Михаил Гирели - Eozoon (Заря жизни)
Тон мистера Уоллеса был сух и неприятен. И какой-то внутренний голос говорил пастору Берману все настойчивее и тревожнее о том, что перед ним враг, неожиданный, сильный и как будто не намеревавшийся скрывать свою враждебность.
Все это было крайне странно и неприятно и заставило пастора сказать:
— Хорошо, мистер Уоллес! Однако, разрешите мне перед началом вашего… кажется, допроса, который вы намереваетесь произвести, задать вам, в свою очередь, один-два вопроса?
— Пожалуйста.
— Почему это вы обращаетесь по поводу исчезновения Лилиан ван ден Вайден, а мне кажется, что именно об этом будет речь, ко мне? И, кажется, исключительно ко мне.
— Обращался ли я помимо вас еще к другим, господин пастор, вам неизвестно, буду ли я обращаться к другим — вас не должно интересовать, а к вам я обращаюсь по вполне объяснимой причине: вы здешний старожил. Живете на Суматре более десяти лет и, несомненно, прекрасно успели ознакомиться с местными нравами, обычаями, географией, одним словом, со всем тем, чем я не обладаю, но обладать, для успешного выполнения моего дела, должен.
— Так. Вы, случайно, не родственник знаменитого географа Малайского архипелага мистера Дж. Уоллеса?
Англичанин улыбнулся.
— То обстоятельство, что я его двоюродный племянник, и было решающим моментом в выборе меня Скотланд-Ярдом для выполнения трудного поручения, выполнить которое я и обязался.
— В чем заключается это поручение, если это не тайна?
— Найти леди Лилиан ван ден Вайден.
— Но ведь она, вне всякого сомнения, погибла?!
— Тогда доказать, что это действительно так.
— Еще один вопрос, мистер Уоллес: что заставило английское министерство внутренних дел заинтересоваться этой историей спустя десять лет после того, как она случилась? О чем вы думали раньше?
— Вероятно, все о том же, сэр. Я лишь агент Скотланд-Ярда и в секретные соображения министерства внутренних дел не посвящен: мне поручено, и я исполняю. Но, если вас могут интересовать мои личные соображения, то позволю себе сказать, что Англия вообще никогда не торопилась в своих делах. Ей некуда торопиться.
Пастор Берман иронически улыбнулся.
— Ну, что же! Слушаюсь. Прошу вас теперь задавать вопросы: я готов отвечать.
— Я предпочел бы слушать, а не спрашивать, — сказал мистер Уоллес и корректно добавил: — оставляя за собой право, в неясных для меня местах, перебивать ваш рассказ.
Пастор Берман шумно вздохнул.
— Ну, как мне все это ни опротивело, я готов рассказать еще раз все, что знаю об этой глупой истории. Отчего вы стоите? Прошу вас, сядьте; рассказ длинен, я велю подать еще виски и содовую. Эй! Меланкубу! Сюда!
На зов пастора явился слуга, одетый в туземный костюм каин, т. е. просто опоясанный вокруг талии куском полотна, концы которого были просунуты между ляжками и закручены узлом на пояснице.
— Меланкубу звал господин?
— Да. Принеси еще содовой воды и виски.
— Меланкубу приносит виски господину или два господину?
— Нет, только гостю, — указывая рукой на мистера Уоллеса, сказал пастор. — А мне принеси, пожалуй, еще кофе пополам с желтым огнем. Ты знаешь?
— Меланкубу знаешь, — сказал слуга и исчез во внутренних покоях.
— Если я не ошибаюсь, ваш слуга выходец из Менанкабуа? — спросил мистер Уоллес.
— Да. А вы почему это узнали?
— Его выговор выдает его более культурное происхождение, — сказал мистер Уоллес и, как бы давая понять пастору, что, хотя он и новичок на Суматре, но ни провести, ни обмануть себя не позволит, закончил:
— Расовые отличия абенжеров, т. е. людей возвышенного края, от людей низменного края — лампонжеров, а уж конечно, и от дикарей из Лампоны — охотников за черепами, даяков, сундалезцев, бугиссов, совершенно диких ньявонгов и, наконец, лесных жителей, — слишком очевидны, чтобы можно было их спутать друг с другом.
— Да, да, — подтвердил сказанное пастор Берман, неприятно пораженный наблюдательностью и знаниями англичанина, — вы вполне правы!
Совершенно бесшумно, будто бархатом водя по полу, вошел Меланкубу и принес виски, содовую, кофе и коньяк, который назывался в здешних местах «желтым огнем».
Когда Меланкубу вышел, пастор Берман налил мистеру Уоллесу полный стакан освежающего и подкрепляющего напитка и, придвигая к себе свое кофе, снова шумно вздохнув, сказал:
— Итак, вы разрешите мне начать?
Глаза его исподлобья глядели на мистера Уоллеса, и голова была грустно опущена на грудь.
— Прошу вас.
Театрально вскидывая голову и приводя мистера Уоллеса в некоторое недоумение, внезапно, почти страстно, начал свой рассказ пастор Берман.
«Этому проповеднику положительно не хватает выдержки», — подумал Уоллес, окинув холодным взглядом пастора, начавшего повествование следующими словами:
— Ян ван ден Вайден появился в наших краях осенью 1905 года, когда с Тихого океана потянулись муссоны, открывая собой шестимесячный период дождей, прекращающихся лишь с началом сухих и прохладных северо-западных ветров. Атмосфера насыщается влажными и ядовитыми испарениями, и это время наиболее неблагоприятно для приезда на острова европейцев, а в особенности северян.
Приезд на Суматру старика с молодой дочерью, не связанных делами с Океанией, в такое время года, мне показался не совсем обыкновенным и нормальным. Большинство европейцев, прибывающих к нам осенью, почти тотчас же заболевают малярией, и жизнь очень многих угасает еще раньше того времени, когда ветры меняют свое направление.
Однако, по какой-то счастливой игре случая, ничего подобного со стариком и с его дочерью не случилось. Остановившись на самое короткое время в Палембанге, городе на юге Суматры, расположенном по обе стороны реки Моэри, по которой подымаются самые большие корабли, ван ден Вайден наметил себе путь к востоку и вскоре, держась первоначально южного берега Кампара, достиг реки Индрагира, по руслу которой и дошел до озера Сингарах. Местность эта принадлежит к числу самых нездоровых клочков земного шара, и даже населявшие ее когда-то дикие племена давно эмигрировали оттуда дальше на восток. Сейчас там безлюдная пустыня и, право, я затруднился бы ответить на вопрос, что могло заставить старого джентльмена совершить его безумный поступок!
Правда, для палеонтологов отлогие берега рек Индрагири и параллельных ей Кампара и Сиака — клад, так как текут они среди еще совершенно неисследованных третичных отложений, но Ян ван ден Вайден понимал в палеонтологии не больше, чем я в салонных танцах!
Вы извините меня за откровенное мнение, мистер Уоллес, но, должен вам признаться, у меня давно уже начало складываться убеждение, что сумасшедший старик определенно искал чьей-то смерти: либо своей, либо… Далее следы его несколько теряются.
