Арсений Малинский - Линия перемены дат
— Да, я не преувеличиваю. Этот Федосов, хотел он или не хотел, своим непростительным безрассудством в легкомыслием пустил на границу врага. Мы еще не знаем, какое место занимает этот враг в общей преступной цепи, но что это враг — у меня нет сомнений. Прикажите привести Галузову-Федосову…
— А если я вам скажу, что Зоя Александровна Галузова нашлась. Что вы будете говорить?
Молодая женщина привычным кокетливым жестом поправила пышную прядку волос и спокойно посмотрела на полковника.
— Ничего не могу сказать, потому что я никуда не терялась. Я перед вами.
— А эту женщину вы знаете? — поднес ей фотографическую карточку Горин.
— Конечно, ведь я женщина. И каждый день смотрюсь в зеркало. Это женская извинительная привычка.
— Где ваш ребенок?
— Я не хочу вам отвечать на такой вопрос. Это мой ребенок. Достаточно того, что он жив. Мой ребенок никакого отношения к вашим грязным делам не имеет.
Трофимов заметил, как рука полковника на миг потянулась к очкам. Потом Горин отдернул руку.
— Объясните, пожалуйста, как вам удавалось скрывать беременность и где вы родили ребенка?
Зоя Александровна негодующе поднялась.
— Какое вы имеете право! Это моя личная жизнь… — зарыдала она.
— Придется отвечать.
Плечи женщины вздрагивали несколько минут. Потом она подняла заплаканное, сразу ставшее некрасивым лицо и тихо проговорила:
— Хорошо. Вы пожилой мужчина и должны понимать; если женщине нужно скрыть свой позор, она всегда это сумеет сделать. А имени женщины, которая мне помогла, я называть не буду.
— Тогда я назову ее вам. Это врач детского приемника в Курганске. Лобзикова Раиса Михайловна. Помните? Она вам помогала выбирать ребенка. Хотите знать какого? Скажу только: год назад мальчику было около двух месяцев, называли Сашей, вес 5 килограммов 400 граммов. Верно?
— Это гнусная ложь и издевательство над невинным человеком!
Трофимову стало не по себе. Он отвернулся, боясь, что Горин догадывается о его мыслях. Но полковник продолжал в упор смотреть на Зою Александровну.
— А как же с ампулой?
— Я хотела умереть, когда меня бросил муж. Тогда в достала у знакомого аптекаря эту ампулу.
— «Оставим пока в покое этого мужа-призрака. Почему вы носили ампулу в бретельке комбинации здесь, на Востоке? Жизнь у вас наладилась. Неужели тоже хотели умереть?
— Нет. Я просто забыла о ней.
— А кто вас научил зашивать ее в бретельку?
— Я имею высшее образование и привычку читать разные книги. Надеюсь, это вам не покажется преступным. Из книг можно узнать многое.
— Так там это делают люди, которым ежеминутно грозит провал. А вам? Ведь вы порядочный человек… Ладно, вижу, ответить не сможете. Скажите, как случилось, что яд в ампуле такой же, каким был отравлен старший матрос Перевозчиков?
Взволнованное, покрасневшее лицо молодой женщины моментально побледнело. Теперь в ее голосе слышалась неподдельная дрожь.
— Вы не смеете! Я любила его.
— Нет, смею. О чувствах говорить сейчас не время и не место. Да и не с кем говорить. Вы убили его, — отчеканил Горин, сам побледнев. — Уничтожили чистую светлую жизнь. Он был виновен только в том, что сослепу от любви не разглядел, кто вы…
Зоя Александровна, рыдая, приникла к валику дивана.
— Не надо истерик. Зрители не поймут вашего искусства. Кстати, для сведения: у Лисовского — вашего «шмеля» — тот же яд обнаружен в тайнике под подоконником.
— Оставьте меня. Я ничего не знаю. Не пытайтесь сделать меня тем, кем я никогда не была. Ничего не выйдет. Поняли? — голос женщины сорвался. Она закусила губу.
— Я хочу очистить имя честной, убитой ради вас, советской женщины-учительницы Зои Александровны Галузовой от скверны, которой вы его заразили. Вы правы. Мы еще не знаем, кто же вы в действительности. Но мы это будем знать. Можете не сомневаться.
— Знаете, полковник, пока это пустые разговоры. У меня нет другого имени, кроме того, которое мне дали при рождении. Ваши предположения обидны, но в вашем трудном положении вас можно извинить. — Зоя Александровна окончательно оправилась и спокойно, с легкой усмешкой в углах красиво очерченных губ смотрела на Горина.
— В вашем положении я бы не улыбался.
— Почему бы нет? Встреча с такими интересными людьми уже доставляет удовольствие. Жаль, что я ничем вам не могу помочь. Это сейчас. А потом я буду жаловаться на незаконные действия органов, следствия. Будьте уверены. А Федосова вы совсем зря теребите. Ведь это — теленок, — с нескрываемым презрением закончила женщина.
29. НЕУДАЧА
Может быть, в другое время и при других обстоятельствах капитан 3 ранга Колдуэлл размышлял бы дольше и решал осмотрительнее.
— Но ведь надо делать дело! Слово — есть слово. Чек на десять тысяч таллеров в кармане куртки. Считай, Бетти, это наш, совсем наш, дом в кармане, — мысленно обратился он к далекой жене. — А советский командир пусть покрутится, поищет. Штурман, право руля!
— Есть, кэптен! — ответил Мерит и бросил рулевому: — Право руля!
— Есть, лейтенант!
— Следите за прокладкой. Это будет игра вслепую. Как кошки с мышкой. Так, как на прошлых маневрах, где вы, Мерит, получили отличие.
Колдуэлл уводил лодку далеко в океан, возвращался назад, кружил, уходил на большую глубину, стопорил моторы, и тогда лодка бесшумно дрейфовала на юг под водой. Шесть часов длилась такая игра…
— Пожалуй, закружили, заставили красных бросить наблюдение. Я не завидую русскому командиру. Трудно, было ему уследить за нами. Интересно, что думает сейчас командир сторожевика? — самодовольно заявил Колдуэлл вошедшему в центральный отсек Бэндиту. — Заставил я его попотеть и поломать мозги… Продуть систерны.
Лодка медленно всплыла на перископную глубину. Колдуэлл, прищурившись, напряженно всматривался.
— Годдэм! Где он?
— Кто он? — осведомился Бэндит.
— Советского сторожевика нет! Море пустынно. Вы правильно вели прокладку, лейтенант? Не уклонились ли мы в сторону? — подозрительно покосился командир на Мерита.
— Ручаюсь, кэптен. Как за вас…
— Не болтайте лишнего, — оборвал его Колдуэлл. — Где мы?
Мерит назвал координаты.
— Включить эхолот!
Зеленые перебегающие искорки на экране прибора мельтешили против цифры «40».
— Правильно. Мы у входа в коридор.
Ночью по нащупанному хищниками из Соединенных территорий еще во время свободного хозяйничанья иноземцев у берегов царской России подводному коридору между двумя грядами рифов у побережья Колдуэлл провел лодку к нашему берегу.
