Андрей Валентинов - Волонтеры Челкеля
Ксения еще раз покачала головой — и улыбка ее исчезла.
— Ты будешь жить долго, Слава. Когда ты умирал, я отмолила тебя. Ты должен выжить. Будет трудно, но тебе помогут… А сейчас мне пора.
— Кто поможет? — Арцеулов настолько удивился, что даже на мгновенье забыл, что спит и видит сон.
— Тебе поможет тот, кто уже помог тебе, хоть и желал зла. Тебе поможет тот, кому помог ты, хоть и забыл об этом. И, наконец, тебе поможет старый друг, с которым ты не надеешься увидеться…
— Постой, постой, — Ростислав окончательно растерялся, но молодая женщина грустно улыбнулась и медленно встала.
— Мне пора, Слава. Прощай… И обязательно надень мой перстень. Тот самый, помнишь?
— Но ведь…
Ростислав хорошо помнил старинный перстень, — большой, серебряный, с чернью — который достался жене от каких-то давних предков. Перстень был мужской, и Ксения никогда не надевала его на руку, но всегда носила с собой. В свое время Арцеулов, не веривший ни в чох, ни в вороний грай, изрядно подшучивал над этой привычкой, считая ее чем-то вроде шаманства. Да, перстень он помнил очень хорошо, но никак не мог надеть его — серебряная безделушка, которой так дорожила Ксения, была похоронена вместе с ней в братской могиле неподалеку от екатеринбургского госпиталя. Он узнал это от врача, который передал ему то немногое, что осталось от вещей покойной…
Странный мигающий свет в купе вдруг стал невыносимо ярким, Ростислав прикрыл глаза ладонями и тут же почувствовал легкий толчок в плечо. Он открыл глаза и увидел все тоже купе; в окошко, сквозь заиндевевшее стекло, светило совершенно обычное зимнее солнце.
А перед Ростиславом, чуть наклонившись, стоял вестовой в форме черного гусара.
— А! — встрепенулся Арцеулов, с облегчение убеждаясь, что это был действительно сон.
— Извините, господин, капитан, — вестовой стал по стойке смирно. — Стучал к вам, но вы не отвечали. Сморило вас, видать…
— Да-да, — капитан вскочил, соображая, что спать средь бела дня на службе, в общем-то, не полагается. — Слушаю вас, унтер-офицер.
— Вас к Верховному, господин капитан.
Арцеулов вздрогнул. То, что он мог понадобиться адмиралу в такой момент, показалось ему каким-то недоразумением. Он хотел было переспросить вестового, но решил все же этого не делать. В конце концов, отчего бы Верховному не вызвать одного из офицеров конвоя, хотя за все эти месяцы Арцеулов был на аудиенции у адмирала лишь один раз, еще в октябре, после своего очередного рапорта с просьбой направить на фронт.
Наскоро приведя себя в порядок, Ростислав поспешил вслед за вестовым, мельком посматривая по сторонам. Он заметил, что эшелон обезлюдел больше чем наполовину, стоявшие на постах часовые исчезли, а встречавшиеся по пути офицеры то и дело забывали козырять в ответ на приветствие. Арцеулов почувствовал позабытый холодок в спине — похоже, это был действительно конец. Ставка Верховного попросту разбегалась и к вечеру здесь едва ли удастся собрать боеспособную роту. Далекие костры на сопках, виденные им ночью, внезапно перестали быть чем-то абстрактным. Наверно, если бы не чехи, повстанцы уже давно были бы здесь.
В приемной Верховного все, впрочем, оставалось по-прежнему. У дверей стоял офицерский караул, а в кресле адъютанта все так же сидел лейтенант Трубчанинов. Услыхав шаги, он поднял глаза, и Ростислав заметил, что молодой офицер смертельно бледен. Трубчанинов — и это знали все, — пил крепко, но теперь он был трезв, и эта странная, неживая бледность на всегда румяном и самодовольном лице адъютанта не понравилось Арцеулову даже больше, чем все, происходящее на станции.
Трубчанинов тихим, невыразительным голосом попросил минуту обождать, скрылся в кабинете, но почти сразу же вернулся и попросил зайти.
Арцеулов хорошо помнил кабинет Верховного, украшенный огромным Андреевским флагом, с гигантским столом из мореного дуба и раскладной английской койкой у окна. Внешне здесь ничего не изменилось, да и Верховный, насколько успел заметить Арцеулов, выглядел по-прежнему. Гладкое лицо было тщательно выбрито, волосы аккуратно разделены «вечным» офицерским пробором, разве что обычно яркие губы стали какими-то серыми, а под глазами легли темные круги.
Услыхав рапорт капитана, Верховный лишь кивнул, не поднимая головы. Он сидел за столом и смотрел невидящими глазами перед собой. Прошла минута, затем другая, Арцеулов уже хотел напомнить о себе, когда адмирал внезапно поднял голову, затем пружинисто встал и вышел из-за стола.
— Какое сегодня число, капитан?
Вопрос был настолько неожиданным, что на мгновенье Арцеулов лишился дара речи. Казалось невероятным, что Верховный потерял счет времени. Впрочем, Ростислав быстро пришел в себя.
— Четвертое января, ваше высокопревосходительство! Если по большевистскому календарю…
— Ладно, — лицо адмирала дернулось (а может, он попытался усмехнуться?). — Сойдет и большевистский… Значит, у вас три дня, капитан. К седьмому числу вы должны быть в Иркутске.
Ростислав автоматически проговорил: «Так точно», мельком соображая, как можно попасть в Иркутск из нижнеудинской западни.
— В Иркутске вы найдете генерала Ирмана. Он начальник научного отдела военного министерства. Запомнили?
Арцеулов вспомнил коньяк и рассказ Любшина. Со вчерашнего дня в Иркутске не было никакого военного министерства, там заправлял эсеровский Политцентр, который едва ли окажет ему помощь в розысках совершенно неизвестного генерала. Похоже, адмирал подумал о том же.
— Я все знаю, капитан. Но вы должны найти генерала Ирмана в любом случае. Найти и передать ему мое письмо. Вы меня поняли?
— Так точно, — повторил Арцеулов и замолчал, видя, что Верховный собирается продолжать.
— В письме будет только условный знак. На словах предадите следующее: «Приказываю завершить проект «Владимир Мономах». Руководитель проекта прибудет к двадцатому января. В случае неудачи все должно быть уничтожено.» Повторите, капитан.
Арцеулов слово в слово повторил послание. Адмирал несколько секунд стоял неподвижно, а затем поднял глаза на Ростислава. В адмиральском взгляде сквозило нечто, похожее на удивление.
— Вам что-нибудь неясно, господин Арцеулов?
— Извините, ваше превосходительство, — заспешил Арцеулов, которому было неясно не «что-нибудь», а абсолютно все, от начала до конца. — Я найду генерала Ирмана…
— Совершенно верно, — резко перебил его Верховный. — Вы должны найти его живым или мертвым…
— Если он будет мертвый, — невольно усмехнулся Ростислав, — он едва ли сможет точно выполнить ваш приказ.
— Да, конечно, — адмирал тоже улыбнулся, и лицо его на миг потеряло обычную суровость. — Извините, капитан, зарапортовался. Если Ирмана не будет в живых — слышите, только в этом случае! — найдите полковника Лебедева. Он тоже служит в этом же управлении министерства. Больше об этом никто не должен знать. Еще вопросы?
