Луи Буссенар - Французы на Северном полюсе
После урагана неожиданно наступило затишье, будто природа устала после неистового разгула.
Небо было ярко-голубым, ослепительно сверкал снег, освещенный солнцем.
Двадцать третьего марта термометр показывал минус 26°, но уже чувствовалось приближение переходного периода, самого благоприятного для передвижения на санях.
Морозы еще могли усилиться, и все-таки природа пробуждалась от зимней спячки.
В апреле бывает до минус 30°, а то и до минус 35°, как отмечали спутники Грили лейтенант Локвуд и доктор Пави.
Появилась над кораблем чайка, и матросы обрадовались ей, как первой ласточке у себя на родине.
Однако радость оказалась преждевременной. Чайки появлялись и сразу улетали к югу.
Охотники и рыболовы возвращались с пустыми руками. Тюлени не показывались, так же, как и медведи. Верный признак того, что морозы вернутся. Именно поэтому и возвращались чайки-разведчицы на юг.
Двадцать четвертого марта не случилось ничего примечательного. Капитан по-прежнему оставался спокоен, но долго совещался со своими помощниками. О чем, этого пока никто не знал.
В двенадцать дня Констан Гиньяр и один из матросов-басков заметили, что к «Галлии» приближается человек, закутанный в меха так, что лица не было видно.
Экипаж был весь на месте. Значит, шел кто-то чужой.
Гиньяр, как положено по уставу, вскинул винтовку.
— Стой! Кто идет?
— Друг.
Незнакомец не был вооружен.
— Пропуск!
Никаких пропусков и паролей не было. Но Гиньяр стоял на своем.
Неизвестный не понял, чего от него требуют, и, помолчав, сказал:
— У меня письмо к его превосходительству капитану корабля.
— Ладно, насади тогда свое письмо на кончик моего штыка, отойди в сторону и жди ответа.
Незнакомец удивился, но спорить не стал и насадил письмо на штык. Гиньяр с гордым видом от сознания выполненного долга понес письмо д’Амбрие.
— Капитан! Пришел человек «оттуда», принес записку.
— Давай сюда!
Д’Амбрие быстро вскрыл конверт и пробежал глазами несколько строчек, написанных ровным, аккуратным почерком.
«Я, нижеподписавшийся, начальник экспедиции на Северный полюс, имею честь просить капитана корабля «Галлия» принять меня.
Это в интересах обеих команд.
С выражением глубокого уважения и заверением в глубоком почтении
Юлиус А. ПРЕГЕЛЬ».— Бершу, прочти-ка эту высокопарную ерунду!.. И вы, доктор, и вы, Вассер, ознакомьтесь! Гиньяр, ты здесь?
— Здесь, капитан!
— Подожди минутку!
Капитан взял лист бумаги и написал:
«Капитан «Галлии» готов принять господина Прегеля в 2 часа.
Д’АМБРИЕ».— Возьми эту записку, Гиньяр и отнеси незваному гостю.
Гиньяр вернулся на палубу, с очень серьезным видом наколол записку на штык и, протянув его немцу, крикнул:
— Эй, вахмистр[98], держи своего цыпленка и дуй отсюда!
Капитан предпочел поговорить с Прегелем наедине.
Распорядившись отделить уголок в общей каюте, д’Амбрие пригласил к себе всех членов экипажа и сказал:
— Друзья, начальник немецкой экспедиции изъявил желание переговорить со мной. Вероятно, у него есть на то серьезные причины, и я готов его принять. Не стоит отказываться, учитывая тяжелые обстоятельства, в которых оказались сейчас наши команды. Через полчаса он будет здесь. Полагаю, нет надобности напоминать, что капитан Прегель — официальное лицо, парламентер, а к тому же наш гость. И вы ни словом, ни жестом не должны его оскорбить. Итак, надеюсь на ваше благоразумие.
Без четверти два дозорный объявил, что приближаются сани с тремя седоками.
Прегель с важным видом вылез из саней и обратился к своим спутникам тем надменным тоном, каким немцы обычно разговаривают с подчиненными:
— Никуда не отлучайтесь и ждите моего возвращения.
Д’Амбрие встретил немца, как положено, при входе на палубу и, ответив на его приветствие с вежливостью человека из высшего общества, не лишенной некоторой надменности, жестом пригласил войти.
— Разрешите поблагодарить за то, что не отказали в моей просьбе. Признаться, я ждал отказа.
— Почему, господин Прегель? Разве мы — враги? Мы — просто соперники. Кроме того, в своем письме вы упомянули об «общих интересах»… Если речь идет об интересах дела, а не об эмоциях, я выслушаю вас с величайшим вниманием.
— Ваши слова позволяют мне начать разговор без обиняков.
Итак, прощупав друг друга, как в поединке, когда соперники скрещивают шпаги, Д’Амбрие и Прегель спустились в каюту и сели за стол.
— Как вам известно, капитан, — начал немец, отчетливо произнося каждое слово, — вначале обстоятельства благоприятствовали мне в нашем состязании. Я сразу нашел хорошо оснащенный для плавания в северных водах корабль, с отличной командой, а также прекрасных сотрудников и смог выйти в море на целый год раньше вашей экспедиции.
— Мне остается только поздравить вас, — ответил д’Амбрие.
Прегель поклонился и продолжал:
— Это еще не все. Весна тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года позволила мне продолжить маршрут на санях и на моторной лодке. Я прошел дальше лейтенанта Локвуда, до восемьдесят шестого градуса двадцати одной минуты северной широты, и поставил там пирамиду.
— Вы достигли замечательных результатов! Превзошли американских и английских исследователей! Счастлив иметь такого сильного соперника. Нам до вас далеко.
— Однако движение льдов…
— Не считаете ли вы, что именно оно приблизило вас к полюсу, поскольку ваш корабль, так же, как и мой, двигался вместе со льдами?
— Да, несомненно. И теперь мы идем, как говорят англичане, «голова в голову». Движение льдов позволило обоим кораблям достигнуть восемьдесят шестого градуса северной широты!
— Однако я не считаю это своим вкладом в полярные исследования, потому что за меня действовал ледяной барьер! Так что пальма первенства принадлежит вам, ибо, по вашему утверждению, вы достигли восемьдесят шестого градуса северной широты, что еще не удавалось ни одному исследователю. На том и договоримся. А теперь продолжайте!
— Еще несколько слов. Они имеют прямое отношение к моему визиту.
Случилось так, что фортуна от меня отвернулась.
Тяжело заболел в походе мой спутник, нашу моторную шлюпку затерло во льдах, и я в полном изнеможении, можно сказать, умирающий, дошел до своего корабля. К счастью, он оказался на месте.
