в себе острое желание стегнуть этого человека нагайкой, Кудре поднялся в стременах и объявил торжественно:
— Мое слово — единственный закон, который я соблюдаю. Она может забрать эту падаль.
7 сентября 1923 года
Хамит лежал на железной солдатской кровати, уставившись глазами в беленый потолок. Комната, в которой он находился, судя по всему, когда-то принадлежала солдату — в ней не было ничего лишнего. Железная кровать, грубый стол, два массивных некрашеных табурета.
За окном серело — приближались сумерки. Пришла девушка, села на табурет, спросила:
— Есть хочешь?
С трудом шевеля языком, Хамит ответил:
— Не хочу. — И спросил после паузы: — Как тебя зовут?
— Хабиба.
— А меня — Хамит. Где они?
— Ушли.
— Этого не может быть.
— Я сама видела, Хамит! Они ушли.
— Рано или поздно они постараются прикончить меня. Пока ждут, когда я уйду отсюда, чтобы застрелить в степи. Они знают, что мне обязательно надо идти. — И он с тоской посмотрел на свои распухшие ступни.
— Я тебе дам отцовские сапоги. Они в сарае, я сейчас принесу.
Хабиба вышла на крыльцо, постояла немного, привыкая к темноте, и направилась к сараю.
— Ты куда? — спокойно поинтересовались из темноты. Не отвечая, Хабиба прошла в сарай. Когда она появилась оттуда с сапогами в руках, дорогу ей преградил Ахмет.
— Девушке неприлично появляться на улице в такой поздний час, — с издевкой произнес Ахмет. Он поднес к ее глазам циферблат открытых часов. Хабиба молча отвела его руку и поднялась на крыльцо.
Она поставила сапоги перед Хамитом.
— Обувайся.
Хамит обувался, а Хабиба сидела на табурете и беззвучно плакала. Почувствовав это, он резко вскинул голову.
— Бандит здесь, — быстро утерев слезы, ответила она на его безмолвный вопрос. — Тот, что убил моего отца.
— Откуда знаешь?
— У него отцовские часы, — сказала Хабиба, сдерживая рыдание.
— Ахмет, — сказал Хамит и натянул второй сапог.
— Ну я, — подтвердил Ахмет от дверей.
— Выйди, Хабиба, — глядя на Ахмета, попросил Хамит.
Хабиба вышла, Ахмет поставил карабин в угол и, вынув наган, скомандовал:
— Встань!
Под дулом нагана Хамит встал.
— Ты, я вижу, собрался в дальнюю дорогу, Хамит. Но, прежде чем ты уйдешь, я хочу сказать тебе, сколько сейчас времени. — Ахмет что есть силы ударил Хамита ногой в живот. Хамит упал на пол. Засунув ненужный наган за ремень, Ахмет левой рукой поставил Хамита на ноги, а правой ударил по лицу.
— Сейчас половина десятого!
Распахнув дверь, Хабиба в ужасе смотрела, как Ахмет избивал Хамита.
— Половина десятого! — тупо орал Ахмет.
Не зная, что делать, Хабиба кинулась в кухонную пристройку.
— Половина десятого! Половина десятого! — доносилось до нее. Она беспомощно металась там, пока не увидела лежащий на столе нож. Тонкий, длинный, хорошо заточенный нож, которым режут скот. Обхватив рукоятку обеими руками, Хабиба неслышными шагами направилась в комнату.
Нож вошел на всю длину клинка. Ахмет остановился, еще несколько секунд держась на ногах, потом медленно осел и наконец с тяжелым стуком упал на пол.
Цепляясь руками за кровать и табуретку, Хамит поднялся и долго смотрел на распростертое у его ног тело.
— Готов, — сказал Хамит. — Он был один?
— Я не знаю, — ответила Хабиба и спросила: — Я убила его?
— Ты убила убийцу твоего отца, Хабиба. Это справедливо. Она ничего не ответила и, закусив руку, по стене стала сползать на пол.
Хабиба сидела у стены, глядя остановившимися глазами в одну точку, а он обыскивал убитого. Взял наган, осторожно, за цепочку вытащил часы и протянул их Хабибе.
— Возьми. Твои.
Она в ужасе затрясла головой. Он спрятал часы в нагрудный карман.
— Как знаешь, — прошел в угол к карабину и вдруг сказал обрадованно: — Мой. Часы твои, а карабин мой.
Хабиба продолжала неподвижно сидеть у стены. Он подошел к ней, с трудом опустился на корточки.
— Нам надо уходить, Хабиба. Если мы сейчас не уйдем, они придут и убьют нас.
Он взял ее за локти. Она вздрогнула.
— Что мне делать, Хамит?
— Ты должна спасти нас. — Хамит знал, что только забота о другом может вывести Хабибу из оцепенения. — Ты сейчас выйдешь и узнаешь, нет ли еще бандитов поблизости. Но только осторожно, очень осторожно. Ты поняла?
— Поняла, — всхлипнув, ответила она и пошла к двери.
Долго искать бандитов не пришлось: неподалеку в большом и богатом доме ярко светились окна. И оттуда доносились веселые голоса. Хабиба осторожно заглянула в окно. За широким столом двое бандитов и хозяин пили кумыс.
Хабиба вернулась в свой дом и с порога, стараясь не глядеть на мертвеца, сказала:
— Пошли. Они пьют кумыс у толстого Шарипа.
— Подожди меня во дворе, — приказал он, и Хабиба повиновалась. Хамит за ноги выволок Ахмета и сбросил его с крыльца.
Хабиба вопросительно посмотрела на Хамита.
— Он не должен лежать в доме Байсеита Мукеева.
8 сентября 1923 года
Утром они подходили к незнакомому аулу.
— Подожди. Надо осмотреться, — сказал Хамит.
— Их нет в ауле, — уверенно заявила Хабиба. — Пойдем к людям, и они дадут нам поесть.
— Почему ты думаешь, что их там нет?
— Ты разве не видишь, что играют дети?
Они спускались к юртам и вдруг остановились. Неподалеку в ауле играли дети, а здесь лежал убитый. Это был тот красноармеец, которого Хамит послал к Круминю с донесением. К груди его был аккуратно приколот клочок бумаги.
— «Спешил», — прочел Хамит и замолчал. Молчала и Хабиба. От аула к ним поднимался человек. Подойдя, он сказал виновато:
— Они запретили его хоронить.
Не отрывая глаз от красноармейца, Хамит приказал:
— Лопату!
Сначала он яростно копал могилу. Потом долго сидел у свежего холмика, ни на кого не глядя. Рядом стояли Хабиба и человек из аула. Наконец Хабиба попросила:
— Пойдем, Хамит.
Хамит встал. Посмотрел на Хабибу, посмотрел на человека из аула.
— Я хочу сказать речь. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Речь моя будет коротка. Не ведая, что делаю, я послал тебя на смерть. Ты погиб от рук Кудре. И я говорю: Кудре и его бандиты скоро перестанут топтать казахскую землю. Ты будешь отомщен. Я клянусь тебе, парень!
