Михаил Гирели - Eozoon (Заря жизни)
Вы извините меня за откровенное мнение, мистер Уоллес, но, должен вам признаться, у меня давно уже начало складываться убеждение, что сумасшедший старик определенно искал чьей-то смерти: либо своей, либо… Далее следы его несколько теряются.
Вскоре он появляется уже здесь, на озере Тоб, и я не ошибусь, если скажу, что пришел он сюда через Силалаги по реке Азахан. Достоверно я знаю лишь то, что этот безумный старик, совесть которого Господь обременил ночными тенями, успел перед тем, как попасть сюда, побывать на проклятой создателем горе Офир, а потом, отойдя к северу, пробраться в самую гущу непроходимейших на земном шаре лесов, населенных самыми дикими племенами, какие только существуют на всем божьем свете, ньявонгами, оранг-улу и оранг-лубу; лесов, кишащих тиграми, барсами, слонами, носорогами и необычайно редко встречающимися у нас гориллами, и потому считающимися у туземцев священными, в отличие от шимпанзе и оранг-утана, которых вы можете найти в любой местности Суматры, ядовитейшими змеями, малярией, ужасной болезнью «амок», вызывающей внезапное умопомешательство и мгновенное превращение человека в зверя — злого, рычащего и кусающего.
Вырвавшись из объятий этих лесных чащ, мой уважаемый соплеменник обосновался в районе озера Тоб, очевидно, вполне удовлетворенный дикостью горных баттов и их сородичей даяков, охотников за черепами, импонировавших своих промыслом в достаточной степени его просвещенному вкусу!
Пастор Берман на мгновение умолк.
Мистер Уоллес, развернув на коленях прекрасную карту Суматры — издание английского адмиралтейства, шаг за шагом следуя за рассказом пастора Бермана, чертил красным карандашом путь старика-голландца по почти неисследованным еще областям таинственного острова.
Ярко-красная черта на пепельно-сером фоне карты имела странный изломанный вид и от наблюдательного пастора не ускользнуло то обстоятельство, что карта была уже исчерчена синим карандашом, и синяя полоска была прямее, чем только что проведенная красная.
Пастор недовольно наморщил лоб и сказал:
— Если вам, мистер, придется когда-нибудь выслушать от кого-нибудь рассказ о путешествии ван ден Вайдена, я буду очень рад, если вы сравните оба рассказа между собой, хотя должен оговориться, что голландские власти, крайне смущенные исчезновением Лилиан, стараются упростить дело. Я же, ни в чем не заинтересованный в этой истории, отлично помнящий сумасшедшее метание старика по острову, — могу поручиться за правильность каждого своего слова.
Мистер Уоллес молча и сосредоточенно разглядывал карту и не обмолвился ни единым словом на замечание пастора.
Спокойно отрываясь от карты, он спросил, пристально разглядывая притупившийся кончик своего карандаша:
— Поскольку я вас понял, сэр Ян ван ден Вайден появился в ваших краях уже без дочери?
— Конечно, конечно! — быстро ответил пастор. — Желая восстановить картину путешествия ван ден Вайдена, я не прервал своего рассказа в том месте, где исчезла Лилиан. История ее исчезновения — это тема совершенно самостоятельного повествования. Если вам угодно, я могу рассказать все, что знаю о том, как и где Ян ван ден Вайден облегчил свой багаж…
Строго поднятые брови мистера Уоллеса не дали раскрасневшемуся пастору закончить фразу.
— Я извиняюсь за несколько неудачное выражение, — иронически произнес пастор и уже с раздражением добавил: — Однако, давайте кончать! Право, я боюсь, что мне снова сделается дурно.
Мистер Уоллес кивнул головой.
— К северу от горы Офир лежит единственная, проложенная голландским правительством дорога, ведущая к городу Паданг или «городу-цветку», как его здесь называют, самому очаровательному месту западного побережья Суматры.
— Я это знаю, — сухо сказал мистер Уоллес и резко добавил: — Я попросил бы вас на этот раз не бояться нарушить целость рисуемой вами картины, быть более кратким и… и не забыть указать мне с достаточной точностью, где именно вы впервые встретились с леди ван ден Вайден.
Глаза англичанина были спокойны и строги.
Пастор Берман напряг всю силу воли, чтобы не ответить грубостью дерзкому англичанину.
— Мне кажется, вы немного горячитесь, мой молодой друг, а это может только повредить рассказу. Уверяю вас, что ни от вас, ни от кого другого мне нечего скрывать… Потерпите немного, и вы узнаете все обстоятельства этой истории. Я прошу прощения, но буду продолжать свою повесть по начатой уже системе. Итак, мистер Уоллес, я не солгу, если скажу, что город Паданг является настоящим цветком Суматры. Это центр, резиденция, так сказать, местной голландской аристократии. Паданг, по красоте да и по своему значению, уступает одной только Батавии, где, как вам известно, сконцентрированы все административные органы управления голландскими колониями и где изволит пребывать его высокопревосходительство господин генерал-губернатор, полномочный представитель моей августейшей повелительницы.
Пастор взглянул исподлобья на мистера Уоллеса, как бы желая убедиться, что его раздражающая медлительность достигает своей цели и что последняя фраза, подчеркивающая полную независимость пастора от английских властей, окончательно вывела непрошеного гостя из себя.
Но ни один мускул не дрогнул на каменном лице англичанина, когда он, почтительно привстав и приложив руку к козырьку шлема, скучно и холодно сказал:
— Yes!
Пастор разочарованно вздохнул.
— Итак, я продолжаю. В конце июля или в начале августа 1906 г., я уже точно не помню, мне пришлось, по делам своей паствы, отправиться в Батавию, откуда я и должен был на обратном пути посетить город Паданг, так как иначе не попасть в Менанкабуа, куда я должен был заехать перед возвращением домой. В Паданге сходятся две дороги: одна, ведущая, как сказано, в Менанкабуа, другая — на Офир. Я так долго затруднял ваше внимание Падангом, так как именно здесь, после восьмимесячного странствования его по острову, я и встретился с Яном ван ден Вайденом…
— И с его дочерью?
— Да, сэр, и с его дочерью!
Наступила минутная пауза.
Где-то далеко внизу, у поросшего лесом холма, раздалось рычание тапира. Мистер Уоллес почувствовал тяжелую удушливость воздуха.
— Будет гроза, — сказал пастор Берман. — Белый тапир, встречающийся только на Суматре и Борнео, всегда кричит перед грозой. В другое время палкой не заставишь его заговорить.
Мистер Уоллес взглянул на далекую цепь гор, над которой дрожали кровавые отсветы, увидал, как переползла, словно ящерица, с одной вершины на другую тяжелая, золотисто-зеленая молния, услыхал еще далекий и гулкий, но грозный и долгий раскат грома — словно недовольное рычание потревоженного зверя, — и, не меняя выражения лица, сказал холодно и скучно:
