Оливер Гофф - Глаз павлина
— Чушь! Это вовсе не ты начал, а я и Ник Суорт, — потирая кулак, хохотнул Бен. — Ладно, он свое получил. И это стоило того, факт. Пусть нас здесь хоть неделю проволынят, и то не жалко. Верно, Грег?
Я согласно кивнул, но Гарри лишь слабо улыбнулся.
— Спасибо, ребята. Но я не имел права впутывать вас в это дело. Это касалось только меня и Суорта. Не могу понять, как он об этом узнал… но он сказал правду. Я действительно сидел в тюрьме. Я провел там… почти двадцать лет.
— Двадцать лет? — не сдержавшись, изумленно воскликнул я.
Гарри с тоской посмотрел на меня.
— Да, это почти целая жизнь. Наверное, надо было сразу рассказать вам об этом, но… дело-то прошлое. Понимаете, я ведь только три дня как вышел…
— Ну, дела! — Бен уселся напротив него и вытащил из кармана бутылку. — А вот что они проглядели! Ну-ка, глотни. Мигом оклемаешься.
Гарри благодарно улыбнулся:
— Спасибо, но на сегодня мне более чем достаточно, Но Бен не убирал бутылку.
— Давай, — стоял он на своем. — Дерни, говорю, лучше будет. Если ты двадцать лет гнил в тюряге, нужно наверстывать упущенное, факт,
— Ну ладно, — сдался Гарри. — Если только чуть-чуть… Получив обратно бутылку, Бен с удивлением уставился на Гарри.
— Так ты, выходит, был замешан в деле «Гровенора»? — задумчиво отметил он. — Видимо, об этом говорил Ник Суорт?
— В афере «Гровенора», — с горечью поправил Гарри. — Так это тогда называли. Да и сейчас, вероятно, тоже. Да, замешан. Но только денег не крал. Ни единого проклятого ранда! Да что толку говорить… Все равно никто не поверит… — закончил он с яростью и отчаянием.
Бен вежливо кашлянул.
— Ну, это все быльем поросло. Чего теперь вспоминать?
— И вы мне тоже не верите… — Гарри сидел не шелохнувшись, но я видел, что у него задрожали руки. — Никто не верит.
— Расскажи нам обо всем, — попросил я. — Все по порядку. До меня доходили кое-какие слухи: сам понимаешь, всякое болтали…
Я лгал. Я знал все до мельчайших подробностей. Но мне хотелось услышать обо всем из первых уст.
Гарри растерянно посмотрел на нас, и Бен ободряюще кивнул ему.
— Валяй, рассказывай, — сказал он. — Я в Йоханнесбурге был, когда это случилось. И обо всем узнал из газет, хотя сейчас уже мало что помню. А у тебя небось накипело за столько-то лет. Вот и выпусти пары — полегчает.
Гарри пожевал губами, потом вздохнул:
— Наверное, вы правы. Но это долгая история.
— А нам спешить некуда, — я развел руками. — Впереди у нас целая ночь.
— И то верно… Ну что ж, значит… Если хотите знать, как все было, начну-ка я с самого «Гровенора». — Гарри посмотрел мне в глаза. — Ты когда-нибудь слышал о нем?
Я отрицательно покачал головой.
— Так я и думал, — утвердительно заметил он. — «Гровенор» — так назывался фрегат английской Ост-Индийской компании, которая вела торговлю между Лондоном и Востоком. Так вот, здесь, на побережье Пондоленда, в 1782 году он потерпел крушение. Тогда в этих местах еще ничего не было — только буш, дикие звери и враждующие племена. До ближайшего центра цивилизации — Кейптауна — добрых триста миль.
В общем, по пути из Индии «Гровенор» попал в свирепый шторм. Он сбился с курса и напоролся на рифы в двухстах ярдах от берега. Стояла глухая ночь, было темно, хоть глаз выколи, и до наступления дня ничего не разглядишь. Можно себе представить, что пережили люди. Но, несмотря на шторм, почти всем пассажирам и команде удалось добраться до берега. Человек пятнадцать утонуло, но более сотни достигло земли.
Однако все беды только начинались. Капитан собрал оставшихся в живых и рассказал им все как есть, ничего не скрывая. Он сказал, что единственный выход — пробираться на юг, к Кейптауну. Было решено держаться вместе — и сильным и слабым. Однако уже через несколько дней потерпевшие кораблекрушение разбились на отдельные группы. Без оружия, без пищи… До Кейптауна добрались всего девять человек, и их путешествие заняло шесть месяцев.
— А остальные? — спросил я. Гарри пожал плечами.
— Погибли. И было чудо, что вообще кто-то уцелел… С тех пор люди и бредят этой историей. Много кораблей нашло могилу у этого побережья, но гибель «Гровенора» стала легендой. И дело не только в ужасных испытаниях, выпавших на долю спасшихся. Всех привлекают сокровища «Гровенора».
— Сокровища? — услышал я свой голос.
— На борту фрегата находился многомиллионный груз. Хлопок и шелка, пряности и зерно — все это давно погибло. Но золото осталось. И не только золото: корабль вез из Индии серебро, алмазы и… — Гарри понизил голос, — и что самое ценное — двух павлинов, некогда украшавших трон Великих Моголов.
— Ja, — благоговейно прошептал Бен. — Павлины! Точно. Я что-то об этом читал. Расскажи Грегу: он небось об этом и не слыхивал.
Гарри не заставил себя долго упрашивать:
— Это был настоящий шедевр — парное украшение из чистого золота, усыпанное драгоценными камнями и жемчугом. Описание павлинов есть в «Британской энциклопедии». Говорят, по нынешнему курсу они оцениваются в два миллиона рандов.
Я присвистнул, поскольку этого от меня явно ждали. Бен склонил голову набок.
— Болтают, что их вовсе не было на борту, — сказал он.
— Павлины, разумеется, не были указаны в перечне грузов «Гровенора», но иначе и быть не могло. Ведь англичане похитили павлинов и тайно погрузили их на корабль. Фрейзер перерыл кучу старинных манускриптов и прочих документов и выяснил, что павлинов похитили из храма в Дели, а потом тайком проносили из деревни в деревню до самой Калькутты. Власти, естественно, пытались напасть на след похитителей, но те всякий раз уходили от преследователей.
Так вот, с отплытием «Гровенора» о павлинах больше никогда не слышали, и Фрейзер был убежден, что они пошли на дно вместе с судном. В этом он убедил и меня,
— Фрейзер? — полюбопытствовал Бен. — А это что за птица?
На лицо Гарри набежала тень:
— Джон Фрейзер был моим ближайшим другом. Мы были как братья… вместе выросли… вот почему до сих пор я не могу поверить… Но я забегаю вперед…
Он похлопал себя по одежде и торопливо сунул руку в карман:
— Вот. С этого-то все и началось. — Гарри протянул мне руку. — Ну, — настаивал он, — взгляни поближе. Держу пари, что ты никогда не видел ничего подобного.
Гарри ошибался. Еще прежде, чем серебряная монета легла в мою ладонь, я понял, что она как две капли похожа на ту, что когда-то на изящной цепочке носила моя мать. Я перевернул монету. Тот же королевский профиль, та же корона из лавровых листьев и тот же отчетливо вычеканенный год — 1779.
